на это были.
– Иногда после наших собраний мне приходится отменять остальные встречи, – бесстрастно произносит Леон. – Что ты хотел?
– А почему? Разве на собраниях не только у нас ворох новых задач появляется? – падает в кресло напротив Том. – Не помню такого.
– Потому что у меня не остается сил на других людей. Слишком много приходится тратить, чтобы сломать ваше сопротивление.
– Ой, да какое из нас сопротивление, так, кучка подростков-повстанцев, – пытается сгладить углы Том.
– Конечно, – сухо отвечает Леон. – Для чего ты пришел?
– Извиниться, – разводит руками он. – За утренний скандал. Я хватил лишнего.
– Ладно, извиняйся.
– Вот так, значит, – Том закидывает ногу на ногу и критично оглядывает серое пятно на кроссовке, – я к нему с инициативой, со всей, можно сказать, душой…
– У тебя явно заготовлена речь.
– Слушай, я не хотел сраться, – поднимает руки он. – Просто не позавтракал, пришел злой как собака, вот и сорвался. Сам посуди: сижу голодный, желудок в трубочку сворачивается, а ты держишь меня и не даешь добраться до еды.
Том даже представлять не хочет, насколько тупо это звучит. Другое объяснение почему-то не придумывается.
– И как, поел?
– Ага. Вкусно – пальцы сожрешь. Теперь вот приехал сытый, добрый, размякший – из меня снова можно вить веревки.
– Кстати, где ты был? – с иронией спрашивает Леон.
– Знаешь рынок морепродуктов в Гарлеме?
– Прости, где? Ты ездил в Гарлем?
– А почему нет? Там рядом с рынком охеренный ресторанчик. Ну так мир?
– Том, я не понимаю, что с тобой происходит. За последние полгода ты стал другим работником и, что пугает меня еще сильнее, другим человеком. Как будто я пропустил что-то очень важное в твоей жизни.
Медленно оторвав взгляд от кроссовки, Том поднимает его на Леона. Тот с интересом наклоняет голову, как большая мудрая собака. Идеальный момент, чтобы рассказать о своем раке: считай, ему задали прямой вопрос.
– Ты обижен на компанию? – не дает Леон и рта раскрыть. – Я слишком давлю, или тебе снова не хватает денег на собственные увлечения, или кабинет Женевьев продолжает быть острой темой? Что именно не так?
Момент исчезает. Интересно, а в жизни самого Леона может происходить хоть что-то, кроме компании? Вряд ли: его больше ничего не волнует. Даже то, что Том с трудом работает последние пару месяцев, он списал на мнимую обиду? Как будто ему десять, господи.
В мире Леона Гамильтона есть «Феллоу Хэнд» и вещи, которые помогают ему пережить проблемы в «Феллоу Хэнд». Он даже на футболе говорит о работе. И помимо этого проклятого офиса, завода в Китае и чистой прибыли ничего не существует. Даже их братство сейчас кажется каким-то отголоском прошлого: каждый теперь в своем углу, бодается со своими проблемами.
– Ничего такого, – немужественно сипло отвечает Том. – Просто… Не знаю, как объяснить.
– Попробуй, пожалуйста. Потому что я начинаю беспокоиться.
– У меня кризис идей, – находит красивую причину он. О, это можно разогнать. – Сам посмотри, мы больше полугода варимся в каком-то дерьме. Ты говоришь мечтать, я мечтаю, мы считаем – говно. Ты говоришь приземлиться, я приземляюсь, приношу – говно. Я уже во сне ебучие проблемы перебираю, просыпаюсь в поту. При этом идей в целом дохуя, но они все или не подходят, или дорогие, и мы задерживаем их разработку, потому что выбрали свою, – показывает кавычки пальцами Том, – норму бюджета. А мне что делать? Я между тобой и ебаным рынком как гондон против ветра: тянусь, не рвусь, но товарный вид теряю.
Леон морщится от этого сравнения, но все-таки кивает:
– Ты видишь выход?
– Ясен хер. Но он тебе не нравится.
– Озвучь.
– Давай возьмем уже этот сраный столик как основной продукт на корпоративные продажи. А мы параллельно выведем на рынок все идеи, которые я украл в Китае.
– Там просто мелочи.
– Полезные мелочи. Те же подушки для детей – чисто наша тема. Раз «Джей-Фан» покупают мамашки, значит, детские приблуды с нашим логотипом тем более расхватают.
– И что ты видишь в перспективе? Упрощение нас как бренда?
– У меня есть кое-что в голове, – нехотя признается Том. – Боюсь говорить, там нихера не гарантирован успех. Более того, я сам не могу обещать, что это возможно. Но если получится, мы с тобой поднимемся на недосягаемый уровень.
– Что-то новое, – устало трет глаза Леон. – Можешь хотя бы намекнуть?
– Там хер намекнешь. Но я недавно общался с ребятами из Ингольштадта, которые и натолкнули на идею. У них не полетело, но, мне кажется, они не оттуда заходили.
– Ладно. Что тебе нужно, чтобы получилось?
– Ничего особенного. Просто оставьте меня в покое месяца на три. Весь отдел будет работать как обычно, задач хватит до самого не могу. Майя подхватит, а мы ей премию. В то же время я проведу больше времени у себя.
– Договорились, – кивает Леон.
– Серьезно? Можно было просто предложить?
– Да, Том. Просто сесть и поговорить нормально.
Может, у них получится обсудить и…
– Для меня важно, чтобы мы двигались, понимаешь? Даже если нужно для этого сделать пару шагов назад, ведь без развития компания заглохнет. Если ты веришь в свой проект, я верю в тебя. Ты же молодой британский гений, помнишь?
– Еще бы, – болезненно улыбается Том. – Такое не забудешь.
Как, интересно, перестать быть молодым гением и снова стать его братом? К черту, это вопрос не сегодняшнего дня. Пока стоит притормозить и порадоваться тому, что уже получилось: просто помириться.
Когда-то он был примерно таким же: человеком, живущим в офисе круглосуточно, с рабочей неделей по восемьдесят часов. Здорово, что в жизни появилась Кэтрин, которая вытащила его из этой бесконечной карусели задач и проблем, показала, как на самом деле может выглядеть мир.
Черт, он же хотел заехать за ее подарком на день рождения. А еще пообещал не задерживаться. Как это теперь успеть-то?
– Том, ты был у врача? – напоминает Леон.
– А, ну да. Как я сказал, давление. Купил себе баночку таблеток, – трясет сумкой он, – завтра буду как новенький.
– Если тебе нужна помощь…
– Кстати, нужна, – пользуется моментом Том. – Я сегодня без встреч, так что свалю пораньше к себе в гараж. Там пара деталей приехала.
– Окей, – кивает Леон. – Считай, что на три месяца у тебя карт-бланш.
* * *
Тому удается проснуться раньше Кэтрин: вымотанная рабочей неделей, утром она только недовольно ворчит и переворачивается на другой бок. Сама-то хоть помнит о своем дне рождения? За все время они ни разу не обсуждали его, как и празднование или даже сам факт.
Сегодня его жена становится старше него. Забавное ощущение: через полтора месяца
