— Секунду. Я хочу в последний раз взглянуть на «Марлоу». — Он судорожно сглотнул и посмотрел на шхуну долгим, тяжелым взглядом. Его глаза наполнились слезами, которые он не пытался скрыть. — Я вложил в эту лодку все свои деньги, — выдавил он, сдерживая рыдания. — И почти всю свою любовь.
— Знаю. Я знаю. — Я чувствовала его горечь. Она была мне знакома. Я тоже вложила кучу денег и любви в Маплбарк, и он тоже затонул. — Все будет хорошо, — сказала я, пытаясь убедить и Кулли, и самое себя. — Мы справимся. Обязательно.
— Обязательно, — эхом откликнулся Кулли.
— Как демерол, действует?
— Немного.
— Тогда можно грести?
— Да, но сначала найди сигнальную ракету в аварийке.
Я достала сигнальную ракету, не имея никакого понятия, что с ней делать.
— Выстрели в воздух, как из пистолета, — объяснил Кулли. — Если береговая охрана нас ищет, они ее заметят.
Я выстрелила. Ракета улетела в небо.
— Это все, что мы можем сделать, Сонни, — сказал Кулли. — Пора отплывать.
Он еще раз посмотрел на «Марлоу», после чего переключил свое внимание на меня.
— О'кей, дружище. Начинай грести.
— Куда? — спросила я, беря весла.
— В Брэнфорд.
— Я ни разу не была в Брэнфорде. Как я узнаю это место?
— Просто греби, пока не увидишь землю.
— Ну, это пара пустяков, — сказала я и начала грести. И гребла, гребла.
Через полчаса гребли мышцы моего пресса болели нестерпимо, ладони покрылись волдырями, а спина вообще ничего не чувствовала. К тому же меня начала пробирать дрожь.
Я посмотрела на Кулли. Он лежал на дне шлюпки с закрытыми глазами. Его тело ослабело от боли и перенесенных испытаний. Волна любви охватила меня. Я отпустила весла, открыла аварийку, достала одеяло и укрыла его. А потом снова стала грести.
Я пыталась развлекать себя шутками. Я рассказывала сама себе анекдоты, загадывала загадки и придумывала шуточные стишки, один неприличнее другого.
Потом я попыталась представить, что нахожусь в клубе здоровья Лэйтона и занимаюсь на тренажере. Я думала о том, каким плоским будет мой живот после этой гребли и какими красивыми станут у меня мышцы рук.
А еще я думала о тех приятных вещах, которыми мы займемся с Кулли, когда будем спасены — от похода в кино с остановкой в закусочной, до слушания судебного заседания штата Коннектикут, на котором Бетани приговорят к поджариванию на электрическом стуле.
Кроме того, я возносила хвалу Господу. Я благодарила Его за ту шлюпку, что спасла нас с Кулли. Я благодарила Его за демерол, который, кажется, облегчил Кулли боль. Я благодарила Его за все те летние каникулы, что провела в лагерях, без которых никогда бы не научилась грести. Я даже придумала такую игру — благодарности, воздаваемые Господу в алфавитном порядке («Спасибо за то, что есть Америка», «Спасибо за тот берег, что приближается с каждой минутой»… «Спасибо за Кулли» и так далее)
Потом я начала петь. И знаете, что я пела? Рок, песни из фильмов, рекламные заставки и тому подобное. Ну и что. Да, голос у меня неважный, но Кулли был в глубокой отключке и ни на что не обращал внимания.
«Вдоль по ручью греби, греби, греби», — распевала я, думая о том, пробовал ли тот, кто написал эту песню, проплыть на шлюпке через пролив Лонг Айленд. «Сладкие мечты зови, зови, зови».
Мечты!
Я гребла и пела на пронизывающем до костей ветру пролива в течение двух часов. Вдруг я увидела, что к нам приближается моторная лодка.
— Кулли! Кулли, проснись! — закричала я, дергая одеяло.
Он повернулся, открыл глаза, сморщился от боли и снова закрыл глаза.
— Кулли, ну давай же. Послушай меня. — Я еще раз дернула за одеяло.
— А? Что? Где мы? — пробормотал он. Похоже, что он был таким сонным от лекарства. Или от шока.
— Думаю, нас сейчас спасут, — сказала я. Я надеялась, что надежда не оставит меня, даже если эта моторная лодка окажется одной из тех галлюцинаций, которые бывают у моряков от длительного пребывания в море.
К счастью, катер береговой охраны, плывущий к нам, оказался не галлюцинацией.
— О, слава Богу! — по привычке воскликнула я. У нас с Богом установились уже довольно близкие отношения. — Они нашли нас! Они действительно нас нашли!
На катере находились шестеро мужчин — два старшины и четыре моряка. Они были такими заботливыми и так помогали нам, что мне захотелось пригласить к себе домой всех шестерых.
Они дали нам одеяла, горячий кофе, привязали нашу шлюпку к своему катеру и отвезли в порт Нью Хэйвен, откуда скорая помощь доставила нас в больницу.
В больнице мне поставили диагноз «переохлаждение и боли в спине». Но что доставляло мне особое беспокойство, так это волдыри на ладонях. Кулли, бедняга, попал в хирургическое отделение, где занялись его сломанной ногой.
— Он останется здесь на ночь? — спросила я у медсестры.
— Боюсь, что да, — ответила она.
Я дождалась, пока Кулли не вывезли из хирургического отделения и не отправили в палату. Палата располагалась на седьмом этаже. Ее стены, занавески и покрывала на кроватях были тошнотворно зеленого цвета. Я никогда не понимала, почему в больницах не любят другие цвета. Неужели тошнотворный зеленый цвет ассоциируется у врачей со здоровьем и благополучием?
— Эй, Сонни, девочка моя, — проговорил Кулли слабым голосом, открыв глаза.
— Привет, — прошептала я. — Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно. А ты? Ты столько гребла.
— Да, но подумай, какими большими станут мои груди после этого! От гребли развиваются мышцы грудной клетки.
Он улыбнулся.
— Мне нравятся твои груди, и я не хочу, чтобы они развивались.
— Спасибо. Мне твои тоже нравятся.
Тут я вспомнила, что мы не одни, и покраснела. За зеленой занавеской лежал сосед Кулли по палате.
Я отогнула штору и украдкой взглянула на этого мужчину. Он крепко спал, но я тут же узнала его.
— Кулли! — зашептала я. — Ты ни за что не угадаешь, кто твой сосед по палате.
— Ты права, — сказал он. — И кто это?
— Доктор Вейнблатт. Психоаналитик Сэнди.
Что доктор Вейнблатт делал в госпитале Нью Хэйвена, подумала я. Потом я вспомнила, что у него дача в Гилфорде, и, возможно, с ним что-то случилось во время отдыха там.
— Что с доктором Вейнблаттом? — спросила я у одной из медсестер.
— Один из пациентов пытался убить его, — ответила она. — Он бросил в окно его спальни бутылку с «коктейлем Молотова»[71].
— Он сильно пострадал? — Я никогда не считала доктора Вейнблатта опытным психоаналитиком (ради всего святого, взгляните на Сэнди), но никогда не желала ему ничего плохого.
