насчет твоей лапушки-жены я сильно сомневаюсь. Вряд ли она собирается кормить грудью.
Я сжал зубы. Она заметила сразу же.
– Больная тема? Не беспокойся, большой Ка, я с таким сталкивалась. Пообещай ей, что купишь ей новый набор сисек, как только все закончится, и она одумается.
Я склонил голову набок. Не такая уж плохая идея.
Я проследовал за ней в примерочную.
– Итак, – сказал я, облокачиваясь на стену перед кабинкой. – Как…
– У нее все замечательно.
Я кивнул, глядя в пол.
– Она…
Кэмми выскочила, крутясь по кругу в голубом платье.
– Даже не утруждайся примеркой остальных, – сказал я.
Она послала зеркалу воздушный поцелуй и кивнула:
– Ты совершенно прав.
Дверь примерочной захлопнулась. Минуту спустя она вышла с одеждой на сгибе руки.
– Что ж, получилось довольно легко.
Я проводил ее до кассы, наблюдая, как она вытаскивает из кошелька кредитную карту.
– Теперь только подарок и туфли, и я готова к торжеству.
– Еще раз, для чего тебе нужно платье?
Она подняла на меня глаза, и на губах ее заиграла язвительная ухмылка.
– А я не упоминала? – невинно прощебетала она. – У Оливии скоро свадьба.
Мое тело пронзила дрожь потрясения. Цвета вокруг вдруг перетекли друг в друга, полосонув по зрачкам. Меня затошнило; грудная клетка сжималась все сильнее с каждой секундой. Губы Кэмми шевелились, она говорила о чем-то, но на меня накатила глухота, и пришлось встряхнуть головой, чтобы услышать ее.
– Что?
Она усмехнулась, откинув за плечо белокурую прядь, а затем сочувственно похлопала меня по руке.
– Больно, да, ублюдок?
– Когда? – выдохнул я.
– Не-не. Этого я тебе не скажу.
Я нервно облизнулся.
– Кэмми… только скажи, что это не Тернер.
Ее лицо просветлело:
– Не-а.
Пружина внутри меня слегка расслабилась. Лишь слегка. Я ненавидел Тернера. Никогда не встречался с ним, но слухов ходило достаточно.
– Ноа Штейн, – сказала Кэмми, ухмыляясь. И сделала большие глаза. – Смешная история. Они познакомились в той спонтанной поездке в Рим. Помнишь? Той самой, когда она обнажила перед тобой душу, а ты ее послал.
– Все было совсем не так.
Она дернула губами и покачала головой, будто я разочаровал ее.
– Ты проворонил свой шанс, большой парень. Судьба ненавидит вас, ребята.
– Тогда Леа только потеряла ребенка, а ее сестра пыталась покончить жизнь самоубийством. Я не мог оставить ее в такой момент. Я просто пытался в кои-то веки поступить правильно.
Она вздрогнула, глядя на меня.
– Леа была…
Ее голос начал затихать, глаза остекленели. Я склонил голову к плечу.
– Леа потеряла ребенка? – повторила она. В ее взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня приблизиться к ней.
– О чем ты умалчиваешь?
Она поджала губы.
– Когда вы с Леа полетели в Рим, вы пытались завести ребенка снова?
Кэмми славилась своим умением задавать неудобные вопросы, но даже для нее это было слишком личное.
– Нет. Мы просто взяли паузу. Хотели отвлечься… ото всего. Пытались разобраться с…
– Со своим браком, – закончила предложение она.
– Зачем ты задаешь эти вопросы?
Она внезапно подняла взгляд от участка пола, на котором словно бы зациклилась.
– Просто интересно. Мне пора.
Она потянулась ко мне, чтобы поцеловать в щеку, но что-то во всей ситуации меня смущало. Кэмми – нахальный вулкан, готовый взорваться в любую секунду, и если она ведет себя неловко, что-то совершенно точно не так.
– Кэмми…
– Не надо, – оборвала меня она. – Она счастлива. Она выходит замуж. Отпусти ее.
Она уже развернулась, чтобы уйти, но я перехватил ее за запястье.
– Однажды ты говорила мне то же самое, помнишь?
Она побледнела и отдернула руку.
– Просто скажи когда? – взмолился я. – Пожалуйста, Кэмми…
Она сглотнула.
– В субботу.
Я закрыл глаза, обессиленно роняя голову на грудь.
– Пока, Кэм.
– Пока, Калеб.
Кренделей для Леа я так и не купил. Сел обратно в машину, поехал к пляжу и опустился в песок, глядя на волны. Леа звонила пять раз, но я перенаправлял ее на голосовую почту. До субботы оставалось два дня. Она наверняка была сама не своя: она всегда сходила с ума, стоило крупному изменению в жизни замаячить на горизонте. Я потер грудную клетку: та ощущалась тяжелой.
Я долго наблюдал за влюбленными парочками, прогуливающимися вдоль берега, держась за руки. Для купания было довольно поздно, но дети плескались на мелководье, брызгая друг на друга водой. Спустя несколько недель у меня будет собственный ребенок. Мысль ужасала и воодушевляла одновременно – похоже на то, как чувствуешь себя перед самым стартом американских горок. С единственной разницей: эти американские горки продлятся восемнадцать лет, а я не испытывал ни малейшей уверенности в том, что мой партнер по вагону на самом деле хотел быть матерью. Концепты вещей зачастую нравились Леа больше самих вещей.
Однажды, когда мы только поженились, она принесла домой щенка колли, убаюкивая его в объятиях.
– Я увидела его на витрине зоомагазина и не смогла устоять, – сказала она. – Мы можем все вместе выходить на прогулки вечерами, а еще сделаем для него специальный ошейник, с именной гравировкой.
Невзирая на мои изначальные сомнения в том, что собака останется дома надолго, я улыбнулся и помог ей выбрать для щенка имя – Тедди. На следующий день, вернувшись с работы, я обнаружил, что квартира завалена собачьими принадлежностями: пищащими гамбургерами, мягкими игрушками и мелкими светящимися теннисными мячиками. Разве собаки различают цвета? – задумался я, поднимая с пола один из них и изучая его. Тедди получил пушистую кровать, ошейник со стразами и выдвижной поводок. Даже на питьевой миске и миске для еды было его имя. Я с ужасом позволил увиденному уложиться в голове, наблюдая за тем, как Леа измеряет полчашки корма и пересыпает его в собачью миску. Целых два дня она закупалась вещами для нашего нового щенка, но я не помню, прикасалась ли она к нему хоть раз. На четвертый день Тедди исчез. Леа отдала его соседу, заодно со светящимися теннисными мячиками.
– Он устраивает беспорядок, – сказала она. – Не могу же я дрессировать его на дому.
Я даже не стал объяснять ей, что ни одного щенка не приучишь к домашним условиям за три дня. И так Тедди и пропал, еще до того, как мы успели бы сходить с ним на прогулку. Господи боже, только бы ребенок не оказался для Леа таким же щенком.
Я встал, стряхнув песок с джинсов. Нужно было возвращаться домой – к жене. К жизни, которую я выбрал или которую выбрали за меня. Я уже не понимал, где начинались и где заканчивались мои собственные решения.
Суббота. Я сказал Леа,
