что расслабься и забудь о моих проблемах.
Фанни простерла руку; пожатие совершенно успокоенного Лэнкса было почти теплым. Какое облегчение увериться, что от тебя ничего не требуется! Жаль только, что он не проявил больше готовности помочь, что его участие свелось к напоминанию о Скеффингтоне, но ведь Лэнкс еще не знал, что Фанни не нуждается в деньгах.
– Что ж, до свидания, моя дорогая Фанни, – благодарно произнес Лэнкс. – У меня сегодня и впрямь очень напряженный день. Но если ты почувствуешь…
– Нет, чувствовать я больше не стану, – заверила Фанни Лэнкса провожая до двери. – Отныне я буду действовать.
– Вот и правильно. Совсем как в былые времена, не правда ли? – Лэнкс повернулся к Фанни, взглянул почти весело – теперь, когда до спасительной двери оставалась пара шагов.
– Правда, – подтвердила Фанни.
– Как насчет партии в шахматы? – игриво продолжал Лэнкс, кивая на шахматный столик, что стоял на прежнем месте.
– Почему бы и нет, – улыбнулась Фанни и взяла колокольчик.
У двери Лэнкс замешкался.
– Я серьезно, Фанни: если могу что-то для тебя сделать…
– Я поняла. Очень мило с твоей стороны.
На пороге возникла Мэнби.
– Ну, Фанни, до свидания.
– До свидания, Перри.
Вот и все.
Вот и все.
Буравя взглядом дверь, по другую сторону которой Лэнкс вприпрыжку, словно школьник после уроков, бежал вниз по лестнице, Фанни впервые заподозрила, что судьбе вздумалось сделать из нее мужчину. Неприятная метаморфоза для той, что родилась женщиной, но как иначе истолковать эти последовательные нокауты? Встань на ноги; прими, как подобает джентльмену, тот факт, что все преходяще, – вот истинный смысл нокаутов.
А если так, первым делом Фанни должна бросить эту привычку – хвататься за мужчин. Каждый бывший возлюбленный неминуемо превращается в соломинку. Плачевно само по себе, но еще плачевнее выглядит женщина, которая за эти соломинки хватается. От Фанни этого больше не дождутся. Она будет вести себя по-мужски. Но какое, однако, расточительство – впустить ее в жизнь женщиной, чтобы затем превратить в мужчину.
Собрав в кулак гордость, мужество, отвагу, волю – качества, вспомнить о которых советовал Лэнкс; качества, которые она, любившая уют, задернутые шторы и всеобщее благодушие, с готовностью оставила бы настоящим мужчинам, – Фанни прошла к письменному столу, сняла телефонную трубку и сделала первый шаг к маскулинности – то есть занялась делом.
Делом ее на данный момент была прислуга.
– Соедините меня с мисс Картрайт, пожалуйста…
Вопрос прислуги надо решать, и немедленно. Лэнкс? Бог ему судья. Нет ничего эффективнее, чем предоставить разбираться Богу; кто-кто, а Фанни, которая предоставила Богу целый полк поклонников, знала это наверняка. Такие действия никому не по нраву; тут главное – самой не тратить время на переживания. Фанни переживать не станет – так она решила. И даже наоборот – пока разыскивают мисс Картрайт, Фанни попробует благословить на прощание того, кто был ее бесценным Перри, а стал, и вовеки пребудет, просто Лэнксом; пусть благословение получится даже не слишком сердечное, пусть… Нет, не получается.
– Мисс Картрайт! Что? Это не мисс Картрайт? Найдите ее, скажите, чтобы подошла к телефону…
Ладно, «просто Лэнкса» Бог благословит, раз уж он с ним разбирается.
Впрочем, если Лэнкс, и любовь, и красота, и тому подобное (с новой, мужской грубоватостью Фанни использовала выражение «весь этот тарарам») ушли из ее жизни, это еще не значит, что уйти должны и слуги. Вопрос, кому их увольнять, решается на раз – никому. Фанни их простит. Она так решила задолго до того, как мисс Картрайт подошла к телефону. Сначала отчитает их со всей строгостью, даже с суровостью, а потом простит. Это так легко, так приятно, так естественно – прощать. На месте слуг Фанни и сама бы впала в искушение, ведь, как известно, кот из дому – мыши в пляс (она заставила себя произнести «кот», и даже «старый кот» – так угодно судьбе, и никаких поблажек, никаких «кошка из дому», хотя бы даже и «старая кошка». И вообще во всех случаях предпочтительнее милосердие – ничто не склонит Фанни к дисциплинарным методам Джоба…
– А вот и Джоб – легок на помине…
Фанни сама перебила свои мысли, произнесла эту фразу вслух, да еще в тот момент, когда мисс Картрайт вбежала в кабинет на первом этаже и схватила телефонную трубку, ибо Джоб и впрямь был рядом и смотрел на Фанни с упреком, как бы говоря: «А как насчет твоих дисциплинарных методов в отношении меня? Да и после меня, дорогая Фанни (хорошо хоть не «Фанечка-Желанечка»), разве считала ты, что милосердие – предпочтительнее всего?»
– Сейчас мне не до этого, – сказала Фанни вслух, (опять в телефонную трубку), но уже далеко не так нетерпеливо, как у нее вышло бы до унизительной встречи с Лэнксом.
Теперь, после Лэнксовых ледяных глаз-буравчиков – глаз человека, который только и думает, как бы слинять, – Джоб, упорствовавший в том, чтобы появляться рядом с Фанни, вызывал даже нечто вроде чувства успокоения. По крайней мере, Джобу нравится общество Фанни; впрочем, и он, несмотря на свое несходство с прочими обожателями, выделенный из их числа тем фактом, что лишь за него Фанни вышла замуж, если бы увидел ее сейчас, повел бы себя, как остальные…
– Так все и было бы, Джоб, – заверила Фанни, не дав Джобу возразить.
Она по-прежнему говорила в телефонную трубку.
* * *
Три эти фразы, явно адресованные бывшему хозяину дома, повергли мисс Картрайт в экстатическое состояние. Она методично выведывала у Мэнби насчет хозяина. Ответы Мэнби, неохотные, но содержательные, волновали воображение мисс Картрайт, устремляли ее мысль к мистеру Скеффингтону, особенно в последнее время. Неужели он здесь? Неужели мистер Скеффингтон вернулся?
– Прошу прощения, леди Франсес, – пролепетала мисс Картрайт, ибо у нее участилось сердцебиение. – Я не совсем…
– Пришлите ко мне в гостиную Сомса и миссис Дентон, – послышался голос Фанни – деловитый хозяйский голос.
«Вот теперь они попляшут!» – возликовала мисс Картрайт и принялась звонить в колокольчик так энергично, что посыльный примчался бегом.
Он здесь: настоящий хозяин в этом доме, – бывшая жена, не в силах справиться сама, обратилась к нему, и он вернулся, чтобы навести порядок. Мэнби говорила, что рано утром, до прихода мисс Картрайт, которая провела уикенд со своей престарелой матушкой в Пондерс-Энд, на севере Лондона, ее светлость звонила кому-то. Значит, шайку дерзких бездельников ждет нахлобучка и полный расчет – за этим проследит мистер Скеффингтон. Воскресная оргия предстала в ином свете: если ее последствия – возвращение хозяина, она благодать, а не мерзость.
Ибо
