— Тише… тише. Все хорошо, ты дома.
Отзывается сразу, всем телом обмякает, чуть ли не заползает ко мне на колени, прижимается и обнимает за шею. Глубоко вздыхает, теребит мои волосы и, окончательно успокоившись, шепчет:
— Мне нравятся твои кудри…
— Правда? — настороженно отзываюсь.
Роджер кивает, лениво улыбаясь, все еще сонно.
— А я тебе нравлюсь, Брай?
Глядит на меня, невинно хлопая своими длиннющими ресницами, кусает губу и тихонько царапает ногтями мой затылок. Боже, как же это приятно! Готов заурчать, как довольный кот. А еще показать ему, как он мне нравится, до хруста в ребрах, до распухших от голодных поцелуев губ, до протяжных стонов. Но одергиваю себя и, с трудом прочистив горло, полушутливо, полусерьезно отвечаю:
— Нравишься, но ты несовершеннолетний подросток, а я взрослый мужик, в отцы тебе гожусь и даже не мечтай, что я когда-нибудь стану твоим папочкой…
Краснеет и опускает взгляд. Вот же, гаденыш! Ох, вижу, как он об этом не мечтает. Ни единой минуты. Делает робкое движение навстречу, скользит ладонью вниз от груди к моему животу, ловко обхватывает за талию и тянется ко мне. Пытаюсь отодвинуться, но он не позволяет и больно впивается в мой рот. Зажмуриваюсь от неожиданности, ощущаю, как его язык касается моего, и позволяю себе расслабиться, поддаться соблазну, буквально на мгновение. Поцелуй становится все более жадным, сладким и тягучим, и Роджер торопливо взбирается на мои бедра, сжимая их своими. Я обхватываю его руками, стараясь удержать хоть немного безопасного расстояния между нашими телами, но он понимает это по-своему… Он вжимается в меня с такой силой, что я ощущаю наше взаимное возбуждение. И этого достаточно, чтобы оттолкнуть его и вскочить с дивана. Все мышцы затекли, и я невольно морщусь от пронизывающей боли, кидаю укоризненный взгляд на Роджера и сдержанно прошу:
— Не делай так. Нехорошо это… — Облизывает губы и порывается возразить в ответ, но я перебиваю его порыв: — Идем спать, поздно уже.
Выключаю телевизор и кошусь на него. Непонимающе щурится, едва дергает уголками рта и вроде дрожит. Стиснув зубы отворачиваюсь, боясь не сдержаться и кинуться к нему. И спиной чувствую, как он пронзительно смотрит.
Дойдя до дверей спален, как и всегда желаем друг другу спокойной ночи и расходимся каждый в свою комнату. Сегодня я не зайду к нему перед сном. Он застал меня врасплох своим поцелуем, и я слегка растерялся от такого напора. Необходимо успокоиться. Потому что мне не должно было это понравиться, потому что я подобрал его с улицы, и вместо внезапно возникшего влечения, должен испытывать брезгливость, потому что я не имею права связываться с малолеткой.
***
Несовершеннолетние для меня всегда были под запретом. Слишком много эмоций, бушующие гормоны, истерики и ещё целый набор не особо приятных опций. Как ни странно, под этот запрет попадали и мужчины, наделенные физической красотой. Наверное, потому, что невозможно удержать в руках того, на кого любуется каждый встречный, как бы ни хотелось. Наверное, потому, что, не удержав, становится больно… А Роджер сочетает в себе все то, чего я сторонюсь, но опасения, увы, не вызывает.
Он такой ласковый, игривый, как кот, а хватка словно у натасканного бульдога, никакого спасения от него нет. Я так устал от внутренней борьбы, когда мой ум упорствует: «Не смей!», а тело велит: «Делай…». И чем сильнее я теряю самообладание рядом с ним, тем сильнее закрываюсь от него. Если бы он только смог понять, что отталкиваю я его не потому, что… Вовсе не из-за него, а только из-за себя. И как я ненавижу себя за это показное равнодушие.
Вот и сегодня, очередная попытка быть благоразумным с треском проваливается. Да и какой к черту разум, если с одной стороны табу, а с другой — чуть ли не основной инстинкт срабатывает? Я же обещал его не трогать даже пальцем, а теперь хочу не то что тронуть, а зацеловать всего, разложить на любой горизонтальной поверхности, и… Я так с ума сойду от всех этих мыслей.
В квартире темно и тихо, и я лежу без сна… Едва слышны какие-то шорохи, может, это Роджер ворочается в соседней комнате и тоже не может уснуть. Неужели до сих пор так и не привык к нормальной кровати? Помню, как, просыпаясь, находил его спящим на полу, свернувшимся в клубочек от холода. Приходилось будить его и сонного перетаскивать обратно на постель. Помню его дурные сны, от которых подскакивал как ошпаренный, и бежал к нему в комнату, боясь увидеть, как его там расчленяют маньяки. Хорошо хоть сейчас эти кошмары появляются все реже.
А возможно, так же, как и я, думает об этом поцелуе…
Честно говоря, мне и самому непривычно находиться в своей квартире с кем-то еще. За столько лет я примирился с одиночеством и не видел необходимости в постоянном присутствии живого человека рядом. Ни с кем не делил ванную или кухню, очень давно не готовил кому-то завтрак, да и мне никто и никогда, кроме матушки, не готовил, а Роджер, надо отдать ему должное, делает мне по утрам сэндвичи и варит потрясающий кофе, даже турку где-то откопал. И уж тем более я не собирался впускать кого-то в свою жизнь. Работа ни в счет, там все другое — знакомые, но, по сути, посторонние люди. А здесь сейчас этот приблудный мальчишка, хоть и чужой совсем, но уже как будто свой и такой близкий. А ведь был когда-то один единственный…
***
Его звали… Впрочем, сейчас не имеет никакого значения, как его звали. И долгое время, если я слышал это имя, произносимое кем-нибудь вслух, не то, что ему дали родители при рождении, а то, которое он выбрал себе сам (творческий псевдоним, куда же без него в мире искусства!), то всякий раз вздрагивал, и меня бросало в жар. И не сказать, чтобы имя было какое-то популярное. Но почему-то после того, как мы расстались, все чаще попадалось на слух. Прошло почти десять лет, но в памяти до сих пор всплывали какие-то детали — поворот головы, черные, как смоль, закрывающие плечи волосы, задумчивый взгляд пронзительных карих глаз, задорный смех, дрожащие губы… Таких, как он, я никогда не встречал и был уверен, что больше никогда и не встречу, потому что он оставил в моей душе неизгладимый след.
Никогда не замечая в себе подобных наклонностей, я на мужчин смотрел, как и любой нормальный человек смотрит на собственный пол. Не испытывая ни сильной симпатии, ни тем более физического влечения, только лишь сдержанные приятельские чувства. По крайней мере, я не задумывался о себе с… этой точки зрения. Пока одним дождливым днем не встретил «его» в кофейне рядом с колледжем, того, кто изменил меня, того, кто превратил мою жизнь в сюрреалистическую комедию.
Он сидел у окна и что-то записывал в своем блокноте, не обращая внимания ни на кого вокруг. Я же, отстояв очередь, заметил, что, как назло, все столики были заняты — обычное явление в обеденное время, а я, как идиот, со стаканчиком кофе в одной руке и упакованными в бумажный пакет миндальными круассанами в другой, растерянно оглядывал зал в поисках свободного места. Не выходить же под дождь в самом деле. Тем более времени между лекциями осталось не так много, а нужно было перекусить и вернуться в аудиторию. Увидев для себя наилучший вариант, я, не раздумывая, направился к парню с блокнотом.
— Простите, вы не против, если я присяду рядом с вами? Все занято, а под дождем обедать не хотелось бы.
Он поднял на меня равнодушные глаза, посмотрел в забрызганное каплями воды окно, затем оглядел зал кофейни, который и вправду был забит под завязку, вздохнул, наверное, от безысходности и, сделав неопределенный жест рукой, произнес:
— Пожалуйста…
Благодарно улыбнувшись в его макушку, я уселся на свободный стул и вытащил из сумки книгу Брайана Грина о фундаментальном устройстве Вселенной. Пытаясь погрузиться в чтение, я тем не менее, периодически кидал любопытные взгляды на своего невольного соседа, ухитряясь исподтишка рассматривать его. Очень уж необычной показалась мне его внешность. Между нами висела красноречивая тишина, и мне так и хотелось задать какой-нибудь любезный вопрос, чтобы спровоцировать беседу, но он что-то увлеченно даже не писал, а, как выяснилось, рисовал. Заглядывать в блокнот я тоже не решился, а то это было бы совсем невежливо, и только еще больше делал вид, что мне нисколечко не интересно. Хотя перед кем я так старался — непонятно, ведь никто на меня не обращал внимания. Спустя несколько минут парень громко чертыхнулся, от чего я вздрогнул и с удивлением уставился на него.
