А моя жизнь потекла в мутно-сероватых, иногда чуть выбеленных, иногда чуть зачерненных тонах повседневности, с редкими всполохами каких-то непонятных, но определенно радостно ярких цветов.
После у меня были мужчины красивые и умные, мало и недолго. Как правило, спасающие себя в моих доверчивых объятиях от разбитой или неразделенной любви. Но без раздумий уходящие, если эта любовь вдруг превращалась в разделенную и волшебным образом склеенную. Только и я сам находил отдушину в таких встречах, стараясь заполнить пустоту хотя бы на время… А после безропотно отпускал каждого и не страдал совсем, потому что давно уже лишился всех иллюзии. Потому что тоже искал хоть немного тепла и утешения, теряясь в чужих телах, не запоминая ни имен, ни лиц, быстро забывал и жил дальше. И никогда больше не влюблялся.
***
Как странно, что я это вспомнил… Будто мое подсознание предостерегает меня от очередной ошибки, которую я вот-вот совершу. Как будто те чувства, в которых я сам себе не решаюсь признаться, воскрешают в моей памяти давно забытый образ другого человека. Да, была у меня в жизни такая история, но с кем не бывает. Это не так уж невероятно. И чего я сейчас боюсь? То, что Роджер беспризорник и может вызвать у меня брезгливость? Нет, точно дело не в этом. Я вижу его каждый день, и он очень изменился, будто и не жил на улице. И в том ли причина, что он несовершеннолетний? Ему всего лишь семнадцать… Да, возраст еще совсем юный и злоупотреблять его доверием нельзя, это — бесспорно. Но будь ему восемнадцать, разве что-то изменилось бы? Сомневаюсь… Получается причина только одна — страх… Но Роджер не похож на того, другого, и это радует. Но все же…
Выуживаю из-под подушки томик стихов Китса и уже почти окунаюсь в мир британской поэзии, как вдруг слышу едва различимый стон, доносящийся из другой спальни. Подскакиваю, опасаясь, что Роджера снова терзают кошмары. Они как будто бы даже поутихли, и вот опять, а он и так весь измученный. Аккуратно крадусь по коридору, стараясь, чтобы ненароком ничего не скрипнуло под ногами, подхожу к двери и заглядываю в приоткрытую щель. Глаза не сразу привыкают к полумраку, но то, что я разглядываю, заставляет меня замереть на месте, не веря тому, что предстает перед моим изумленным взором.
В слабом свете луны, освещающей часть комнаты и кровати, вижу Роджера. Этот нежный смешливый мальчишка лежит на постели, обнаженный ниже пояса, с задранной до самых подмышек футболкой, и с наслаждением ласкает свой член, тихонько поскуливая в закушенную ладонь. А рядом с ним валяется флакончик смазки. Моей смазки, черт возьми!
Значит, те звуки и шорохи, что я слышал прошлой ночью, мне вовсе не приснились. Это означает, что он… О, Господи…
Не могу оторвать взгляд от резких движений его руки, от ловких пальцев, с таким упоением ласкающих возбужденную плоть, от глаз, зажмуренных от удовольствия. Едва различаю свое имя, невнятно вырвавшееся в закушенное ребро ладони, и закрываю рот рукой, чтобы не застонать в голос. А сам улыбаюсь. Мне бы уйти по-хорошему, но я, как голодный до зрелищ вуайерист, наслаждаюсь этим представлением и хочу увидеть, как он кончит. Но сдерживаюсь, чтобы не питать свои извращенные фантазии, и бесшумно проскальзываю в свою спальню.
Чего скрывать, я тоже грешен… Когда принимаю душ, то могу не отказать себе в удовольствии. Но по крайней мере стараюсь, чтобы это было не так заметно. И я абсолютно уверен, что Роджер тоже проявляет к этому интерес, потому что вытащить его из ванной перед сном просто невозможно, а его ошалелый взгляд, пунцовые щеки и истерзанные, покрасневшие от укусов губы, достаточно красноречиво указывают, чем он занимался.
Но обнаглеть настолько, что вот так, в открытую, не смущаясь, что я могу его застукать… Или он это специально делает? Будто сознательно провоцирует как раз для того, чтобы я увидел. Он флиртует со мной по-детски, неумело соблазняя и даже не скрываясь, именно так, как и диктуют ему разбушевавшиеся гормоны. А я, как идиот, ведусь на провокации. Нет, нельзя мне думать о таких вещах, а еще лучше держаться подальше от него. Но как? Как держаться подальше, когда он буквально в соседней комнате, да еще и не стесняясь, вытворяет такие непотребства, что хоть присоединяйся к нему и помогай?
Утром все же не удерживаюсь и захожу к нему. Одеяло скомкано где-то в ногах, из длиннющих пижамных штанин выглядывают кончики шерстяных носков, футболка задралась почти до лопаток, оголяя худые бока и спину с ровной линией выступающих позвонков, лица почти не видно из-за растрёпанных и так сильно отросших за это время волос. Укрываю и смотрю на него, понимая, что желание найти его родителей было верным, что делаю всё правильно. Ему нужно домой в собственную семью, чтобы о нем заботились любящие родители, а не посторонний мужик с нездоровым воображением.
***
В обеденный перерыв поручаю Крисси приготовить мне свой фирменный кофе, а сам сижу в своем кабинете, прижав телефон к уху, и с улыбкой слушаю, как Роджер с восторгом описывает очередную выставку автомобилей, вернее, «крутых тачек», как он выразился, и на которой он именно сейчас находится. Поэтому требует не отвлекать его от столь важного мероприятия, и тут же бросает трубку. Смеюсь и качаю головой — какой же он еще, по сути, ребенок! Снова берусь за телефон и набираю уже заученный номер, тот единственный, куда я так и не смог дозвониться. Занято. Что ж, уже лучше, значит, наконец-то смогу поговорить. И снова занято. И снова. И только к концу перемены мне отвечают.
— Да! — рявкает в трубку раздраженный голос.
— Добрый день. Могу я поговорить с мистером Майклом Тейлором?
— Я слушаю… Кто вы?
— Меня зовут Брайан Мэй, я — профессор астрофизики в Имперском колледже…
— Не понимаю, чем я могу вам помочь? — раздражения становится все больше.
— Думаю, что я сам смогу вам помочь. Позвольте, я объясню… — Почему-то мне кажется, что я попадаю на нужного человека. Предчувствие ли это или какая-то слепая уверенность, но я почти убежден, что это — отец Роджера. — Скажите, у вас есть сын по имени Роджер? Роджер Меддоуз Тейлор? Семнадцать лет, светлые волосы, голубые глаза…
Меня прерывает какой-то гулкий стук, затем следует то ли всхлип, то ли судорожный вздох, и я чувствую — удача, наконец, улыбается мне. Этот человек оказывается, как раз тем, кого я ищу. Проходит несколько минут тяжелой тишины и уже совсем другой голос произносит:
— Роджи… мой сыночек. Вы знаете, где он? Что с ним? Что вам нужно? Денег? Я заплачу, сколько…
— Мистер Тейлор, прошу вас, успокойтесь. Да, я знаю, где он. С ним все хорошо, он в безопасности.
— Скажите, что с ним все в порядке, умоляю, не делайте с ним ничего плохого.
Ну, приехали. Вот этого я меньше всего ожидаю, чтобы меня приняли за преступника. Но понять испуганного отца можно. Почти два года его ребенок где-то пропадает, и вдруг, звонит какой-то незнакомый человек и заявляет, что знает, где находится его сын. И я его понимаю, но немного расстраиваюсь, что первая мысль у него возникает именно о похищении.
— Пожалуйста, вам необходимо успокоиться, — снова повторяю, но, похоже, без толку. — Хочу сразу прояснить, чтобы избежать недоразумений: я не похититель и не шантажист, я не стану требовать с вас деньги и вашего сына не собираюсь удерживать насильно. Обещаю, с Роджером ничего не случится. С ним все в порядке. К сожалению, сейчас у меня нет возможности побеседовать с вами, но… позвоните мне после пяти, и мы спокойно все обсудим. Запишите мой номер телефона… — спешно захожу в аудиторию, на ходу диктуя несколько цифр и сворачиваю разговор. Аудитория почти полностью заполнена студентами, с нетерпением ожидающих меня. Пара уже началась.
— Я вам позвоню, мистер Мэй, — мне кажется, или он все же поверил мне? — Обязательно!
— Всего доброго, — отвечаю я в уже догоняющие друг друга короткие гудки.
Лекции следуют одна за другой, а я теряюсь во множестве лиц, задаю какие-то вопросы и абсолютно не слышу ответов, думая совершенно о другом. Моя рассеянность бросается в глаза и вызывает недоумение, ведь я всегда придирчиво спрашиваю с каждого студента. А на последней лекции вообще пускаю все на самотек и даю самостоятельную работу, чтобы немного прийти в себя и подумать. Жду с нетерпением конца рабочего дня, выстраивая наиболее удачные варианты разговора, но все выглядит заведомо проигрышным. А вдруг он не поверил, и ко мне уже выдвигается группа захвата из Скотленд-Ярда?
