Ровно в пять часов, когда последние студенты покидают аудиторию, раздается звонок. Нервозность отца Роджера буквально ощущается через трубку телефона, и я сразу принимаю вызов. Зачем терзать и без того измученного родителя.
— Мистер Мэй, звоню, как договаривались, — тон строгий и решительный. Разговор предстоит не из легких.
— Добрый вечер, мистер Тейлор… — говорю предельно вежливо, стараясь успокоить собеседника. Вспоминаю, что во всех голливудских фильмах похитители тоже разговаривают вежливо, но надеюсь, что этот прием все же сработает. Вся заготовленная речь почему-то вылетает из головы. Что ж, буду действовать по наитию. — …Несколько недель назад я встретил вашего сына на улице и помог ему. Сейчас он живет у меня. У него есть все необходимое, он в тепле, накормлен и вполне счастлив. Вам не о чем беспокоиться. Но…
— Боже мой, как неловко… Я ведь первым делом подумал, что вы похитили моего мальчика. Простите меня, пожалуйста. Мы с женой уже дошли до отчаяния, готовились к самому худшему, и ваш звонок… Роджи… Он ведь такой тихий, мягкий, и вдруг исчез, сбежал. Столько времени искали и все впустую. Мы уже потеряли надежду. Простите, ради Бога…
— Понимаю. И не сержусь. Поэтому я и решил разыскать вас сам. Роджер в Лондоне, и вам лучше приехать, чтобы мы смогли встретиться и поговорить, а потом вы увидитесь с ним.
— Лондон… Боже мой! Как же он далеко забрался. Но что с ним… Пожалуйста, расскажите… Как он, с ним все хорошо?
— Мистер Тейлор, с ним все в порядке, вы в этом сами убедитесь, как приедете. Давайте мы все подробно обсудим при личной встрече.
— Да, конечно, конечно… Я в ближайшее время решу вопрос с работой, куплю билеты, и как только приеду, сразу же позвоню.
— Договорились. Тогда буду ждать вашего звонка.
— Спасибо вам, мистер Мэй.
Кладу трубку и с облегчением выдыхаю. Полдела сделано. Теперь осталось еще одна нелегкая задача: нужно как-то подготовить к этой встрече Роджера.
***
Сегодня домой прихожу пораньше, точнее вовремя, как и должен бы возвращаться каждый день, и в очень приподнятом настроении, но удивляюсь, что меня никто не встречает. Квартира пуста. Неужели до сих пор не вернулся? От беспокойства начинает ныть в груди. Поднявшись на второй этаж, слышу шум воды в ванной — уже дома — это хорошо. Захожу в свою спальню, ставлю сумку на кровать, туда же бросаю пальто. Слышу шаги сзади, оборачиваюсь и вздрагиваю от неожиданности, натыкаясь на Роджера. Мокрого, раскрасневшегося, почти обнаженного, только полотенце обернуто вокруг бедер.
— Ты сегодня рано…
Киваю и нервно сглатываю. Впервые вижу его таким, соблазнительно доступным. Подходит ко мне и, не глядя в глаза, бережно снимает с меня пиджак, кидает поверх пальто и тянется рукой к галстуку, но я перехватываю его кисть.
— Что ты делаешь? — Смотрю на него пристально, а он только ресницами хлопает. — Что…
Зажимает мне рот ладонью и мотает головой. Какого хрена он вытворяет? Ослабляет узел галстука, снимает его и бросает сверху на пиджак. Неспешно, словно издеваясь, расстёгивает каждую пуговицу на сорочке, аккуратно вытягивает края из-под ремня брюк, вытаскивает из манжет запонки, отходит, сверкая влажной белизной спины, складывает их на комод. Возвращается и медленно, специально стараясь не касаться моей кожи, стягивает с меня сорочку. Достает из шкафа плечики, нарочито старательно развешивает одежду, даже не смотрит на меня, не улыбается, вообще не наблюдаю никаких эмоций на его лице. Затем расстёгивает ремень на брюках, пуговицу, молнию вниз и отходит к двери. Оборачивается, загадочно смотрит и произносит:
— Давно хотел это сделать… Мой руки, будем ужинать.
И покидает комнату. Все это время я, как памятник, безмолвно стою и с трудом соображаю, какого дьявола здесь происходит. Это что, новая игра? Он решил меня окончательно с ума свести?
За ужином спокойный и такой домашний, что дух захватывает. Щебечет, как ни в чем не бывало, рассказывает про выставку, почти равнодушно интересуется, как прошел мой день. Я мямлю что-то в ответ, а о том, что нашел его отца, так и не решаюсь рассказать. Какой-то он странный и меня это настораживает… Сам моет посуду и уходит в комнату, слышу, как включает телевизор, и весь остаток вечера ведет себя так, словно я ему посторонний, словно меня и нет вовсе. Молчит, почти совсем не разговариваем. На что-то обижен и решает наказать меня равнодушием? Да что с ним такое? Осторожно интересуюсь, все ли в порядке, но он только улыбается и кивает.
Поднимаюсь к себе, оставляя его одного, и разбираю, наконец, накопившиеся бумаги, раскладываю по папкам, проверяю почту, периодически возвращаясь мыслями к разговору с мистером Тейлором. Сортируя документы, сам не замечая, как втягиваюсь в процесс, и когда чувствую ладони на своих плечах, невольно вздрагиваю. Я даже не услышал, как вошел Роджер. Дергаю плечами, даю понять, что не хочу этого, хотя, конечно, хочу, но перед ним играю роль добродетели.
— Роджер, пожалуйста, ты мне мешаешь. — Пытаюсь разжать его пальцы, но он только крепче вцепляется в меня, обнимая со спины и приникая почти вплотную. — Роджи, я занят.
Говорю строго, а сам едва сдерживаю улыбку. Он не обижен и не расстроен, и я успокаиваюсь. Какой смысл обманывать себя — мне нравится его присутствие. Его юное горячее тело окутывает меня теплом и уютом, в его руках я расслабляюсь, позволяя почувствовать себя кому-то нужным и хоть немного побыть обычным, счастливым человеком. И это приятно.
— Тогда поцелуй меня, и я сразу уйду, — шепчет на ухо.
От такой неприкрытой наглости ежусь и покрываюсь мурашками. Вот это новость! Так откровенно он ещё никогда со мной не флиртовал. До шантажа дошел. Смотри-ка, как осмелел! Откидываю голову назад и тянусь к его щеке, мягкой и нежной, словно никогда не знавшей бритвы, и легонько прижимаюсь губами. Это же всего лишь поцелуй в щечку, это совсем невинно. Он недовольно морщится и отстраняется.
— Нет, так не честно, давай по-настоящему, как взрослые…
— Взрослые не мешают другим работать и ведут себя прилично, не пристают со всякой ерундой.
— Поцелуй — не ерунда. — Опасно сверкает синевой потемневших глаз.
Обходит меня и усаживается ко мне на колени. Смотрит с неподдельным энтузиазмом и ждёт, зараза! Ну что ж, придется целовать, иначе не отвяжется. Но я и сам этого желаю. Кладу ладонь ему на затылок и тяну к себе. Тихонько касаюсь, а он ведет кончиком языка по моим губам и хихикает. Дразнит, гаденыш, то приближаясь почти вплотную и едва затрагивая кожу, то сразу же отодвигаясь. Ну сколько можно? Уже так раздразнил, что пальцы покалывает от нетерпения и дыхание перехватывает.
— Роджер, черт тебя побери… — хриплю на выдохе, — или целуй, или проваливай, хватит играться…
Настороженно вглядывается, медленно приближается и уже основательно целует. Именно так, как хотел, по-взрослому, проталкивая язык мне в рот, переплетая с моим и вытворяя нечто безумное, от чего до помутнения рассудка один шаг. Целуемся жадно и неистово, не в состоянии оторваться друг от друга и плевать, что воздуха не хватает. Стон его, вибрируя, теряется в моих губах и, наконец, разрываем поцелуй. А я до сих пор не могу прийти в себя. Целует уголок рта, щеку, висок, и маленькими, едва ощутимыми касаниями спускается на шею. Наклоняю голову, чтобы ему было удобнее, выдыхаю резко, когда кусает меня за мочку уха.
Телефон спасительной трелью останавливает это безумие. Вырываюсь, поражаясь своему безрассудству. Ну точно спятил… Грубо стаскиваю его со своих коленей, принимаю вызов и выхожу из комнаты. Плохо соображаю, кто звонит, но это позволяет мне спастись в ванной. Умываюсь ледяной водой и вновь, уже, наверное, до мозоли на языке корю себя за несдержанность. Я взрослый разумный человек и должен держать свои низменные желания под контролем. Я с ним совсем теряю бдительность, забываюсь. Если так и дальше пойдет, то мы окажемся в одной постели уже в ближайшие дни. Мне с каждым днём всё труднее сдерживать себя, а он ещё масла в огонь подливает. И как же вкусно его целовать, какие же сладкие у него губы! Но не стоит множить глупости.
