— Фу, какая гадость, — сморщилась Скарлетт. — Курение — отвратительная привычка.
— А ты пробовала?
— Вот еще! И не собираюсь.
— Это помогает сбросить вес, — ровным голосом произнесла Джина. — Неплохая идея, между прочим.
— Ну, ты даешь! Любой дурак знает, что курение способствует возникновению рака, а ты, моя родная мать, советуешь мне начать курить! Такого я не ожидала даже от тебя!
— А не надо было так жиреть! — взорвалась Джина. — Совсем распустилась, не следишь за собой!
— Не строй из себя внимательную мать. Тебе на меня наплевать. — Голос Скарлетт задрожал, и, чтобы успокоиться, она уставилась на цветной постер, от которого Джина так старательно отводила глаза. — Если бы папа был жив, все было бы иначе.
Джину передернуло.
— Ты о нем ничего не рассказываешь, — добавила дочь.
— А что мне о нем рассказывать? Он умер, понимаешь? Его больше нет, и ни мне, ни тем более тебе он ничем не может помочь.
— Иногда мне кажется, будто ты рада тому, что папа умер, — вдруг прошептала Скарлетт.
— Ну-ка оторви свой зад от кровати, — скомандовала мать, — и повтори то, что ты сказала!
Скарлетт невольно повиновалась.
— Я считаю, что ты рада его смерти.
Полностью утратив над собой контроль, Джина хлестнула дочь по лицу. Скарлетт во все глаза уставилась на мать.
Джина повернулась к двери, но перед тем, как уйти, прошипела сквозь зубы:
— Нужно было бы переломать тебе руки, чтобы ты никогда больше не могла играть на этом своем пианино!
Если этими словами она хотела добиться от дочери истерики, то результат должен был ее удовлетворить: из груди Скарлетт вырвались жуткие, душераздирающие вопли. В спальню задыхаясь вбежала Сесилия и заорала:
— Убирайся отсюда! Сию же секунду вон!
Поняв, что зашла слишком далеко, Джина вышла.
Позже, немного успокоившись, Скарлетт пролепетала сквозь слезы:
— Бабушка! Она сказала, что хотела переломать мне руки, чтобы я не смогла больше играть!
— У нее это просто вырвалось сгоряча, мое сердечко, она так не думает, — сказала Сесилия, а в мозгу билось одно: «Иногда кошки пожирают своих котят…»
* * *
Дружба между Мириам и Сесилией, настоявшаяся, как дорогое вино, в течение более тридцати пяти лет, переросла в то прекрасное чувство, когда не нужно произносить лишние слова, все становится понятным с первого взгляда.
Вот и сейчас, когда Мириам перешагнула порог ее дома, Сесилия тут же поняла — что-то случилось, но решила ни о чем не спрашивать подругу. Если Мириам молчит, значит, у нее есть свои причины.
— То, что сейчас происходит в нашей семье, буквально разрывает меня надвое, Мири, — потуже стягивая на груди старую шаль, сказала Сесилия. — Джина — моя дочь, Скарлетт — внучка, и я люблю их обеих. — Она покачала головой. — Не хочу брать ничью сторону, но приходится оберегать Скарлетт от собственной матери.
— Да, детка, это ужасно, я понимаю. Но до тех пор, пока Джина не перестанет наскакивать на девочку, та будет есть все больше и больше — в знак протеста. — Мириам поднялась, чтобы выкинуть окурки из переполненной пепельницы.
— Ты слишком много куришь, — автоматически заметила Сесилия. — Кстати, Мири, хочешь верь, хочешь нет, но Джина подталкивает Скарлетт к тому, чтобы та начала курить. Говорит, тогда она станет гораздо меньше есть.
Мириам в ужасе замерла на месте.
— Что за чушь? Ни в коем случае!
— Вот ты фармаколог. Скажи, сигареты действительно снижают аппетит?
— Никотин активизирует процесс метаболизма. Для меня, например, достаточно выпить чашку кофе и покурить, и я уже сыта. — Она безнадежно махнула рукой, браслеты зазвенели. — Но признаюсь, ты меня поразила. Уж от Джины-то, так много времени уделяющей своему здоровью, я этого никак не ожидала!
— Да она сама курит.
— Именно поэтому она и не должна советовать другим приобретать эту привычку! — повысила голос Мириам.
— Знаешь, я стала кое-что замечать…
Сесилия замолчала, а Мириам спокойно ждала, обводя глазами выдержанную в теплых желтых тонах уютную гостиную подруги, где обе так любили поболтать. На стенах висели фотографии Джины и Скарлетт, здесь были также два снимка самой Мириам, что вселяло в нее чувство гордости. Сесилия проследила за взглядом подруги и с горечью произнесла:
— Уже целый год Скарлетт не позволяет себя фотографировать.
— Это вполне понятно: она… несколько раздалась. — Мириам снова закурила. — Как же она похожа на отца! Особенно глаза.
— А я как раз хотела сказать, что Джина все больше и больше напоминает Ала. Три ямочки у нее были с самого рождения, но теперь появились те же ужимки, те же гримасы. Если ей что-то не нравится, она так же придирчиво прищуривает глаза, а лицо излучает такую недоброжелательность, такую злобу…
Зазвонил телефон, это как раз и была Джина. Закончив разговор, Сесилия сказала:
— Она связалась с каким-то диетологом Осрином. Хочет отвести к нему Скарлетт для нового курса лечения.
— Вряд ли он окажется удачным, — пробормотала подруга.
— Слушай, Мири, что все-таки случилось? — неожиданно спросила Сесилия.
— Почему ты думаешь, будто что-то случилось?
— Не знаю. Просто чувствую.
Мириам уставилась на кончик сигареты, потом медленно затушила ее и тихо проговорила:
— Вот я и выкурила свою последнюю. Не хотела тебе говорить, но… С некоторых пор я посещаю кардиолога. Он настаивает на операции.
— Когда?
— Через пять дней, десятого ноября.
— Вот и хорошо! — бодро воскликнула Сесилия. — Это просто отлично.
— Интересно, что же здесь отличного? — удивленно вскинула брови Мириам.
— Хирурги предлагают лечь на операцию только тем, у кого сердце может выдержать такую нагрузку. Значит, твой доктор не сомневается в удачном исходе, иначе он не пошел бы на риск. Все будет в порядке, Мири, вот увидишь!
Мириам слабо улыбнулась и кивнула в знак согласия.
Через пять дней, как раз тогда, когда Мириам легла в больницу, Руфус получил пакет от Кендалла. Отчет детектива содержал не менее сотни отпечатанных на машинке страниц: когда Джина принимает душ по утрам, сколько времени проводит в ванной, что ест на завтрак, когда выходит из дома, какую одежду предпочитает носить, в какое время ложится спать и так далее. Самые важные места Кендалл выделил маркером.
В отчет входил и список ее партнеров, друзей и просто приятелей.
Но самыми захватывающими оказались страницы, посвященные Кейт, каковых насчитывалось около пятидесяти. Тут уж глаза Руфуса буквально полезли на лоб. Быстро прочитав отчет до конца, он приступил к внимательному исследованию.
