Но Фукса не удержать. Он продолжил, типа – Хорошо, я знаю одного парня. Из Гарлема. Паркер. Его зовут Паркер. Большой такой ухарь. Может барабанить сутками. Это все, чем он занимается целыми днями. До недавнего времени он барабанил в метро, пока не стали гонять.
И я сказал – Хорошо. Найди его. Можешь?
Фукс говорит – Ну дак! Мой двоюродный брат его знает. Надо, блядь, ему позвонить прямо сейчас.
Я говорю – Эй, эй, не спеши, брат. Было бы лучше, если бы мы нашли сперва гитариста.
Фукс вдруг просветляется и говорит – Никого не знаю, брат. Гитариста найдешь ты. Раскидай по городу листовки, ниггер, или помести на хуй объявление в ебаной газете, брат. Кстати, брат, что именно мы будем играть, какую музыку?
Я положил вилку. Я ухмыляюсь как безумный, но на Фукса ничего не действует. Тогда я ему говорю – А тебе-то что, брат? Ты играй на своем басе. Я скажу тебе, какие ноты когда играть.
Он крепко подумал и в конце концов сказал – блядь, на хуй, наверное ты прав, мужик. Мне это никогда не приходило в голову, на хуй. Я все могу играть. Блюзы, и все что угодно, ниггер. Что мне сказать моему двоюродному брату?
Скажи ему, что будем играть рок, джаз и блюзы.
Ну да? Все это будем играть, на хуй?
Да.
Паркер-барабанщик обнаружился три дня спустя. Мы взяли напрокат … Хорошо, я … я взял напрокат … в общем, относительно дешевую репетиционную студию в огромном бывшем индустриальном здании, принадлежавшем кому-то, кого звали Уайтфилд, или что-то в этом роде. И провели мы пробную репетицию.
Для человека, до того момента стучавшего в четыре пластмассовых ведра в метро, Паркер был неплох. Но моим задумкам он не очень соответствовал. Мне вменялось – улучшить и утончить. Самый утонченный аспект игры на барабане в подземке – грохотать громче, чем поезда. На поверхности этого мало. Туристы и даже некоторые популярные музыканты думают, что этого достаточно. На самом деле нет. Я показал Паркеру кое-какие приемы. В конце концов я сыграл ему на рояле увертюру к «Летучему Голландцу», в моем собственном переложении. Увертюра не сильно его впечатлила, но все-таки он начал больше обращать внимание на музыку и в конце концов сообразил, что темп может меняться, и не один раз, во время исполнения опуса. Я объяснил ему про джаз. Он не понял. Я объяснил еще раз. Он старался. И снова старался. И в конце концов стало звучать неплохо.
Мы условились встретиться в следующее воскресенье, в полдень. Я обещал найти к тому времени гитариста.
В следующую пятницу у Юджина был ангажемент в модном ресторане, где он подменял иногда постоянного пианиста – тот заболел и, по словам Юджина в поспешной дневниковой записи, «помер бы к свиньям, если бы парамедики не приехали быстро и не вогнали бы ему в вену что-то, что нейтрализовало или сбалансировало то, что он вогнал себе в вену до этого». Сделался один из тех странных дней в марте, когда погода в Нью-Йорке готовится и раннеапрельской буре, включает обогрев на какое-то время, путая метеорологов и деревья. Семьдесят градусов в тени по Фаренгейту, без ветра. Огромные окна ресторана – стеклянные стены, на самом деле – стояли открытые настежь. Акустика отвратительная. Менеджер заведения огорошил Юджина с самого начала, запретив поднимать массивную верхнюю крышку кабинетного рояля. Юджин сел на рояльную скамейку и некоторое время просто сидел, дуясь на менеджера. Делу это не помогло. Поправив манжеты, распрямив спину, вдохнув глубоко, Юджин очень свободно сыграл первые несколько тактов «Апассионаты», что и привело менеджера обратно к роялю.
– Тихая музыка, друг мой, – сказал он с яростным восточноевропейским акцентом. – Ресторан. Люди едят. Играть тихо. Окей?
И он ушел.
Униженный и злой, Юджин прекратил игру. К небрежным бездумным оскорблениям привыкаешь, но стенка, отделяющая тебя от аудитории, не всегда выдерживает удары, ее можно пробить, и начинаешь ты в конце концов обижаться, особенно если ты изначально в плохом настроении, и не успел приготовиться, и у тебя нет на примете гитариста, который мог бы гарантировать успех твоей группе.
Почему именно группе? Зачем Юджину группа? Потому что собрать оркестр требует значительно больших усилий.
За столом рядом с роялем помещалась колоритная пара – маленькая индийская женщина и большой рыжий очкастый парень в конторном костюме. Комментарии парня действовали на его подругу странно – время от времени она издавала стеснительные смешки. Впечатление было, что у нее нет чувства юмора и она просто изображает веселие – из вежливости. А парень, наверное, какой-нибудь менеджер из нижнего эшелона.
В конце концов девушка его поднялась и ушла искать туалет. Рыжий встал во весь немалый рост, потянулся, зевнул, и шагнул на подиум.
– Не возражаете, если я задам вам личный вопрос? – спросил он, делая серьезное лицо. Юджин кивнул. – Так, хмм … – рыжий подумал немного. – У вашей герлфренд3 – большие сиськи?
Слово герлфренд почему-то далось ему с трудом.
– Не знаю, – ответил Юджин, наклоняя голову и изучая неровный узор на дешевом галстуке молодого менеджера. – Я почти никогда на них не смотрю.
– Понял, – сказал парень. – Воистину, я не виню тебя, о музыкант. Твои предпочтения твоими и останутся. А это правда был Бетховен? То, что ты играл давеча?
– Да, – ответил Юджин, раздражаясь.
– Ладненько. Ну-с, так. Я не утверждаю, что разбираюсь в … как бы это определить … в симфонической музыке – а может, ты предпочитаешь называть такую музыку оркестровой? – но в любом случае, на прошлой неделе я смотрел по телевизору «Кольцо Нибелунгов», Вагнера … – он сделал большие глаза и заговорщически поднял брови, – ну знаешь, из Мета? Смотрел подряд. Не мог, прямо-таки, оторваться от экрана. Бетховен мне знаком потому, что моя бедная дорогая тетушка давала мне уроки, когда я был всего лишь младенцем. Но если бы вам, друг мой, захотелось бы осведомиться у меня, кто и когда написал такую-то оперу или такой-то концерт, я не смог бы ответить, поскольку…
Когда же он оставит меня в покое, уныло подумал Юджин. И что за претенциозная фразеология? Чего он кривляется?
– Тебе нравится «Кольцо»? – спросил рыжий.
Точного ответа на этот вопрос у Юджина не было.
– Нравится, – сказал он.
– Можешь что-нибудь сыграть из «Кольца»?
– Да. А что?
– Вот! – сказал парень, но не в смысле «вот видишь!», а в библейском ключе, как говорится в Писании, например – «И, вот, некоторые из книжников сказали сами себе, Он богохульствует». – Не совсем я похож на некоторых инфернальных подонков, к которым исполнитель подлизываться вынужден в сием прелестном заведении, не так ли? Скромно попросил я тебя, и, из уважения к твоему умению, о исполнитель, кое умение удивляет степенью немалой. Не предложу я и денег тебе, исполнитель. Да, да, не думай. Я ничего не собираюсь класть в этот твой … мутный аквариум на крышке рояля. Если хочешь – сыграй. А нет – так бренчи джаз, не обижусь.
Чаевые составляли немалую часть выручки, поэтому Юджин даже расстроился слегка.
– Хорошо, – сказал он. – Буду бренчать джаз.
– Дело твое, – сказал рыжий. – А только я бы действительно … хотел бы послушать Вагнера. Прямо сейчас. Это скрасило бы мне тоскливый вечер и принесло бы мне радость и утешение. Но чу! Кто-то идет.
Юджин наконец-то понял, что рыжий слегка пьян.
Чопорная дама среднего возраста материализовалась рядом с роялем и сказала:
– Простите, – рыжему.
Он неодобрительно на нее посмотрел, поправил очки, и чуть отодвинулся в сторону. Положа ладони на крышку рояля, дама наклонилась к Юджину. Рыжий тут же прилип глазами к ее ягодицам и, после короткого осмотра, презрительно пожал плечами.
– Мой муж очень робок, – сказала она с официальной любезностью, чуть улыбнувшись.
Ее показное добродушие пришлось Юджину совершенно не по вкусу.
– Не могли бы вы сыграть «Летний Ветер»? Специально для моего мужа?
Она положила пятидолларовую купюру в аквариум.
– Думается мне, – сказал рыжий строго, – что вам необходимо делать вашему досточтимому супругу минет время от времени. И в самом деле, это излечило бы его от излишней робости, да и в любом случае это лучше, чем заставлять честных музыкантов исполнять всякую гадость, которая явно не является частью их обычного репертуара. Стыдитесь.
Юджин нервно провел пальцем по басовым клавишам, не нажимая. В воздухе запахло тревогой и беспорядками.
– Вы негодяй, – сообщила рыжему женщина.
– Можете и мне сделать минет, это даже лучше, – предложил услужливо рыжий. – Готовы ли вы к такому обороту дел, о злая фея судеб? Обвиты пухлые губы вокруг куполы страстной, и пальцы мягкие ласкают нежно тестикулы влажные. Эй, куда грядешь ты, о прекраснейшая из прекрасных?
