него смотреть.
— Я понимаю. — Они, словно синхронизировавшись, одновременно встали лицом к морю. — Мне тоже у воды отдыхается лучше всего. Спокойнее.
— Вот и у меня так же. Мама рассказывала, что в младенчестве я переставала плакать, едва оказывалась в воде. Ничего больше не помогало.
Обернувшись к ней, Ярослав улыбнулся.
— Будете смеяться, но на меня такой эффект, тоже по рассказам родителей, оказывала музыка «Битлов».
— Правда?
— Клянусь! Отцу кто-то принес пластинку, и скоро выяснилось, что на меня «Битлз» действует гипнотически. Обычно я просто замирал на месте и отмирал только когда песня заканчивалась.
— Это очень забавно звучит! — тихо посмеиваясь, Лена прижала ладони к лицу — от постоянных улыбок уже сводило скулы.
С Ярославом было очень легко и интересно. Улыбался он, а следом за ним — и она. Уголки губ сами ползли вверх.
И когда Ярослав рассказывал ей разные смешные истории, накопившиеся у него за время работы бариста. И когда делился изнанкой кофейного бизнеса — как сейчас, пока они шли вдоль морского берега.
— Вы всегда мечтали заниматься кофе? — поинтересовалась Лена, заранее рассчитывая услышать положительный ответ.
Ярослав же хмыкнул и бросил в ее сторону лукавый взгляд, от которого что-то волнением задрожало внутри.
— Нет. Вышло как-то само. Я в определенный момент жизни увлекся темой и не смог уже переключиться.
— А я в детстве хотела открыть кофейню и кондитерскую, — призналась Лена с улыбкой. — Знаете, как обычно описывают в книгах: героиня долго копит на заведение своей мечты, но зато потом не знает никаких проблем. Платит за аренду, встречает одних лишь дружелюбных гостей и создает кулинарные шедевры, не прилагая особых усилий. Мне казалось, что здорово вести такую жизнь.
Ярослав кивнул, тоже улыбаясь. Она опять вынуждено отмечала, что радость ему к лицу.
— Большинство очень романтизирует открытие собственной кофейни, — произнес он, теперь любуясь морем. Лена, напротив, смотрела на него. — В голове это все выстраивается красиво и не слишком пыльно, как в книгах, да. На самом же деле кофейный бизнес… — он замолк, задумчиво подбирая характеристику, — это круглосуточная гонка. Особенно на старте. Уже после, при успехе, можно найти управляющего и скинуть большую часть обязанностей на него, но поначалу такая роскошь мало кому доступна. Так что приходится работать с пяти утра, быть себе и уборщиком, и грузчиком, стоять на ногах по двенадцать часов в день с перерывом на сон. Да и издержки очень высокие. Кофе нужно болеть, иначе надолго энтузиазма не хватит.
— Мне кажется, в вас такой огонь любви к кофе очень силен до сих пор, — сразу заметила она, вспомнив их разговор за завтраком несколько дней назад.
— К счастью, да. Не уверен, что смог бы вести бизнес, к которому не лежит душа.
— Солидарна. — Ей все больше нравился подход Ярослава к делу, кипевшая в нем энергия, что чувствовалась в каждом слове — качество, присущее увлеченным, нашедшим своем место в жизни людям. — Я тоже совсем не могу заниматься тем, что не люблю.
— У вас потрясающий талант к музыке, — заявил он ответ. Прямолинейно и очень убежденно. С едва сдерживаемым восхищением, отчего Лена была и смущена, и польщена, но, к своему стыду, польщена больше как женщина, а не профессиональный музыкант.
— Вы меня захвалите, — пробормотала она неловко.
Ярослав покачал головой.
— Вот уж вряд ли. И, — они встретились взглядами, и Лена закусила губу в ожидании, — давай уже перейдем на ты? После историй о детстве мы обязаны это сделать.
— Ты совершенно прав, — сказала она, наблюдая за тем, как на его лице появляется довольное выражение.
За разговором они незаметно забрели в пустынный закуток пляжа. Люди остались чуть позади, и уединение казалось почти полным.
В ночной полутьме, ощущая на коже береговой бриз, слыша доносимый ветром шепот моря и отголоски разговоров других, Лене было очень легко почувствовать близость с идущим по правую сторону от нее мужчиной.
В этом уголке они и разместились. Усевшись на теплый песок, рядом друг с другом, они наконец открыли и разлили по бокалам просекко. Ярослав предложил тост:
— За наше повторное и теперь уже настоящее знакомство.
— За наше знакомство, — его голосу вторил мягкий шепот Лены: она словно опасалась разрушить спокойную идиллию текущего мгновения.
Сколько времени они провели на берегу, она не знала: телефон лежал в сумке, но тянуться за ним не хотелось. Молчать с Ярославом, как выяснилось, было так же легко, как и говорить.
Сидеть поблизости, не касаясь друг друга, чувствуя, однако, обнаженной кожей рук жар его тела (и совсем чуточку, но волноваться от воспоминаний об их первой встрече на пляже), пить холодное, чудесное просекко и смотреть на темное ночное море, освещенное холодным сиянием луны.
Наверняка утром Лену ждало не лучшее пробуждение, и целый день она будет немного разбитой и не в голосе. Стоило порадоваться, что завтра у группы по графику только вечерняя репетиция, но о работе не думалось совсем.
Голова кружилась после выступления и выпитого шампанского. Сбивала с толку притягательность Ярослава, игнорировать которую становилось все сложнее. Лена кожей чувствовала, что рядом с ней мужчина. Привлекательный по всем ее меркам мужчина.
Когда она в очередной раз расхохоталась над не такой уж и остроумной, наверное, шуткой, шампанское от резкого движения пролилось на юбку сарафана.
— Ой, — Лена едва сдерживала новый приступ хихиканья. — Кажется, мне пора завязывать.
Ярослав, вероятно забавляясь ее неловкостью, хмыкнул и наклонился к ней, протягивая платок:
— Держи.
— Спасибо, — поблагодарила она, про себя удивляясь содержимому его карманов.
Мысль о том, что до сих пор есть на свете мужчины, таскающие с собой платки для неаккуратных или чересчур плаксивых дам, Лену развеселила. Губы задрожали, но смех оборвался, едва начавшись.
Ярослав ее поцеловал.
Прикосновение чужих губ к ее заставило Лену вздрогнуть и замереть, позабыв про общечеловеческую потребность дышать. Она не ожидала. Уже больше года ее никто не целовал.
Проявив инициативу, Ярослав, однако, не напирал: мягко и осторожно он приглашал ее к продолжению, но и предоставлял шанс на отступление. Ведомая скорее рефлексом, чем указаниями разума, Лена, откликнувшись на особенно нежное и тягучее движение на тонкой, сверхчувствительной коже губ, вдруг не удержала в себе короткий, непроизвольный звук удовольствия и ответила на поцелуй.
Искрящий и опьяняющий. Как просекко, вкус которого еще хранился на языке.
И оглушающе-взрывной, как накрывшая с головой морская волна.
Губы ласкали губы, пробуя и исследуя, отыскивая подходящий угол наклона и ритм. Записывая на стенах телесной памяти собственную, уникальную мелодику. Разыгрываясь, постепенно ускоряя темп и увеличивая амплитуду, разрешая себе смелость,
