него. Это здесь, в этом городе, он птица высокого полета, а за пределами его владений, эту птицу мои юристы из рогатки собьют. И Юганов отлично это понимает.
— Что не помешает ему подмять под себя весь город в качестве мэра, — заметила я. Можно сказать, я даже намекала откровенно, и Глеб мой намек понял правильно. Правда, сказал совсем не то, что я хотела бы услышать.
— Я не стану ему мешать, — сказал он.
— Почему?
— Потому что, Наташа.
Я невольно усмехнулась.
— Потому что вы найдете общие интересы в дальнейшей совместной работе, я права?
— Может быть, — не стал он спорить. — Скорее всего, так и будет. Это бизнес.
Я только головой качнула.
— А ты как хотела? Кровавую вендетту? — Глеб улыбнулся.
— Просто получается, что всё зря, — рассердилась я. — Столько лишних движений, переживаний, моих, по крайней мере, скандалов, а, в итоге, одно слово — бизнес.
Глеб спокойно кивнул.
— Да, именно так. Только ты не забывай, что теперь этот бизнес не только моей семьи, он теперь и к твоей дочери отношение имеет, к её будущему. Так что, учись мыслить иначе. Не банальными правдорубными стереотипами, а интересами ребенка, да и всей семьи в целом.
Семья.
Я про себя вздохнула, и заставила себя промолчать. Не выражать дальше своё непонимание и недовольство. Но это слово ещё долго крутилось в моей голове. Можно подумать, что я имею или буду иметь какое-то отношение к его семье. Уж не знаю, насколько многочисленной, не знаю, насколько обеспеченной, я, вообще, про Глеба мало знаю, но к его семье. Нюта — да, скорее всего, станет частью этой семьи, а я… я отправляюсь в неизвестность. Как раз ради будущего и интересов дочери, о них я и думаю, иначе, скорее всего, не села бы с Глебом в машину, собираясь покинуть родной город, может быть, навсегда.
— Наташа.
Мы уже выезжали за пределы города, я напряженно смотрела в окно, на знакомые улицы и дома, и мне было горько, а ещё страшно. Никакого волнения от предстоящих перемен, это слишком слабые эмоции, а мне было по-настоящему страшно. Я сидела, отвернувшись от Глеба, чтобы он не мог этот мой страх прочесть, прочувствовать. Зачем-то притворялась спокойной, полной решимости к таким серьезным переменам в моей жизни. А потом он меня позвал, и я тут же отозвалась, повернула голову и посмотрела на него. Мы встретились взглядами.
— Я обещаю, что ты не пожалеешь, — сказал мне Глеб.
И мне пусть на какую-то каплю, но стало легче.
Я сделала вдох. И начала новую жизнь.
Глава 18
Привыкнуть к жизни в столице после маленького провинциального города, где все друг друга знают, где ни от кого не спрячешься и ничего не утаишь, было очень трудно. Мне казалось, что мое сознание ломается, моё восприятие жизни, понятия, стереотипы, всё, чем я жила всю свою жизнь. Принять то, что отныне окружающим до тебя нет никакого дела, что никто за тобой исподтишка не наблюдает и не обсуждает, у меня получилось не сразу. Хотя, я не права, за мной наблюдали и обсуждали, вот только я этих людей совсем не знала, и дела до их мнения мне не было. Оказалось, что это замечательное, окрыляющее чувство — свобода от чужого мнения. Но несвобода от себя самой. Правильно же говорят, что от себя никуда не убежишь.
Когда мы втроем — я, Нюта и Глеб оказались в Москве, на его территории, в его жизни, я сама себе казалась связанной по рукам и ногам. От меня не зависело совершенно ничего. Я раскаялась в своём решении уехать, наверное, ещё когда мы не успели выехать из Нижнего Новгорода в сторону Москвы. Мне так хотелось сказать:
— Остановите машину, я остаюсь!
Пусть не вернусь в свой город, но ведь могу остаться в Нижнем Новгороде, я здесь жила. Я этот город знаю и люблю, мне не будет здесь страшно. К тому же с поддержкой Глеба, ведь дочь он не оставит. А Москва… Москва — это совсем другое, это неизведанная, опасная территория, на которой я абсолютно не знаю, как выживать. Меня обуяла настоящая паника, я почти собралась с духом, чтобы попросить Глеба оставить нас с дочерью здесь, но потом посмотрела на Нюту, как она спокойно и сладко спит на руках у Глеба, и как тот аккуратно держит её, и промолчала. Ведь боюсь и трушу я, а позаботиться в данный момент следует о будущем дочери.
— Какая же ты лицемерка, Наталья, — до сих пор звучал в моих ушах дрожащий от негодования голос свекрови из голосового сообщения, которое она мне прислала как раз перед отъездом. Мы с Любовью Григорьевной ни разу не встретились и не пересеклись после моего побега, она даже номер мой ни разу не набрала, хотя, я знала, что она в курсе всех жизненных перемен и в моей жизни и в жизни любимого сына. А тут, узнав, что я уезжаю и не вернусь, всё же решила высказать мне, что накопилось у неё на душе. В какой-то степени негодование уже бывшей свекрови я понимала, и поэтому осуждать её за все сказанные в мой адрес слова, мне было трудно. Единственное, что мне не стоило прослушивать сообщение от неё, ведь понимала, что ничего хорошего и напутственного от неё не услышу.
— Ты всех обманула, всех облапошила. Ты разрушила не только свою семью, но и нашу общую семью! А ведь мы тебя приняли, как родную, хотя, я знала, я чувствовала, я Андрюшу с самого начала предупреждала, что ты не так проста, как кажешься!..
Она знала, чувствовала и предупреждала Андрюшу. Кстати, это даже особо не скрывалось, что уж тут таить.
— Такой обман, Наташа, не прощают! Это большой грех — вешать на мужчину чужого ребенка! А теперь ты окончательно решила разбить моему сыну сердце, решила сбежать!.. Не желаю я тебе ничего хорошего, — в сердцах добавила она, — не желаю!
Отвечать я ничего не стала. Думаю, достаточно того, что Любовь Григорьевна увидит, что её сообщение я получила и прослушала. А все её негативные пожелания (хорошо, что не проклятия) придется
