везти с собой в новую жизнь.
— Я сказал деду про Нюту, — сообщил мне Глеб, как только мы сели в машину. — Он ждет не дождется встречи с правнучкой. — Я видела, как он улыбнулся, немного горделиво. — Его первая правнучка.
— И он… не имеет ничего против обстоятельств её рождения?
Глеб глянул на меня удивленно.
— Что за глупости, Наташ? Какая разница, как она родилась? Она моя дочь, она Романова. Это самое главное.
Я согласно кивнула. Надеюсь, что хоть с родственниками Глеба я смогу найти общий язык. А то меня почему-то родня любимых мужчин воспринимает в штыки. Хотя, я никогда никого не пыталась рассорить или украсть сына у родственников.
— А твои родители? — поинтересовалась я. Проговорила этот вопрос осторожно, пытаясь подготовиться к неизбежному. А это неизбежное было все ближе и ближе, с каждым километром.
— Отца уже нет, он погиб пять лет назад, на машине разбился. А мама живет в Греции, ей там нравится. Как говорит, ей там спокойнее. После смерти отца в Москве ей тошно, а там дом, они с отцом вместе покупали, обустраивали.
— Значит, глава семьи — твой дед? Сколько ему?
— Весной восемьдесят два исполнилось. Он постарше адмирала. Но оба держатся молодцами.
Я снова кивнула и отвернулась к окну. Не знала, что ещё спросить.
— Тебе страшно? — вдруг задал вопрос Глеб.
Я помедлила с ответом, про себя подосадовав, что он заметил. Но решила, что скрывать мне нечего и кивнула.
— Страшно.
— Новую жизнь всегда начинать страшно.
— А ты начинал?
— Однажды. — Глеб как-то странно замялся, потом сказал: — В той машине, в которой отец погиб, мы вместе были. Он до больницы не доехал, а я… — Я посмотрела на него, увидела нахмуренные брови, ему явно не хотелось вспоминать. — В общем, сижу рядом с тобой.
Мне очень захотелось сказать, что я очень рада, что он сидит рядом со мной. Я всю себя изругала в последние полтора года, что так все в моей жизни произошло, что я поддалась эмоциям, но то, что Глеб сейчас рядом со мной — делает меня счастливой.
Но я почему-то промолчала.
Я не знала, как вести себя с Глебом. Еще в машине я спросила:
— Где мы с Нютой будем жить?
— Пока у меня. А там что-нибудь придумаем.
Я старалась не загадывать наперед, не строить никаких планов. Приняла для себя, что мы с Глебом «что-нибудь придумаем».
— И что это значит? — спрашивала меня мама. Она очень переживала и беспокоилась за нас с Нютой, а всё от того, что не понимала, как устроилась моя с её внучкой жизнь в столице. А я старалась говорить правду, ничего не скрывать, наверное, еще потому, что ничего страшного не происходило, и скрывать-то особо было нечего. Поэтому я старалась быть с родителями честной, к тому же, проговаривая маме все детали своей жизненной ситуации, я словно расставляла в своей голове всё по полочкам.
— Это значит, что беспокоиться не о чем, — честно признавалась я. — У нас всё хорошо. Глеб помогает, проявляет участие и понимание. Снял для нас с Нютой хорошую квартиру, рядом парк, где можно гулять. Со следующей недели буду водить Нюту в частный сад, он здесь, неподалеку. Мы ни в чем не ограничены… — Говорить всё это было приятно, на душе появлялось какое-то спокойствие, уверенность, вот только… — В общем, я чувствую себя не на своём месте, — закончила я.
— Тебе не нравится Москва?
— Это чужой город. Очень большой. Очень большой, мама. Кажется, что бескрайний. К этому очень трудно привыкнуть. И я посреди всего этого… как песчинка.
— А родственники Глеба?
Родственники Глеба приняли меня достаточно благосклонно. Я очень переживала перед встречей с его дедом. По рассказам Глеба он казался мне грозным и строгим, этаким мастодонтом, человеком, который в жизни добился многого, в том числе, сумел заработать большие деньги, построить целую семейную империю, а, соответственно, и характер должен иметь тяжелый и неприступный. В принципе, Эдуард Павлович Романов именно таким и был. Он даже с виду, при первой встрече, показался мне суровым и грузным. Не фигурой, а именно внутренним своим состоянием. Он на весь мир вокруг смотрел исподлобья и с издевкой. Взгляд его просветлялся только при взгляде на внука, это я сразу для себя отметила. Глеб, судя по всему, Эдуарда Павловича сильно радовал. Внуком он гордился, а тот с той же горделивостью знакомил деда с его первой правнучкой. Тот наш первый визит в загородный дом Романовых был для меня наполнен эмоциями. И страхом, и волнением, и каким-то внутренним облегчением из-за того, что нас с Нютой не восприняли, как бедных, навязывающихся родственников. Я очень переживала из-за того, что мне, без малейших колебаний, постараются указать моё место. Но этого не случилось, правда, на меня и внимания обращали не так много. Эдуард Павлович кинул на меня несколько любопытных, оценивающих взглядов, я заметила, как хмыкнул в сторонку, а дальше все его внимание сосредоточилось исключительно на Нюте.
— Ладную девчонку ты Глебу родила, — вроде как похвалил меня Эдуард Павлович. Случилось это, конечно, не при первом знакомстве, мы с Нютой уже несколько недель жили в Москве, приезжали к деду Глеба в гости, обычно за нами присылали автомобиль с водителем, когда Эдуард Павлович понимал, что заскучал по правнучке.
Я скромно улыбнулась и немного невпопад проговорила:
— Уж какая получилась.
— Хорошо получилась, — хохотнул Романов-старший. — Видно, что постарались.
Я взглянула на этого взрослого человека с некоторой укоризной, ничего не могла с собой поделать от смущения. А Эдуард Павлович гулко хохотнул, его мое смущение веселило.
— А дальше что думаешь делать? — поинтересовался он как бы между делом.
А я от его вопроса насторожилась.
— Что вы имеете в виду?
Эдуард Павлович хлопнул себя ладонью по полному колену, как умели делать, наверное, только люди в возрасте. Одним хлопком показывая весь спектр эмоций.
— Наталья, ты же умная девушка. Я надеюсь. Я тебя спрашиваю, как ты дальше жить собираешься. С внуком моим или нет. Что у вас, вообще, происходит?
Дело в том, что между мной и Глебом ничего не происходило. И признаваться мне, по сути,
