Ответить мне на это было нечего. Я уже не один раз ловила себя на том, что ответить мне, на какие слова Глеба, было нечего.
Жизнь в столице была совсем другой. Сам ритм жизни был другим, люди совершенно не похожи на провинциалов, не было простоты, открытости, свободы действий и высказываний. С одной стороны я радовалась тому, что здесь никому до меня нет дела, а с другой — всё было чужим и непонятным. Те дни, что мы прожили с Глебом под одной крышей, я наблюдала за его привычной жизнью, в которой практически не было свободного времени. Раньше я довольно часто размышляла о том, что для него — привычно. Как он живет в своей Москве, с кем, как общается с людьми. Наше знакомство в Заволжске носило совсем короткий характер, а узнать человека за такое короткое время — невозможно. Я понимала, что Глеб Романов для меня — чужой и непонятный. А теперь он привез меня в свою жизнь, и я, признаться, довольно долгое время чувствовала себя так, будто стою посреди его жизни, и оглядываюсь по сторонам в растерянности.
А надо было как-то привыкать.
— Тебе нужно обновить гардероб, — сказал он мне абсолютно ровным, спокойным тоном, без всякого намека или наставления. А я все равно почувствовала неловкость, словно ему могло быть стыдно за меня. Даже мельком кинула взгляд на своё достаточно новое платье, которое и надевала-то всего пару раз по особым случаям. Оно казалось мне красивым, модным, но, конечно, не по столичным меркам.
— Я не хочу быть обузой, Глеб, — ответила я ему. — Выходить мне особо некуда, поэтому, ни к чему тратиться.
Он посмотрел на меня поверх папки с меню.
— Наташ, ты мать моего ребенка. Это моя обязанность — тратиться на вас.
Наверное, это было в какой-то степени признание моей важности, значимости в его жизни, но особо приятно мне не стало. Чему порадоваться в его словах, я не нашла.
Аккуратно оглядела небольшой зал ресторана, в который Глеб меня пригласил. Зал, на самом деле, был совсем небольшим, с какой-то спартанской, на мой взгляд, обстановкой, с приглушенным светом, и даже музыки слышно не было. После громких вечеров в ресторане на территории турбазы, такая аскетичная обстановка казалась странной. В первый момент, когда мы подошли к столику, меня посетила мысль, что Глеб специально пригласил меня именно в такое заведение, в стороне от шума и многочисленных гостей. Но затем я заметила за одним из столиков знакомое лицо, то есть, знаменитую личность, я не раз видела этого человека на экране телевизора, а сейчас сидел в нескольких метрах от меня и спокойно ужинал. И тогда я поняла, что ничего не смыслю в модных столичных заведениях. Тут, судя по всему, не любят шум и музыкальное сопровождение, здесь ценят простоту и уединенность. И, конечно, хорошую кухню.
И я вдруг осознала, что эта тишина, полумрак и спокойствие нравятся мне куда больше, чем если бы мы с Глебом оказались «в шумном зале ресторана». Я бы точно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Ты всё ещё жалеешь? — вдруг задал Глеб мне вопрос.
Я вернула взгляд к его лицу, немного растерялась.
— Что приехала сюда?
Он кивнул. Я молчала, никак не могла сформулировать правильный ответ, и тогда Глеб продолжил:
— Наташ, я бы мог устроить вашу с Нютой жизнь, где угодно. Ты правильно тогда говорила. Чтобы тебе было комфортно и спокойно. В том же Нижнем Новгороде, или ещё где-то, но… Если честно, я бы очень хотел, чтобы вы остались здесь. Я хочу видеться с дочерью на постоянной основе, хочу видеть, как она растет.
— Я понимаю, — кивнула я.
— Тебе будет трудно привыкнуть к Москве?
— Не знаю, Глеб, — честно отозвалась я. — Я здесь неделю, и ещё не понимаю того, что здесь происходит. По каким правилам тут принято жить.
— По своим, — коротко ответил он. — В Москве каждый сам устанавливает себе правила. Если будешь подстраиваться под кого-то другого, только время потеряешь.
— Мне нужно чем-то заниматься, — не стала я скрывать своих намерений. — Я не могу быть только матерью твоей дочери. — Я открыто посмотрела ему в глаза.
Глеб мои слова обдумал, я видела, как он сдвинул брови, но совсем не сурово. В конце концов, кивнул.
— Я понимаю такое желание. Это правильно.
У меня вырвался короткий вздох.
— Не хочу, чтобы мне говорили, что делать, где жить, как одеваться. Как воспитывать моего ребенка. Я готова воспитывать Нюту вместе с тобой, но решения должны быть общими, а не только твоими, потому что я что-то тебе должна.
— Ты мне ничего не должна.
— Буду должна. Когда ты станешь нас содержать. Поэтому и хочу чем-то заниматься, найти дело по душе. Возможно… пойти учиться.
— Наташ, я уже сказал, что я не против. Если это нужно для того, чтобы вы остались, адаптировались в Москве, я согласен.
Я осторожно кивнула. Признаться, с облегчением. Я очень опасалась, что Глеб окажется приверженцем выдвигать условия и всё контролировать.
Я бросила короткий взгляд на экран телефона. Андрей его заметил.
— Не переживай. С Нютой все хорошо. Няня компетентна.
Я вынужденно улыбнулась.
— Не люблю оставлять её с чужими людьми.
Глеб понимающе кивнул, а затем как бы между делом поинтересовался:
— Кстати, о чужих людях. Кто-нибудь звонил?
— Ты имеешь в виду Андрея?
— И его родственников тоже.
Я головой качнула.
— Нет, не звонил. Думаю, все переживают шок и ненавидят меня. Правда, Ангелина писала мне в соцсетях, но, думаю, мне не стоит это читать.
— Да, не стоит. И общаться ни с кем не стоит, даже если они будут тебе звонить. — Я подняла на Глеба настороженный взгляд, а он объяснил: — Предстоит развод, суды по установлению отцовства. Пока не переговоришь с адвокатами, пока они не выстроят стратегию, я прошу тебя ни с мужем, ни с его родственниками не общаться напрямую. И с Кристиной тоже.
Захотелось вздохнуть. На душе было тяжело. Глеб, видимо, заметил моё испортившееся настроение, и добавил:
— Это временно, Наташа.
— Хорошо. Я поняла.
