Наш ужин в ресторане, наедине, совсем не напоминал романтическую встречу. И подумала об этом не только я, судя по всему, потому что дальше мы с Глебом попытались общаться на отстранённые темы. Ведь раньше мы могли говорить о многом и одновременно ни о чем. Я помню, как мне было интересно его слушать. А теперь над нами довлели бесконечные проблемы. Мы поговорили о погоде, о строительстве дома в Соколихе, о том, что адмирал изъявил желание присматривать за стройкой, а затем пожить в тех красивых, родных ему местах. Поговорили о Москве, о том, где мне непременно следует побывать, какие выставки посмотреть. Я спросила, составит ли мне Глеб компанию, он ответил уклончиво. Если у него будет свободное время. Которого у него совсем немного. Поговорили о том, что как только представится возможным, нужно будет навестить его маму в Италии, познакомить её с внучкой. Хотя, скорее всего, она первой не выдержит и прилетит в Москву.
А потом я заметила, что внимание Глеба переместилось с меня на что-то другое, он все чаще стал обращать свой взгляд в сторону, и я тоже туда посмотрела. И заметила у короткой барной стойки девушку, которая откровенно нас разглядывала. А потом сделала Глебу ручкой, и улыбнулась. Не нахально, не зазывно, без всякого намека. И девушка была миловидной и выглядела совсем не вульгарно. Совсем не так, как описывал столичных жительниц Стас. Знакомая Глеба была красива, стильно одета, с уверенной улыбкой на губах и прямым взглядом синих глаз. То, что они синие, я даже с расстояния видела, настолько её яркий взгляд привлекал к себе внимание.
Я на девушку посмотрела, заметила, что Глеб тоже махнул ей рукой, и мне вдруг стало так неловко, так неприятно, тоскливо на душе. Я поторопилась отвернуться, взяла бокал с вином. Захотелось уйти.
Сбежать захотелось. Но вместо этого я на Глеба посмотрела, и попыталась спокойно проговорить:
— Я не буду против, если ты подойдешь к своей знакомой. Я подожду.
Наверное, я всё-таки ждала, что он откажется, заверит меня, что это, на самом деле, просто знакомая, она неважна, и он останется сидеть со мной за столом, но Глеб вроде как благодарно мне улыбнулся, кивнул и пообещал вернуться через несколько минут.
И ушел. А я осталась одна за столом, с бокалом вина, и говорила себе, что не имею права обижаться на него. Это его жизнь, а я всего лишь приезжая, гостья в его привычной реальности, причем, нежданная.
И у меня даже платье немодное. И волосы мои уложены в прическу рук моих, а не какого-нибудь именитого стилиста, волосок к волоску, как у той блондинки с синими глазами.
На следующее утро после нашего ужина в ресторане и задушевного, как считал Глеб, разговора, я попросила его всерьёз задуматься о нашем с Нютой переезде из его квартиры. Вчера я прекрасно все поняла, все увидела своими глазами, и запретила себе впредь питать какие-то иллюзии на счет Глеба Романова. Я видела ту девушку, видела улыбку Глеба, обращенную к ней, такую теплую и понимающую. Видела, как они общались у барной стойки, что-то оживленно обсуждали, негромко смеялись, а ещё я видела, как рука девушки лежала на колене Глеба, так спокойно и привычно, а сама она поглядывала в мою сторону, пока Романов ей что-то говорил. А она кивала. Понимающе так кивала. Правильно, она ведь взрослая, мудрая, независимая. Такая, как она, наверняка, все понимает. Даже то, что у мужчины может появиться ребенок от случайной связи. Где-то в провинции. Командировка есть командировка. И поддерживать провинциалку, которой, наверное, повезло заиметь от него дитятко, он должен и обязан, она это тоже понимает. И принимает.
Эта девушка даже подошла ко мне, после того, как они с Глебом договорили. И без всякого превосходства или высокомерия, представилась, по-деловому протянув мне руку для приветствия:
— Меня зовут Марина. Очень приятно.
Я её руку пожала. Улыбнулась в ответ очень вежливо и неопределенно.
— Наташа. Мне тоже приятно.
Ведь так всё должно было произойти? Наше с ней знакомство?
А следом, как только Марина отошла от нашего стола, моя буйная фантазия тут же нарисовала день их с Глебом свадьбы, и меня всё с той же прилипшей к губам радостной улыбкой, стоящей где-то в сторонке. Так и буду улыбаться. Радоваться за них, и объяснять своей дочери, что тётя Марина — совсем не чужая ей тётя. Что она жена её папы.
На следующий день за завтраком я прямо сказала, что Глебу следует подумать о том, где мы с Нютой будем жить. Потому что оставаться дальше в его квартире, неправильно.
— Мы тебе мешаем, — сказала я.
Глеб хмыкнул.
— Наташ, меня дома-то почти не бывает.
— И что? Я не хочу нарушать твой привычный ритм жизни. Это ни к чему. Да и мне пора становиться самостоятельной. Пока я живу в твоей квартире, я не понимаю, насколько изменилась моя жизнь.
Глеб несколько секунд буравил меня взглядом, я не понимала, то ли он недоволен, то ли насторожен, то ли поспорить со мной хочет, но, в конце концов, кивнул, соглашаясь.
— Хорошо. Я сниму вам квартиру.
— Спасибо, — выдохнула я с облегчением. — И нужно устроить Нюту в сад, но я не знаю, как это сделать и куда обратиться.
— Я попрошу секретаря собрать информацию. Хотя, мы могли бы дать ребенку адаптироваться, нанять постоянную няню…
Теперь уже я его перебила, посмотрела строго и сказала:
— Нюта пойдет в сад, Глеб. И прекрасно адаптируется там.
Я видела, что Романов буквально заставил себя промолчать. Допил кофе одним глотком и коротко проговорил:
— Как скажешь.
Я чувствовала, что Глеб недоволен моим решением. Не тем, что я хочу переехать, а тем, что так отчаянно вдруг захотела свою отдельную, независимую жизнь. Наверное, у него для этого были свои причины, и, возможно — возможно! — мне нужно было их выяснить, подсесть к нему с разговором по душам, попытаться что-то определить между нами, но мне не хотелось. Не хотелось, и все тут. Разговаривать с ним не хотелось, что-то определять, выяснять. У меня в душе, на сердце, в голове всё само определилось, когда я поняла, что все мои мысли и догадки были верны, и, конечно же,
