6.
Если б можно было откусить себе башку, я бы так и сделал. Учудить подобное безрассудство мог только полный безответственный кретин. Переспать — и с кем? С мошенницей и авантюристкой! С той самой наглой девкой, обчистившей меня и еще полгорода.
«А если меня к ней тянет!» — спрашиваю я сам себя и, накинув халат, выскакиваю из спальни. Оборачиваюсь в дверях и натыкаюсь на презрительный взгляд Майи Белецкой.
— Не волнуйся, — усмехается она. — Я не самка богомола, голову тебе не откушу после соития.
Задыхаясь от бешенства, я хлопаю дверью.
Как?! Вот как она смогла прочесть мои мысли? Ведьма, блин!
Я спускаюсь в библиотеку, наливаю себе виски в баре и, усевшись на диван, пытаюсь почитать, хватая с журнального столика первую попавшуюся книгу. Гоголь, твою мать!
«За каким маринадом я ее вообще достал с полки? И что хотел прочесть?» — я в недоумении пялюсь на запылившуюся книжку и открываю ее на первой попавшейся странице.
«А это что у вас, несравненная Солоха?… — Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба», — читаю я и мгновенно представляю красавицу, оставшуюся наверху в моей спальне. Руки, обвивающиеся вокруг моей шеи и скользящие по спине. Нужно посмотреть, нет ли там царапин. Ноги, обхватывающие мои бедра. И стон, тихий и оглушающий одновременно. Как взрослый и состоявшийся по жизни мужик, я давно способен отличить настоящие чувства от имитации. Последнего добра я насмотрелся с лихвой. Даже Янка, моя любимая и несравненная, тоже иногда изображала Чайку из пьесы Горького «Война и мир». Но ей-то я до сих пор готов простить каждый фальшивый стон. Моя новая жена резко отличается от нее, да и от многих баб, прошедших через мою постель. Она не притворяется. Ни капли. Я верю каждому ее стону и, когда она вскрикивает от страсти, догадываюсь, что сумел ублажить. Я понимаю, что запал на нее. Тут даже отрицать не получается. Хотя любой человек врет больше всех самому себе. Но я по крайней мере стараюсь быть честным с самим собой.
«Завтра я женюсь на Майе, — криво усмехаюсь я. — Примерно через год разъедемся. Потом разведемся. Обычный среднестатистический случай. Влюбиться с первого взгляда, естественно, можно, вот только полюбить другого человека получается не сразу. Для настоящей любви нужно время. А те триста шестьдесят пять дней, указанные в брачном контракте, вовсе не срок!»
Я откладываю книгу в сторону и долго пялюсь в стройную красоту книжных полок. Рассуждаю, как сложится моя дальнейшая жизнь, и запрещаю себе хоть одну минуту помыслить, как жил бы сейчас, будь жива моя Яна. Я гоню прочь тревожные думки о своей никчемной жизни и пытаюсь понять, что я ощущаю к Майе. Ненависть? Желание отомстить или простое мужское любопытство. Ну-ка покажи, кисонька, как там у тебя все устроено? От недавних воспоминаний об упругом в нужных местах теле я чувствую, что вот-вот спячу. Мне хочется подняться наверх и снова ощутить, как подо мной выгибается дугой моя пленница. Хочется укусить ее, оставить всевозможные отметки на безукоризненном теле, чтобы каждый знал, кому принадлежит именно эта женщина. Я пытаюсь взять себя в руки, но ничего не получается. А желание обладать Майей перевешивает все остальные чувства. Про здравый смысл просто молчу. От близкого общения с худенькой нежной птичкой я, похоже, вообще утратил способность адекватно рассуждать. Но моему нахохлившему чижику, надежно запертому в клетке обязательств, знать об этом не полагается.
— Интересно, — бурчу я себе под нос. — Она мне быстро наскучит? Или запала хватит месяца на три, на четыре? — Я подрываюсь с дивана.
— Какого фига я тут вообще разлегся? — Выхожу из комнаты и, перепрыгивая через ступеньки, несусь наверх.
«Хорошо хоть в доме никого нет, — думаю я. — А то бы опозорился…» — хмыкаю я мысленно под нос и в душе не ведаю, что из темного проема столовой на меня кто-то смотрит с нескрываемой ненавистью. У себя в спальне я нахожу заплаканную девицу и, удивленно глядя на огромные, будто озера, глазищи, полные влаги, я плюхаюсь на кровать. И утерев тыльной стороной ладони слезки на Майкиных щеках, рычу словно тигр:
— Кто тебя обидел, жена?
Я и сам толком не понял, как у меня вырвалось это слово.
«Какая к лешему жена?» — хочется закричать мне.
— Жена? — хмыкает Майя, смаргивая слезы. — Нас еще не расписали, Роди. Пока можем поздравить друг друга с приятным знакомством. А вот с законным браком только завтра. И то при условии, что мы вовремя приедем в ЗАГС…
— А что может нам помешать? — рыкаю я, нависая над ней. — Ноги переломаем, когда с лестницы спускаться будем? Или ты превратишь меня в лягушку?
— И прикажу прислуге приготовить тебя на обед, — усмехается наглая девица. — Это идея, Роди!
Я не знаю, что меня бесит в ней больше всего. Этот независимый вид или дурацкое «Роди».
— Какой я нафиг Роди? — бурчу я, проводя ладонью по животу Майи. Чувствую, как под моей рукой чуть напрягаются мышцы пресса.
«Нужно узнать, каким спортом она занималась», — думаю я и, придавив красавицу к кровати, жарко шепчу ей в ухо:
— Я знаю самый лучший способ побороть твою хандру… Ты не пожалеешь…
Провожу языком по шее, затем спускаюсь в маленькую и трогательную ложбинку ключицы.
«Ты не пожалеешь, — повторяю я про себя. — Но у девчонки совершенно нет выбора. Вот и пусть отрабатывает», — хмыкаю я и тут же понимаю, что в этой битве нет победителей и побежденных. Одна лишь страсть, твою мать! Я не осознаю, в какой момент меня накрывает с головой. И я как сопливый юнец, добравшийся до бесплатной телки, могу лишь мычать, осознавая, что эта женщина моя. Только моя!
Я засыпаю, когда за окном начинает светать. Майя, откатившись, спит на другой стороне кровати. Честно сказать, я не сразу не пришел в себя от ночного марафона, когда словно по волшебству хитрый маленький чижик превратился в гибкую и яростную пантеру. Багира, блин!
Мне кажется, еще чуть-чуть, и я начну с рук есть у этой аферистки. Интересно, какие техники она применяет? Гипноз? НЛП?
Скорее всего, я совершаю глупость, решив жениться именно на ней. Но сделка, мать ее так! Канская ни за что не продаст землю, если заподозрит меня в обмане. Или продаст Фигнищеву.
Ни один из этих вариантов меня не устраивает. Лучше уж с год потерпеть Майю Белецкую, чем уступить Фигне!
«Да и Майя Белецкая не потомственная ведьма», — хмыкаю я про себя и тут же отчетливо понимаю, что больше всего на свете я хочу прижаться всем телом вот к этой самой женщине, и, проваливаясь в сон, я инстинктивно притягиваю ее к себе. Ощущаю прикосновение каждой клеточкой. Кожа к коже по всей длине нагого тела. Засыпая, я чувствую, как в душе разливается глупая и наивная безмятежность, дарящая радость и покой. И кажется, будто я возвращаюсь в детство, когда каждый день был солнечным и беспечным.
Утром я просыпаюсь в гордом одиночестве. Лишь легкий запах духов говорит мне, что Майя существует не только в моих фантазиях. Через пару минут в ванной я напряженно вглядываюсь в собственное отражение. С той стороны зеркала на меня смотрит огромный жлоб. Синяки под глазами и помятая морда словно вопят о бессонной ночи. Сейчас бы массаж не помешал. Юна и Эрна разгладили бы мне личико и размяли тело.
«Но ты же вчера отпустил их на неделю, придурок, — напоминает мне внутренний голос. — Последние мозги потерял?»
Я предпочитаю не отвечать самому себе. И быстренько захожу в душевую кабину, отделанную мрамором. Провожу ладонью по гладкой, идеально отшлифованной поверхности. И включив тропический ливень, вмонтированный в потолок, лениво вползаю под тяжелые капли. Потом, немного придя в себя, беру другую насадку и врубаю на полный напор. Тонкие жесткие струи будто иголками пронизывают мое тело, разгоняя кровь и остатки сна.
