— Переделывать некогда, — мрачнеет Веприцкий. — Просто постарайся не залететь, чижик. Если этот пункт изменим и мы умудримся кого-то заделать, то развода не будет. Надеюсь, ты это понимаешь…
— Почему? — возмущенно выдыхаю я. — Тысячи семей заводят детей, а потом разводятся. Мы не исключение.
— Сама посуди, милая, — тихо и вкрадчиво объясняет Вепрь. — Каждый из нас желает жить со своими детьми. Какой развод? О чем ты?
— В любом случае этот пункт нужно переделать, — спокойно заявляю я. — В таком виде я контракт не подпишу.
— Хорошо, — быстро соглашается Веприцкий. — Переделаем. Что еще?
Я со всей серьезностью вчитываюсь в документ, стараясь не пропустить ни одной детали. Ловлю на себе насмешливый взгляд Родиоши и снова опускаю глаза в текст.
— Больше вопросов нет, — киваю я. — Только, Родичка дорогой, брачный контракт должен кроме моих обязанностей и твоих прав содержать что-то такое, что ты обязуешься для меня сделать…
— Отпустить целой и невредимой по окончании действия договора, — морщится он. — Что ты еще хочешь, чижик?
— Срок действия договора не указан. Поэтому я могу оставаться твоей пленницей долгие годы. Тем более если появятся условия, препятствующие разводу.
— Ладно, — негромко ворчит он, — что ты хочешь, аферистка?
— Внести всего лишь один пункт. Ты обязуешься радовать меня и исполнять сокровенные желания.
— Никто не пишет подобную хрень, Майя, — раздраженно восклицает Веприцкий. Наверняка он представляет мои желания как самые примитивные. Ну там массаж или шопинг… — Хорошо, — фыркает он под моим напряженным взглядом. — Только одно маленькое уточнение. Желание должно быть сокровенным и не материальным. Периодичность исполнения — один раз в год. А то я забодаюсь, дорогая, — мычит он недовольно.
«Бинго! — хочется заорать мне. — Ты даже не представляешь, Родя, на что подписываешься! Бинго!!! Мне тогда и квартиру продавать не придется, — шестеренки в моей башке начинают стремительно вращаться. — Стопэ, — приказываю я себе. — Утешься, милая. Еще рано радоваться. Потерпи».
У нотариуса мы задерживаемся надолго. Сначала меняют пункты в договоре по моему требованию. А чуть позже, уже достав из кармана дорогущий паркер, Веприцкий замечает в контракте грамматическую ошибку. И нисколько не стесняясь окружающих, начинает черкать листы. Ну словно диктант проверяет.
— Исправьте и перепечатайте, — велит он нотариусу. — Даю вам два часа. Мы вернемся и все подпишем, — заявляет он таким тоном, будто это мечта всей нотариальной конторы, а не его собственная прихоть.
— Теперь в ЗАГС, — решает Веприцкий, как только мы садимся в машину. — Там нас уже ждут. Нужно подать заявление…
— Сейчас вроде есть электронная запись, — брякаю я не подумав.
— Есть, — соглашается Вепрь. — Но мы подаем заявление задним числом. Примерно месяц или полтора назад. Как у них там в гроссбухе место будет.
— Нужно смотреть по датам, — тихо замечаю я. — Я вернулась из Америки два месяца назад. Главное — не промахнуться.
— Молодец, что подумала об этом, — улыбается Веприцкий и с уважением смотрит на меня. Наверное, впервые с момента нашего знакомства.
Суматошный день заканчивается для нас с Родиошей в массажном кабинете, что находится в подвале его усадьбы. В просторной комнате со светлыми стенами стоят два массажных стола. И за каждым трудится массажистка. Тонкая и крепкая азиатка. Выписал ли Веприцкий красоток из Таиланда или это местные кореянки, не знаю. Лишь млею от прикосновений сильных и ловких рук. Рядом на соседнем столе стонет от удовольствия сам Вепрь. Есть что-то необыкновенное и магическое в совместном массаже. И удовольствие как от секса. Будоражащее и расслабляющее одновременно.
— Мы забыли заехать ко мне за вещами, — лениво шепчу я, когда вместе с Родионом в обнимку бреду в нашу общую спальню. Упасть бы и не двигаться.
— Ерунда, — бормочет он нехотя. — После свадьбы заберем. Делов-то…
Родион заводит меня в комнату на третьем этаже и, крепко поцеловав прямо у дверей, сразу же куда-то уходит.
— Не жди, — бросает он на прощание.
— Да я и не собиралась, — фыркаю спокойно. — Только потом не забудь вынуть чужие кружевные трусики из карманов…
— Обязательно, — улыбается он криво и уходит.
«В банном халате далеко не уйдешь, — саму себя успокаиваю я. — Наверняка потащился в кабинет или в гостевую спальню. А жаль, — ехидно усмехаюсь я. — Мог бы остаться здесь и спать… на полу! — Мысль о том, что мной пренебрегли, застревает в душе обидой. — Какого вообще? И куда он направился в халате на голое тело? К тем самым массажисткам?» — мысленно вздыхаю я. Моя богатая фантазия мигом подсовывает картинки. Одна откровенней другой. Я подхожу к окну в надежде успокоиться и с высоты третьего этажа наблюдаю, как обе девчонки прыгают в малолитражку и уезжают прочь.
— Ну и с кем ты шпилишься, Родиоша? — гневно восклицаю я, заметавшись по комнате. Расслабон от массажа сменяется яростью. — Ну погоди, хорек, — шепчу я, бодрым шагом выходя из комнаты. И сразу останавливаюсь в пустом коридоре. Тонкие золотые светильники освещают развешанные по стенам картины. Какие-то нежные акварели. Пейзажи, твою мать! Краем глаза я замечаю, что все они написаны в одном стиле, но рассматривать каждую в отдельности у меня нет времени. Найти бы Веприцкого и прижучить его как следует. Может, так мне удастся избежать постылого брака, где никто никому не интересен? Спасибо большое, я точно знаю, каково это — жить с нелюбимым и не любящим тебя человеком.
— Так, — бормочу я себе под нос, думая, откуда начать поиски. — Мы с Родионом из массажного кабинета прошли через холл и поднялись по главной лестнице. Да и все помещения в той стороне не предполагают интима. Кухня, столовая, гостиная, библиотека… Нет, — замечаю я тихо. — Если страсть накроет, можно и в кухне на столе…
И направляюсь налево, чувствуя, как будто кто-то ведет меня за руку. Буквально через минуту я натыкаюсь на боковую лестницу и уверенно спускаюсь по ней на второй этаж. Ныряю в темный коридор, где находится моя бывшая комната. Хочу включить свет, но рука замирает в миллиметре от выключателя, а глаза осваиваются в темноте. Тем более что с лестницы падает свет. Немного, но достаточно, чтобы увидеть чуть приоткрытую дверь. Уловить едва различимый шепот. Совсем рядом кто-то бубнит себе под нос. Вепрь молится? Я вас умоляю!
Мне бы развернуться и уйти. Так, по крайней мере, советует здравый смысл, но мое прирожденное упрямство будто магнитом тянет меня к двери. Я подхожу поближе и замираю на месте. Мой грозный жених сидит посреди небольшой комнаты, залитой мягким отблеском горящих свечей, и с кем-то разговаривает. Просит прощения, что женится на мне…
«Твою ж налево!» — мысленно ругаюсь я, добавляя еще парочку выражений покрепче, и пытаюсь разглядеть, с кем это беседует мой милый.
Но кроме Вепря в комнате никого нет. Лишь огромные портреты, развешанные по стенам и расставленные на низком длинном комоде. Там же стоят и подсвечники, освещающие фотографии. Тусклый мерцающий свет искажает лица на снимках. Вернее, одно и то же лицо. Женщина! Погибшая или ушедшая возлюбленная Вепря. Я делаю шаг назад, чтобы поскорее уйти. Вернуться в спальню и притвориться спящей. Скорее! Но совершенно случайно оступаюсь и вскрикиваю от неожиданности. От моего голоса Родион вздрагивает. Затем резко разворачивается и, будто выброшенный катапультой, несется ко мне.
— Чижик, — рычит он, нависая надо мной грозной тенью. — Ненавижу когда шпионят…
— Я… мне… — лепечу я, пытаясь на ходу придумать правдоподобную версию.
— Ты сама напросилась, — тяжело вздыхает он, развязывая толстый пояс халата. По его недовольному лицу я вижу, что он в уме чертыхается, пытаясь быстро расправиться с дурацким узлом. Но не помогаю и не препятствую. Просто стою истуканом посреди коридора.
Развязав пояс, Вепрь откидывает прочь полы моего халата. По-хозяйски проводит рукой по моему бедру и впивается в губы горячим и требовательным поцелуем.
