распахнутого окна и чувствуя, как наконец в помещение начинают врываться порывы свежего ветра. Дождь становился таким, каким его ждали — прибивал духоту, нес воздух, приносил облегчение. — Приедут, ужином накормлю, комнату покажу, спать твое сокровище уложу. Если надо, еще и сказку на ночь почитаю… — заржал, но быстро заткнулся. — Да понял я, понял, построже. Построже так построже. Устроить ребенку встречу с реальностью. Мы за ней приглядим, я же обещал… Да и Лянка, хоть и дура, но проследит, чтоб и волоска не упало… Племянник? Да помогает мне тут, здоровый лоб уже, работает… ну какой там наследник, ты же знаешь… Никого я в наследники не готовлю, уж этих-то точно. Ну и что, что ближайшая родня?.. ладно, неважно. В общем, Назар ее заберет, будь спокоен. О! Вон, кстати, и машина. Едут уже… Я ей напомню, чтоб тебе перезвонила. Да, угомонись. Нафиг было отправлять, чтобы потом тут устраивать… Ну и все! Проконтролируем, отбой.
Он отключился, отбросил телефон на диван. Назар подруливал к крыльцу, остановился. Стах сунул руки в карманы джинсов, перекатился с пяток на носки и развернулся на выход из кабинета. Спустился по лестнице, пересек гостиную, холл, вышел на крыльцо. Асфальт, трава, роса, лес — волгло, ароматно, душно. Уткнулся взглядом в молодую женщину с букетом пионов. Мокрую, холодную, в облепившей тело майке, сквозь черную ткань которой остро торчали соски. И на хрупких ключицах выступили мурашки от влаги. Она отряхивала волосы, поправляя их свободной рукой, и выглядела просто потрясающе.
Волгло, ароматно, душно.
Стах сглотнул. Вскинул брови. И даже не сразу понял, что тринадцатилетний ребенок из его воспоминаний и эта девушка — один и тот же человек.
— Милана, — проговорил он и вздрогнул — от звука хлопнувшего багажника. Пришел в себя. Назар тащил по ступенькам чемодан и тоже от нее взгляда не отрывал.
- Живо в дом, простудишься! — уже увереннее прозвучал голос старшего Шамрая.
— Здрасьте, дядя Стах, — проявила чудеса вежливости Милана, переступая порог особняка, где ей предстояло жить ближайшие пару месяцев. Во всяком случае, к середине августа Милана планировала валить отсюда на всех парах, прощенная папой и снова допущенная к его милостям. Бросив быстрый взгляд на огромный холл, она мысленно присвистнула. Не так плохо, как она представляла. Два месяца продержаться можно. А еще бассейн во дворе — она видела. Не Испания, конечно, но при доступных вводных…
— Нравится? — прозвучал за ее спиной дядькин голос.
— Прикольно, — сказала она и обернулась. — Мне б в душ…
— Да, конечно. Тебе согреться надо. Назар, где там вещи? Тащи на второй этаж, крайняя спальня, где окна на парк и балкон.
— Угу, — пробубнил Кречет, с трудом отрываясь от созерцания дива дивного, селившегося в имении. И затопал ножищами по лестнице.
— За ним беги, у тебя в комнате и душ, там все готово. Ужин накрывают к семи, но я распоряжусь, чтоб на полчаса перенесли. Будем знакомиться заново.
— Мне б еще вазу… наверное… — Милана продемонстрировала хозяину дома букет, отозвавшийся на это движение радостным шелестом. Что, в свою очередь, заставило снова сморщиться ее носик. Стах улыбнулся в ответ на эту гримаску и крикнул наверх:
— Назар! Скажи Марье, чтоб вазу гостье занесла! И дуй в Ясень, Шинкоренко должен быть там, пока светло — проконтролируй!
— Угу, — донеслось до них.
Когда Милана поднялась на второй этаж, он торопливо шел ей навстречу, вероятно, направляясь в свой… Тополь?.. Нет, что-то лесное.
«Сплошной лес», — вздохнула она, протопав в конец коридора мимо этого Куда-пошлют, как она его окрестила про себя.
Там ее встретила опрятная женщина средних лет и провела в комнату.
— Здесь ванная, — показывала она, — шкаф, выход на балкон. Если вам что-то понадобиться — вот телефон.
Она вышла, и Милана, наконец, оказалась предоставленной самой себе. Первым делом, стянула майку, которая, хотя и начала подсыхать, изрядно раздражала. Накинула на себя обнаруженное в ванной полотенце и вышла на балкон. Вид оказался потрясающим, не оторваться. Изумрудная зелень, раскинувшаяся перед ней, вымытая, яркая до рези в глазах. Среди листвы галдели птицы. Дождь почти утих, и Милане нравилось ловить на лицо росинки, витающие в воздухе. Где-то в комнате входящим сообщением напомнил о тебе телефон. Надо написать родителям, позвонит она позже, после ужина.
Потом был душ. Горячие струйки воды, щипавшие тело, смывали с нее долгую дорогу и неопределенность ближайшего времени. Отец грозился, что Шамрай церемониться не станет.
— Вот даже интересно, что же он станет! — ворчала Милана себе под нос, перерывая чемодан в поисках подходящего наряда для ужина. Не ресторан пятизвездочного отеля, конечно, но и не однушка в особняке полуторавековой давности с разделенными квартирами каких-нибудь купцов первой гильдии. Она снова оглядела комнату. Во вкусе точно не откажешь. Но кому? Стаху? Дизайнеру интерьеров? Его жене?
Милане вспомнилось, что Шамрай вдовец, и, кажется, что-то случилось уже довольно давно.
Она повертелась перед зеркалом, приложив к себе платье из светлой плиссированной ткани с длинными рукавами, воротничком под самым горлом и короткой юбкой с тремя воланами. Заплетенные в свободную косу волосы скользнули за спину, щекотнули кожу между лопаток, и Милана негромко рассмеялась.
Было бы желание, а развлечение найдется.
— У вас за опоздания штрафов нет? — спросила Милана, появляясь на пороге гостиной и включая обаяние на полную катушку в продолжение намеченного курса вежливости и воспитанности.
С ответом Стах замешкался.
Он сидел в глубоком кресле, пока ожидал ее, слушал капе́ль в открытых окнах — унявшийся дождь все еще продолжал петь свою песню в густой листве, шурша между нею. Девушка, показавшаяся в комнате, снова поставила в тупик. Свежая после воды, улыбчивая, открытая. С косой этой, так не вязавшейся с обрисованной мокрой майкой остроконечной грудью. Когда она себе такие формы-то отрастила, господи?
Семь лет прошло? Ну да. Семь. Девочка стала молоденькой женщиной. Надо же.
— Конечно, есть, — отозвался Стах, поднимаясь и подходя к ней. Он был выше ее, но лишь немного, хотя и отличался высоким ростом. Шамрай улыбнулся, оглядел ее еще раз теплым взглядом и весело подмигнул: — За каждую минуту опоздания будешь рассказывать по одной истории о себе. Ужасно люблю слушать. Прекрасно выглядишь.
— Тогда придется
