этот раз?
— Я опаздываю, — отрезаю я, высвобождаясь из его рук.
Он не обязан передо мной отчитываться, где и с кем проводит свои вечера, но меня задевает одна только мысль, что он поселил меня в своем доме, как пленницу, а сам ездит по любовницам. И он меня поцеловал! В моей шкале ценностей это что-то да значит.
— Я же предупредил вчера, что поздно вернусь, так ведь? — на его губах растягивается очаровательная улыбка, а во мне снова поднимаются гнев и бессилие. Издевается он, что ли, надо мной?
— Я правда опаздываю, Богдан.
Я за минуту заталкиваю в себя приготовленный завтрак, и не взглянув на Богдана, выхожу во двор, где меня ждет Казим. Все-таки без симпатии к отцу моего ребенка жизнь казалась куда спокойнее и проще.
Казим останавливает машину у университета, но уезжать не спешит. Глушит двигатель и утыкается взглядом в телефон. Разве он не поедет обратно домой?
— Вы останетесь меня ждать? — я не могу скрыть удивления.
— Да, приказ Богдана Олеговича, — скупо отзывается водитель. Мне ничего не остается, как молча уйти.
В аудитории сегодня на удивление полно людей, и мне кажется, что с моим появлением взгляды всех присутствующих обращены ко мне. Я нервно сжимаю сумку в руках и ускоряю шаг.
— Привет, — чмокаю Карину в щеку и сажусь рядом.
— Ты опоздала, — шепчет она. — Проспала? — окидывает меня пристальным взглядом и останавливает взгляд на моем животе. От моего внимания не ускользает, что она ведет себя странно и без конца оглядывается назад.
— Да, допоздна просидела за учебниками.
Внутри все переворачивается от смущения и непонимания, когда в мою сторону летят неприятные шепотки. К нам с Кариной приковано внимание нескольких десятков глаз. Ощущаю себя в этот момент звездой желтой газетенки. До недавнего времени я никак не привлекала к себе внимания, но сегодня будто все ждали моего появления. Кто-то смотрит по злому, кто-то с осуждением, другие не скрывают насмешки. И тогда меня осеняет. Беременность. О ней разлетелись слухи. Теперь все хотят поиздеваться над дурочкой, залетевшей на втором курсе от мужчины едва ли не вдвое ее старше. Значит мне не показалось…
— Не обращай внимания, — успокаивающе шепчет Карина. — Это все людская злость. Поговорят и забудут. Может прогуляемся после пар?
Я ничего не отвечаю, потому что меня раздирает обида, а внутри зреет негодование за поверхностное суждение обо мне и ситуации, о которой никто даже не в курсе! Ведь ничего постыдного и ужасного я не сделала! Да, забеременела в свои девятнадцать. Да, мужчина старше меня. Но они ведь понятия не имеют, при каких обстоятельствах это произошло! Пусть я и не стремилась к такому, но Богдан не бросил меня и готов воспитывать нашего общего ребенка. Это разве достойно порицания?
— Анют? — Карина трогает меня за руку. — А хочешь прямо сейчас уйдем?
— Нет уж, никуда я уходить не буду, — настырно заявляю я, и ловлю насмешливый взгляд Кати Листьевой, нашей старосты. Наверное, с ее подачки и поднялась вся эту шумиха? — Пусть сплетничают, — говорю чуть громче, достаю тетради из сумки и со злостью швыряю их на стол.
Несмотря на желание сбежать, я решила быть сильной. Или что, беременной студентке нельзя находиться в стенах университета? Какое окружающим дело до моей личной жизни? Что за привычка копаться в чужом белье?
— Хорошо, — соглашается Карина.
Мне очень неприятна эта ситуация, так и подмывает поднять средний палец и показать каждому, кто видит нечто постыдное в моей беременности.
После занятий мы выходим с Кариной из аудитории. Домой возвращаться не хочется, да и зачем? Снова сидеть в четырех стенах, ждать появления Богдана? Прогуляемся с Кариной, может выпьем чаю в кафе.
— Ой, ну посмотрите на нее! Строила из себя девственницу, а сама с богатым папиком зажгла и залетела! Все, Воеводина, теперь образование побоку? Памперсы, пустышки? — язвительно звучит смех Листьевой и ее подружек.
Обида и стыд жгут мне глаза. Весь боевой настрой исчезает, словно его и не было. Надо мной, словно над какой-то гулящей дешевкой, потешаются сливки университета. Хочется провалиться сквозь землю. За что они так со мной? Я ведь ничего им не сделала. Они ведь ровным счетом ничего не знают. Ни о том, каким шоком для меня стала беременность, ни то, с каким ужасом я думала об аборте.
Хочется ответить что-нибудь резкое Кате, заткнуть ей рот встречной колкостью, но не могу выдавить из себя ни звука. Чистый ступор. Оставляю Карину стоять на лестнице и глотая слезы, бегу к машине Казима.
Аня
Дома не становится легче, потому что слова Листьевой постоянно крутятся у меня в голове. И хотя я догадываюсь, что причина её неприязни ко мне кроется совершенно не в беременности, а в том, что средний бал по предметам у меня выше, чем у неё, дурное настроение всё равно не покидает.
— Богдан Олегович ждёт вас на ужин, — сообщает Казим.
— Спасибо, я не голодна.
Отвожу свои заплаканные глаза в сторону, чтобы он не увидел. Возможно, я выйду чуть позже, когда немного приду в себя. Желательно не попадаясь на глаза самому Богдану.
Я долго лежу, уткнувшись лицом в подушку, а затем вздрагиваю, когда кто-то без стука проходит в мою комнату предварительно громко захлопнув за собой дверь. Так вольно в этом доме может вести себя только Богдан.
— Дюймовочка, я же предупреждал, что будет за неподчинение.
Шмыгаю носом и даже не думаю шевелиться. Я помню, помню… В прошлый раз он шлёпнул меня по заднице, закинул на плечо и унёс на кухню, буквально заставив съесть ужин. Но именно сегодня мне тошно и совершенно не до его шуточек.
— Ты что плачешь? — удивляется Богдан. — Что случилось, Анют?
Нехотя отрываю голову от подушки и, подогнув ноги в коленях, мотаю головой.
— Ничего не случилось.
— Я слепой что ли? Анют, не испытывай моё терпение.
— Ты вряд ли поймешь меня…
— Я попытаюсь, — настаивает Богдан. — Ты главное говори.
Внутри меня словно срабатывает эффект ядерной бомбы. Слова и мысли, которые копились в голове тут же выплескиваются наружу.
— Я всегда хотела учиться, Богдан. Всегда мечтала получить хорошее образование, работу и пойти вверх по карьерной лестнице. Хотела всего добиться сама, потому что у меня были на это силы и желание… А потом… потом в моей жизни что-то пошло не так. Этот
