отдохнуть.
Улыбаюсь Тиму.
— Пойдем лучше со мной, — Руслан снова сгребает его в охапку, — вот так.
А мне только и остается наблюдать, как он легко обращается с моим малышом. Словно его вообще ничего не смущает и у него самого был не один ребенок.
А ещё удивляет, как легко идет на руки к нему Тимур. У меня не было опыта наблюдать поведение сына с посторонними людьми, но я всегда почему-то считала, что он будет болезненно реагировать на чужие руки.
Но, видимо, Руслана он не считает угрозой…
Слышу приглушенный голос Руслана, а потом на пороге гостиной появляется врач.
— Добрый день, слушаю вас. Какие жалобы?
Руслан маячит за спиной врача, все ещё держит Тима на руках. Рукава рубашки закатаны, обнажают предплечья, на которых бугрятся мышцы. Его нельзя назвать накачанным, но он довольно в хорошей форме.
Смаргиваю.
Боже, а мне какое дело до этого?
— Обморок, жар, кашель, — озвучивает за меня все Руслан.
— Сколько дней длится?
Руслан точно ответа на этот вопрос не знает, поэтому смотрит на меня, и я без слов понимаю, что мне нужно самой говорить.
Сглатываю и морщусь от неприятного ощущения в горле.
— Третий день. Жаропонижающие не очень справляются. Да и мне не особо что-то можно, у меня грудное кормление с сыном.
Врач угукает. Присаживается на стул, который успел притащить Руслан, и начинает меня осматривать.
— Футболку поднимите, пожалуйста.
Я в первую секунду на инстинктах дергаю одежду, а потом сталкиваюсь с внимательным взглядом Руслана, который прикован к моему боку.
Откашливаюсь. Руслан отмирает.
— Мы выйдем, пожалуй.
Его голос звучит как-то странно. Как будто он не тут…
А у меня в голове бьется вопрос, что же его так заинтересовало во мне? Ну не татуировка же на месте шрама?
На автомате отвечаю на все вопросы доктора, а потом его реплика выводит меня из задумчивости:
— Боюсь, что без антибиотиков никак не справиться.
— Что? Как это антибиотиков? А как же…
Не договариваю, но ощущаю, как мне становится тяжело дышать. Как же я прекращу кормить Тимура? Он же ещё маленький, да и мы особо многое ещё не ввели… как я вот так просто возьму и отвернусь от своего малыша?
— Не волнуйтесь, сейчас есть лекарства, которые разрешены при лактации.
— Можно будет не прерывать?
С такой надеждой смотрю на него. Врач даже слегка тушуется и отводит глаза.
— Да, все будет в порядке, но надо будет следить за состоянием малыша. Потому что может быть все, а вы вряд ли знакомы с его реакциями на все компоненты.
Киваю.
— Я готова, доктор.
Врач сжимает губы.
— Вам нужен покой, поэтому разумнее всего, чтобы малышом эти дни занимался отец.
— Отец? — заикаюсь.
У самой внутри все покрывается тонкой коркой льда, которая вот-вот треснет и разлетится осколками по всем внутренностям.
— Я позабочусь о них, док, — Руслан появляется слишком неожиданно.
Я слегка вздрагиваю от его голоса.
— Тогда пишу рецепт. Через пару дней нужно будет снова показаться, чтобы я проверил, дает ли лечение нужные результаты.
— Я наберу, док.
Я наблюдаю за всем этим словно в тумане, внутри поднимается волна протеста. Какого черта брат мужа тут решил покомандовать? Ему больше заняться нечем?
Как хозяин ведет себя.
Наблюдаю, как Руслан с Тимуром на руках идет провожать врача, пока я пытаюсь встать, но ноги предательски подкашиваются, и я плюхаюсь на диван, из меня вылетает стон.
Дверь хлопает.
Через несколько моих вдохов Руслан снова появляется в поле моего зрения.
И снова его этот странный взгляд.
— Мне кажется, вам уже пора. Я и так вас слишком долго задержала.
Руслан опускает Тима на пол, и сын, вместо того чтобы отойти от своего дяди, который свалился нам на голову, как подтаявший снег, наоборот, начинает дергать его за штанину. Руслан опускает глаза и ухмыляется.
— Мне кажется, я ему нравлюсь, что тебе очень сильно не нравится, да, Маша?
Закатываю глаза, опираюсь спиной на подушку и выдыхаю. Перед глазами все ещё плывет, а я не могу никак сфокусировать взгляд.
— Олег, поднимись, я тебе рецепт отдам, надо в аптеку сгонять, — отдает кому-то распоряжения Руслан.
— Да я сама…
Слабый довод. Я хожу-то с трудом, до аптеки точно не дойду.
— Ага, сама, где-нибудь в кустах свалишься. Ребенок без матери останется. Отличный план, продолжай в том же духе.
Распахиваю глаза, внимательно вглядываюсь в лицо Руслана.
— А где же угрозы, хамство? Грубости?
Руслан вскидывает брови.
— А нужно?
Неопределенно дергаю плечом.
— Ну именно так ты все время себя и вел. Что вдруг изменилось?
Руслан открывает рот, но его прерывает звонок в дверь. Боже, не дом, а проходной двор какой-то у меня сегодня.
Идет открывать. Снова его тихий низкий голос, к которому я пытаюсь прислушиваться. Ловлю себя на мысли, что этот голос мне знаком. И сама же себя одергиваю. Конечно, знаком, не первый раз же слышу.
Но как-то вспоминается та ночь с незнакомцем. Я зажмуриваюсь, чтобы выкинуть из головы никому не нужные воспоминания.
— Что такое? Опять плохо? — вторгается в мысли голос Руслана.
Мотаю головой. Выдыхаю, и образ того мужчины рассеивается. Хорошо, что я так и не видела его лица. Маска, таинственность и никаких имен.
Иначе сейчас бы с ума сходила…
— Все хорошо. Тим, аккуратнее, — переключаюсь на сына, который пытается скинуть с полки мягкую игрушку, — она хоть и мягкая, но ты испугаешься.
Руслан реагирует на мое предупреждение и снимает игрушку с полки, вручает сыну, ерошит его волосы.
Тим смотрит на Руслана таким взглядом, как будто тот становится его личным героем.
Руслан подходит к стулу, на котором только что сидел врач, и поворачивает его спинкой ко мне, усаживается, широко расставив ноги.
— А теперь давай начистоту, Маша. Ты уверена, что Тимур — ребенок моего брата?
— Что? — задыхаюсь от такой наглости. — Ты на что это намекаешь?
Руслан
Сидит вся такая, смотрит на меня, как будто ни разу от брата налево не ходила. И со мной не спала в мой единственный приезд.
Прям ангел во плоти…
Ну ладно, прибережем это знание для более удачного случая. Теперь я не могу исключать, что пацан от меня…
Я должен буду проверить это!
И тогда уж точно меня ничто не остановит от того, чтобы забрать его себе…
Уж своего ребенка я не оставлю на какую-то левую девчонку. Была у меня уже неудачная попытка создания семьи. От воспоминания стараюсь не передернуться. Но сердце все равно пронзает адская боль, когда вспоминаю
