меня. Без разрешения заходит внутрь и резко встает на колени у моих ног. Крепко обнимает их и долго, неразборчиво, шепчет в колени.
— Прости меня, — нежно целует место синяка сквозь термобелье, — я не мог, не должен был.
Мне очень горько и обидно, но его извинения кажутся такими искренними.
Я верю его раскаянию, прощаю и мягко обнимаю за плечи. Он ещё долго стоит у кровати в том же положении, стыдясь встречаться со мной взглядом. Держит ноги в объятиях, виновато целуя все места, которых грубо касался.
Вторник. Сейчас.
На скулах психотерапевта проступили желваки. Взгляд стал тяжелее, но вместо слов он просто откидывается подальше в кресло.
— Продолжайте, — без эмоций просит мужчина, выдавая себя только тёмными сочувствующими глазами.
— Не нужно, — выставляю руку вперёд и качаю головой. — Не смотрите на меня так, не смейте. Не нужно меня жалеть: давать свое пальто из-за того, что я не позаботилась о себе. Смотреть на меня так, словно я не самый грязный человек на свете. Я изменила своему бывшему мужу в браке, помчалась на Северный полюс, когда нашему ребёнку не было и года.
— Почему молчали и рассказали только сейчас? — губы дрогнули в лёгкой улыбке.
— Вы не нашли вопроса получше? Серьёзно, почему? Может, потому что мне стыдно? Больно говорить? Тяжело вспоминать? Может, потому что больше всего на свете я хочу это забыть? Или, может, потому что это напоминает мне о том, какое я дерьмо и как сильно себя ненавижу? — тихий смех, жгучая дыра внутри и новая порция боли на коже подвздошной кости: хочется плакать, вот только слёз нет.
Он молча наблюдает, и меня несёт дальше, в самые густые дебри из острых шипов.
— Он не отпускает меня — от этих чувств никуда не деться. Я одновременно ненавижу его: боюсь, цепенею, когда слышу голос, но при этом испытываю страшное влечение. И от боли, которую он причинил, можно избавиться только на том свете, — я подняла толстовку, оголив голый живот, — видите эти следы от затушенных сигарет?
Солсбери на секунду изменился в лице, вглядываясь в глубокие шрамы, но всё ещё ничего не говорил.
— Он так старые сожаления искоренить пытался: чтобы каждый раз, когда мне захочется вспомнить о моих потерях, я думала только о том, как больно тушатся сигареты о живую кожу.
— Мисс Магуайр, — он покачал головой, осторожно потянув мою толстовку вниз.
— Я — не жертва, доктор Солсбери. Но с ним становлюсь именно такой — и это моя вина. У меня были возможности отказаться, он давал мне выбор, но…
— У Вас была иллюзия выбора, — док бесцеремонно перебивает меня, — в которую Вы поверили под действием хронического чувства вины, глубокой дистимии Одна из двух основных форм клинической депрессии. Хроническая субдепрессия, патологическое психическое расстройство. и посттравматического синдрома.
Два года назад.
Мы отсняли несколько новых участков северных островков почвы и гордо возвращались домой спустя семь месяцев.
— Некоторые эксперты всё равно будут считать их обыкновенным скоплением гравия на морском льду, но мы смогли сделать то, что не удавалось восьми предыдущим группам, — Брайан прямо светился изнутри, подводя наши совместные итоги.
Экспедиционная группа завороженно слушала лидера, громко аплодируя по окончанию речи.
И только мне было грустно: я еду домой к человеку, которого больше не люблю. Ребёнку, которого считаю чужим.
Уезжаю от того единственного, кто не жалеет меня и принимает со всеми проблемами, как равного человека.
— Кстати, чуть не забыл, — Брайан устремляет взгляд на меня и все поворачиваются, — Пирс Моретти получает постоянный оффер на совместную работу.
Аманда, Роб и Энтони немедленно бросаются ко мне, захватывая в объятия. Все присвистывают, громко хлопают, устремляются обнять меня и лично поздравить. Счастливый момент, от которого по всему животу порхают бабочки облегчения.
Больно только расставаться — почти все живут в Штатах, за исключением пары ребят из Австралии. Я единственная, кто пустил корни в скучной Италии и обособился на другом континенте.
Два года назад.
Высадка в Нью-Йорке, мой самолет будет только завтра.
Все предлагали остаться в гостях: хотели познакомить с семьей, показать город, но Брайан забронировал мне отель.
Я не успела увидеть, куда он умчался сразу после посадки. Аманда и Роб везде следовали за мной: отстояли очередь на паспортном контроле, помогли вызвать такси, даже представили своим партнерам: упрашивали присоединиться к ужину.
Не хотелось никого напрягать.
Сослала всё на усталость и поехала в отель, надеясь, что Брайан ждёт меня там. Оправдывала его пропажу тем, что он не хотел вызывать слухи и подозрения про нас.
В номере было пусто.
У меня не было его местного сотового, а просить его у Роба или Аманды было странно. Я прождала четыре часа. Никаких изменений. Оставила номер на ресепшене с просьбой позвонить мне, если кто-то придёт. Отправилась гулять по чужой стране в одиночестве.
Вторник. Сейчас.
Не хватало воздуха.
Лёгкие горели, сердце тянуло. Безумно хотелось плакать и кричать, но во мне не было ничего.
— Он пришел? — Солсбери открыл окно и достал из кармана пачку ментоловых сигарет.
— Да, — прикрыла глаза от боли и положила ладонь на ноющую кожу подвздошной кости.
Два года назад.
— Я тебя потерял, — широко улыбаясь проговорил Брайан, подхватывая меня на руки, стоило мне только ступить в холл отеля.
— Ты ушел, не приехал, не оставил мне даже номера: я ждала тебя. Даже спрашивала контактные данные на ресепшене, но ты и здесь их не дал.
— Не подумал, — пожал плечами, не сводя с меня игривого взгляда, от которого я таяла, — птичка, очень виноват. Прости, что так вышло.
Я была так рада его видеть, что не стала задавать уточняющих вопросов.
Просто хотела наслаждаться совместным временем: обнимать его, целовать, разговаривать без умолку, в последний раз валяться в кровати, чувствовать его тепло.
— Не хочу расставаться, — тихо шепчу, сдерживая подступающие слёзы, — рядом с тобой нет той невыносимой боли сожаления.
— Птичка, — он так внимательно смотрит на меня, словно пытается запомнить каждую деталь, — мы не расстаёмся, ты всегда можешь сюда приехать.
Я падаю в его объятия, зарываясь лицом в грудь. От него пахнет иначе: хвойный аромат сандала, красивый аромат. Хочу запомнить чувство защищенности и любви, которое он даёт.
— Пойдём, — он резко отстраняется и берет меня за руку, — я только сейчас понял, что нам нужно сделать, пока ты не улетела. Скорее, пока не закрылось.
Мы мчим на машине в неизвестность. Огни большого города пролетают над нами, завораживают и гипнотизируют.
Невозможно успеть зафиксировать взгляд: всё расплывается и тонет в свете новых уличных звёзд.
— Бежим, — хватает за руку
