class="p1">– Видел, как ты жопой вертела, понравилась ты мне. Тот хахаль-трахаль, – указывает квадратным подбородком на Сергея, – с тобой?
– Пропустите меня!
Нет смысла даже разговаривать с этим грубияном.
– Пошли, потанцуем, – здоровяк кладет мне ладонь на задницу и грубо сжимает.
Я взвизгиваю и машу руками, как ветряная мельница.
– Руки убрал от нее! – сквозь громкую музыку прорывается грозный рык.
Макар Романыч в отличие от Сергея не стал смотреть, как ко мне пристает незнакомец и решил за меня вписаться.
– А ты кто такой будешь? – бычится горилла.
– Эта девочка моя, – заявляет босс, и по моим венам струится сладкая патока. Как он это сказал, а!
– Твоя? А что ж она с другим плясала?
– С кем хочет, с тем и танцует.
– Со мной хочет, – нагло заявляет приставала, и я судорожно мотаю головой.
– Видишь, не хочет! – говорит босс.
– Неприятностей не хватает тебе, мужик?
– А тебе? – парирует Сам-сам.
– Пошли, поговорим, – цедит здоровяк.
Мамочки! Драка намечается?! Мне страшно за босса, потому что этот приставала выглядит гораздо здоровее его. А вдруг он какой-нибудь мастер спорта? Ой, мамочки…
– Макар Романович, не надо, – висну у него на руке.
– Все будет хорошо, Александра. Иди за стол.
– Он вас побьет.
– Слишком высокого ты о нем мнения, – усмехается. – Ну, или обо мне худого.
– Хватит вам шушукаться, – поторапливает мужик, – идёшь или зассал?
– А можно я пойду с вами? – напрашиваюсь.
Да уж, смотреть, как моего босса будут убивать, ну такое себе. Лучше и вправду сесть за стол и молиться за Самарина всем богам.
Ещё десять минут назад я его ненавидела, а теперь боюсь за него, как за родного. Ведь он сцепился с этим громилой из-за меня. А мог бы как Сергей просто постоять в сторонке.
– Иди за стол! – рявкает Сам-сам, и, толкнув приставалу в плечо, идёт к выходу.
Боже, я сейчас себе все ногти изгрызу.
Что они так долго?
Может быть, вызвать скорую? И полицию.
У Самарина здоровье хромает, и он не такой сильный, как его оппонент.
Ему конец.
Нет, я не хочу, чтобы он пострадал за меня.
И кулаки у громилы ужасно огромные.
Я сойду с ума сейчас!
Пойду, посмотрю.
Выхожу на улицу и вижу такую картину: громилу уводят под руки два самурая, а мой босс стоит и растирает сбитые костяшки пальцев.
Как он это сделал?!
– А ты думала я дохляк сердечник? – усмехается Сам-сам.
– Я за вас волновалась, – неожиданно признаюсь.
– Победителю полагается поцелуй.
– Ну вот ещё!
– Я спас тебя, – его брови возмущенно взлетает вверх. – Так что целуй давай, – подставляет колючую щеку.
С этим не поспоришь. Если бы не Самарин, мне бы не удалось так быстро избавиться от здоровяка.
Приподнимаюсь на цыпочки и чмокаю босса в ухо.
– Спасибо вам. Я лучше пойду домой. Передавайте имениннику самые наилучшие пожелания.
– Стоять! – потирает ухо, в котором явно сейчас звенит от моего чмока. – Пешком что ли пойдешь?
– Нет, я сейчас позвоню кое-кому, меня заберут.
– Ясно-о, – крякает. – Передавай наилучшие пожелания владельцу Фольксвагена.
– Всенепременно передам!
Он бесится? Думает, что при наличии парня, я бы пошла в клуб?! Совсем с ума сбрендил.
Самарин возвращается в здание, а я звоню дедушке. Он оказывается не слишком далеко от центра и обещает забрать меня через десять минут.
Стою, жду.
Ну и вечерок.
Завтра, к счастью, выходной. После такого отдыха мне полагается еще один отдых. Говорила мне мама: не ходи по клубам. Ей виднее, что в них творится черте чё, раз родила меня в шестнадцать.
Дедушка приезжает через семь минут. Сажусь в Фольц и равнодушно смотрю в окно.
– Как оторвалась, Санька?
– Не спрашивай.
– Обидел что ли кто? – сурово сдвигает брови.
– Нет, наоборот защитили.
– Имя победителя.
– Оно тебе все равно ни о чем не скажет.
– Скажи все равно. Хочу знать.
Вздыхаю тяжко и говорю:
– Самарин Макар Романович.
Дедушка так резко тормозит на пустой дороге, что я по инерции дёргаюсь вперёд.
– Эй, ты чего? – спрашиваю удивленно.
***
Всё с Шурочкой понятно. Выбирает, перебирает парней… С одним катается, а с другим в клуб идёт. А мне – шиш с маслом.
Обломись, Самарин. Хотя ты сам говорил, что тебе не положена хорошая девочка. А хорошая ли Шу, вот в чем вопрос?
Ой, все, выпей и заткнись!
Не хочу больше ничего. Домой, спать. Одному.
Вызываю мотор, прощаюсь с пацанами.
Как раз когда вышел из клуба, увидел, как Шу садится в уже знакомый мне Фольц. Давай, бля, удачи. Приятно покататься в ночи, стерва.
Жаль стекла тонированы, и не видно водятла. Что-то мне подсказывает, что он мужик в возрасте, может быть, даже женат, раз отпускает свою девушку по клубам. Свободные отношения типа – мода, мать её етить.
Справедливо-то как, а! Я за нее кулаки бью, а этот перец ее увозит. И всё, чего мне досталось – это издевательский поцелуй в ушную раковину.
Она меня ненавидит. Из-за того вечера, да. Вопреки убеждениям Шурочки мы тогда отмечали не 8 марта, а мою выписку из больницы. И то, что вообще живой выбрался из той передряги.
По неизвестной мне причине убийца меня не добил. Мы смотрели друг другу в глаза, и он целился пушкой в мою башку, но не выстрелил. Зачем меня убирать? Ведь заказ был на другого человека. Я всего лишь охранял клиента, и даже пулю первым принял.
Киллер был в балаклаве, так что его лица я не видел, только глаза – узкие, черные, острые.
Алкоголя было слишком много на выписку, потому что я использовал его в качестве обезболивающего. Поэтому и вёл себя как скотина, что уж там.
Хотелось отметить жизнь и цинично поиметь всех баб, которые были в ресторане только ради того, чтобы почувствовать себя живым. Казалось, на том асфальте, где мы лежали с Судзуки-саном, истекающие кровью, умерла часть меня.
И Алекса заставляет меня чувствовать себя живым, через свою дерзость и непокорность. И я постараюсь сохранить это чувство, как можно дольше.
Короче, сверну в бараний рог эту Шурочку и… сладко поимею. Всему свое время. Как говорил мой покойный друг Судзуки-сан: «Подумав – решайся, а решившись – не думай. И ни сы».
В понедельник слегка опоздала на работу. Просто хотелось быть красивой в свой день рождения. Надеюсь, Тамара Ивановна из отдела кадров не успела никому сообщить о нём, и я проведу этот день тихо и спокойно.
В мои планы совершенно не входило "проставляться", потому что наш с дедушкой бюджет трещал по