как это вы позволили себе такую нелестную характеристику.
Муратов-старший продолжал смотреть на эскизы:
— В ваш прошлый визит я ничего не знал об истинном положении дел. Предположил, и только. Мне жаль, что так вышло.
Захотелось потрясти головой. Мой слух меня не подводит? Сожаления? От Муратова? Впору засомневаться, не провалилась ли я в какую-нибудь параллельную реальность.
— Никогда бы не подумала, что услышу от вас нечто подобное. В прошлый раз вы мне ясно дали понять…
— Не питайте иллюзий. Ваша с Егором личная жизнь меня не интересует. Я сожалею о том, что позволил себе по незнанию случайно в неё вмешаться. Предпочитаю, чтобы наши с вами отношения дальше профессиональных не заходили.
Ну вот и разобрались. Впору было с облегчением выдохнуть. Всё в порядке. Всё на своих местах. Никакого сбоя в системе. Деверь по-прежнему меня не переваривает и старается иметь со мной как можно меньше дела. Просто на его беду, я хороший художник.
Что ж, настоял на моей кандидатуре, пусть мирится, потому что я от заказа уже не откажусь — я на эти деньги теперь очень сильно рассчитываю.
— Ну слава богу, — пробормотала я себе под нос. — Ненароком подумала, вас подменили.
Алекс предпочёл проигнорировать мою жалкую «шпильку», сосредоточившись наконец на задании.
— У вас в резюме упомянуто, что вы берётесь за задания повышенной сложности и готовы предоставить собственные эскизы, если заказчик не может определиться.
— Всё верно, — я наморщила лоб. — То есть, выходит, эскизов у вас нет?
— Ну, вы же работаете по описанию. Или по референсам. По материалам, которые вдохновят.
— Безусловно.
— Этого будет достаточно.
На некоторое время мы отвлеклись, потому что Инга принесла кофе и тарелки с закусками.
Поместив разнос с оставшимся на нём большим френч-прессом на край стола, она передала мне кружку, как бы между прочим поинтересовавшись:
— Как дела у вашего сына?
Я вздрогнула от неожиданного вопроса. Помощница Муратова-старшего и без того своим строгим видом производившая чуточку пугающее впечатление, совсем сбивала с толку, уделяя кому-либо или чему-либо своё непосредственное внимание.
— Сп-пасибо. Он в порядке. Сейчас уже намного лучше.
И пока я растерянно хлопала глазами, она кивнула и удалилась.
Муратову столь внезапное проявление участия ко мне со стороны своей подчинённой, очевидно, не показалось чем-то из ряда вон выходящим. Он отхлебнул из своей кружки и кивнул на эскизы.
— Рисунок будет в чёрно-белой цветовой гамме. Мне нравится вот эта техника, где вы сочетаете шпатель и кисть.
Я взглянула на распечатанный пример одной из своих работ и, успев принять во внимание то, о чём он говорил, едва не застонала вслух от осознания.
Для работы в подобной технике у меня сейчас не было подходящего инструментария.
И делать такой заказ в канун Нового года… Творившийся в моей жизни хаос напрочь выбил из моей головы все мысли о работе.
Муратов заметил моё замешательство.
— Считаете это слишком сложной задачей?
— Вовсе нет, — нахмурилась я. — С чего бы, если техника хорошо мне знакома. Кисти и шпатели. Вот что сейчас для меня слишком сложно. Свои старые инструменты одолжила коллеге. Новые ещё нужно купить.
Но вместо какого-нибудь колкого комментария, которого я подсознательно ожидала, Муратов взглянул на свои ролексы и скомандовал:
— Едемте.
— Что?.. Куда? — опешила я
Он посмотрел на меня, будто самую чуточку засомневался в моём умственном развитии:
— Что значит, куда? За инструментами.
От его предложения она буквально застыла. Зелёные глаза сделались в пол-лица. Стоит и ресницами хлопает, как невинная гимназистка.
Он уже не в первый раз ловил себя на этих странных, полуоформившихся ощущениях, но эта женщина упорно не желала вписываться в рамки образа, выстроенного в его голове благодаря многочисленным рассказам Егора.
Как будто старательно играла из себя куда более праведную версию человека, которого он знал. Знал по рассказам собственного брата.
Личного общения Алекс избегал как только мог. По причинам, которые не озвучил бы даже под пытками…
Ну и кого оставалось винить за этот странный, раз за разом повторяющийся рассинхрон? Получалось, только себя.
— За инструментами? — тихо повторила она, будто ушам своим не поверила. Будто он предложил ей на орбиту слетать.
— Не пальцами же вы писать собираетесь? Хотя о такой технике я, кажется, тоже слышал.
Она заметно поёжилась, будто ей вдруг стало очень неловко.
— Да я… я и сама могла бы. Но уже завтра…
— Вот именно, — оборвал он. — Мы время теряем. До Нового года считанные дни, а вы планировали начать до праздников.
На это ей возразить было нечего. А объяснять себе, почему он вдруг уцепился за возможность лично с ней пообщаться, Алекс не стал. Хотя если бы захотел, то пришлось бы признать, что его доверие к младшему брату основательно пошатнул их последний откровенный и не слишком-то приятный разговор.
И потом ещё эта внезапная встреча с ней и её сыном в клинике. Что-то при виде молодой матери и её сына царапнуло и не хотело его отпускать.
Он пытался понять и разобраться, однако ничего лучше, чем разведка боем, так и не придумал.
Но он, конечно, делает это, чтобы сохранить репутацию. Если младший темнит и пытается своими идиотскими решениями пошатнуть его репутацию, он всё узнает, и тогда никому не поздоровится. Виновный получит заслуженное.
— Алексей и впрямь идёт на поправку? — он настроил маршрут, как только они разобрались, куда отправятся за инструментами, и теперь всё внимание сосредоточил на дороге.
По-другому и быть не могло — сегодня опять заметало.
Кажется, его вопрос очень её удивил. Боковым зрением Алекс уловил, что она смотрела на него и наверняка с изумлением, но наконец всё же ответила:
— Да. На новогодние праздники в лечении даже назначили перерыв. Будут следить, как иммунная система справляется без препаратов.
Алекс кивнул:
— Рад слышать.
Пустые слова. Просто, чтобы ответить хоть что-то. Он и мальчишку-то видел всего пару раз. Знал, что Егор всячески его опекает, пусть он и его неродной ребёнок. Впечатление создавалось, что приёмного он любил как своего.
Создавалось. До недавнего времени.
— Какие прогнозы? Егор что-нибудь конкретное говорит?
И, кажется, он снова заработал полный изумления взгляд. Он, может, и сам себя изумил бы внезапным желанием прояснить ситуацию, но Алекс всегда прислушивался к своему чутью. А оно уже который день говорило, что очень многое после разговора с Егором вдруг сделалось призрачным и непонятным.
Будто вся эта неприятная ситуация с его изменой обнажила неряшливые швы, которые сейчас медленно, но неумолимо расползались, обнаруживая неприглядную истину.
А он-то думал, что был единственным, кто хранил
