недосказанные вещи.
Например, как мне нравится его дочь.
Я делаю глоток, любуясь видом. Кажется, будто вчера мы прибивали эти доски. Джошуа и Мэдлин тогда только поженились. Скрип при движении мне знаком. И все же.
— Значит, это правда? — спрашивает мой лучший друг, его тон одновременно и отцовский, и забавный.
Я смотрю на него. Он смотрит на меня с вопросительным выражением лица, которое заставляет меня напрячься. По коже пробегает волна беспокойства, но теперь, когда я признался себе в правде, пути назад нет.
— Я так и знал! раздается крик внутри дома. Даже сквозь стены я слышу, как Мэдлин приказывает сыну замолчать.
Здесь, на прохладном воздухе, губы Джошуа подрагивают.
— Что правда? спрашиваю я, желая убедиться, что мы с ним говорим об одном и том же. Я поворачиваю голову в сторону дома, потому что, очевидно, ненавижу оставаться вдали от Пайпер даже на несколько минут.
Джошуа поднимается на ноги и смотрит мне в лицо. Мои мышцы напрягаются, готовые к тому, что он решит замахнуться.
— Ты и Пайпер.
Его взгляд пристально и непоколебимо следит за мной. Я не знаю, что он ищет. Но я знаю, что бы я хотел услышать, будь я на его месте.
— Я люблю ее.
— Я знаю.
Он кивает. Я жду вспышки гнева. Требования уйти с его крыльца, с его земли и никогда не возвращаться. Мои старые демоны шепчут, что я самый плохой человек, пока я жду, что друг всей моей жизни повторит их слова. Моя грудь сжимается, сердце стучит о ребра, пульс бьется по венам.
— Отлично.
Мои колени подкашиваются, и я упираюсь в спинку кресла-качалки.
Входная дверь распахивается, и из нее выходит Брандт. — Вовремя, чувак. Чертовски вовремя. Я уже почти проиграл!
— Проиграл?
В дверях появляется Мэдлин, за ней — Пирожочек. — Возвращайся в дом и садись. Бекон почти готов.
Брандт уходит, а я в недоумении оборачиваюсь к Джошуа. Разве он не собирается кричать на меня? Сделать что-нибудь? Почему он так спокоен?
— Отлично? спрашиваю я.
Он делает еще один большой глоток из своей кружки, и мне кажется, что он специально заставляет меня потеть. По правде говоря, если нам с Пирожочком повезет, и у нас будет дочь, я сделаю то же самое.
— Отлично, — повторяет он, направляясь ко мне. Я отступаю на несколько шагов. — Тебе нужна хорошая женщина. А ей нужен хороший мужчина. Лучше тебя никого не найти. Тот, кто не будет играть с ее сердцем…
— Никогда.
Он снова кивает.
— Разве ты не хочешь ударить меня или выгнать, или…..еще что-нибудь?
— Мы больше не дети.
— Ты просто боишься проиграть, старик.
— Не заставляй меня надрать тебе задницу.
— Рискни.
— Сделай больно моей дочери, и я сделаю это. Я не буду пытаться. А сделаю.
Вот оно. Стальное выражение лица. Папа-медведь.
— Я лучше убью себя.
Мы останавливаемся перед дверью, и он хлопает меня по спине. — Я знаю. Именно так я относился к Мэдлин в первый день нашего знакомства. Он заглядывает в дом и после долгого раздумья спрашивает: — Почему так долго?
Разве это не вопрос года? Или века.
Со стороны глупо, что я вообще держал ее на расстоянии. Как я мог подумать, что украденных взглядов, текстовых сообщений и семейных ужинов было достаточно?
У меня больше нет ответа. — Я не хотел, чтобы ты на меня злился.
Джошуа вздыхает.
— Я злюсь лишь потому, что ты так долго ждал.
— Что? Я оглядываюсь на него. Он пожимает плечами и потягивает свой кофе, как будто это не самый неловкий разговор в его жизни.
Мой телефон жужжит в кармане, и я могу поспорить, что знаю, кто это. Брандт. Джошуа смеется и направляется внутрь. По дороге в гостиную я проверяю свои сообщения.
Брандт: я побеждаю неудачников, платите.
Рядом с именем Пайпер стоят три точки.
Пайпер: вы, придурки, поспорили на мою личную жизнь?
Мэдлин: следи за языком!
Я ухмыляюсь, проходя через кухню. Некоторые вещи никогда не меняются — теплая, светлая и домашняя кухня, запах свежеприготовленного бекона и куча кексов на тарелке в центре стола.
Но некоторые вещи меняются к лучшему.
Пайпер улыбается мне с того места, где она накладывает яичницу на тарелку. Это та же солнечная улыбка, к которой я привык, которую я жажду, но теперь в ней есть еще и уверенность. Нам больше не нужно скрывать свои чувства.
Входная дверь распахивается, и шаги гулко стучат по паркету. — Подождите нас!
— Уходите, — кричит Пайпер на своих братьев. Я бросаюсь к столу, что напоминает мне игру в музыкальные стулья в детстве.
— Ты уверен, что готов ко всему этому? спрашивает Мэдлин, притягивая меня к себе и обнимая.
— На тысячу процентов. Никогда в жизни я не был так уверен в чем-либо. Я закрываю глаза, думая о том, как близко я был к тому, чтобы проснуться и обнаружить, что Пайпер больше нет. Мы никогда не сможем сказать ее родителям. Они будут раздавлены. А я буду еще больше, ведь в ее уходе виноват я. — Я счастлива за тебя, Хантер. Очень счастлива. И я знаю, что ты сделаешь ее счастливой.
— Сделаю. Обещаю.
— Встань! кричит Пайпер. Это добродушный сестринский окрик, к которому я привык, поэтому мое сердце замирает лишь на полпути. — Это место Хантера.
— Заставь меня, — отвечает Арчер.
Мэдлин смеется, глядя, как Джошуа уговаривает младшего сына подвинуться. Но парень упрям. Меня не было рядом в первые семнадцать лет его жизни, но я наслушался историй. Пайпер сжимает ему голову. Ее братья смеются над ее попытками.
Я подхожу к столу, и Джошуа смотрит на меня, приподняв брови: — Что ты собираешься делать? Я кладу одну руку на спину Пайпер, и она замирает, а затем наклоняется навстречу моему прикосновению. Я обхватываю Арчера за плечо и ставлю свою кружку с кофе рядом с тарелкой. Пай отпускает брата, отходит, и я выдергиваю у него стул. Дрю и Брандт ссорятся. Я просовываю руки под Арчера и поднимаю.
— Леди попросила вас пересесть.
— Да, да, да. Арчер обходит стол и садится на другой стул. Он не подает виду и озорно поблескивает глазами.
Полагаю, нам следовало ожидать, что ее братья будут немного подтрунивать друг над другом. И, по правде говоря, я не возражаю. Это такое облегчение — снова дышать рядом с ней и не скрывать своих чувств. Смотреть на нее, не выдавая себя.
Вот только, очевидно, мы не так уж хорошо скрывали свои чувства, если ее братья заключили пари.
Когда мы усаживаемся за стол и наполняем наши
