— Да ты и так ничего, смотрю, не боишься, — возражал он устало, потому что действительно уставал чертовски. И к тому же из-за этих полуночных бдений не высыпался. А затем на каждодневных планерках у старшего воспитателя еле сдерживал зевоту.
Но самое главное, ему не хватало встреч с Олей. Они, конечно, виделись и в столовой, и на построении, и вечером на дискотеке. Но это были не те встречи. Они не могли даже толком пообщаться, что уж говорить о большем.
Одно радовало — ей здесь было явно по душе. Малыши ее любили и ходили за ней по пятам как выводок. Девочки обнимали ее и говорили, что любят-обожают, мальчишки приносили ей одуванчики и сосновые шишки. Ромке же за целую неделю удалось от силы лишь пару раз урвать ее поцелуй.
***
Вожатым раз в неделю полагался выходной. И Ромка ждал свой как все праздники вместе взятые. Из лагеря он никуда не поехал, просто остался в домике. Выспался вволю, искупался в реке, потом взял в библиотеке пару книжек и просто валялся на кровати и читал. Он и не представлял, какое это удовольствие — лежать с книжкой и ничего не делать, никуда не торопиться, ни за что не отвечать. Почти блаженство. Но самое желанное было впереди. Они договорились с Юркой Буруновым, что тот на ночь уйдет, оставив комнату им с Олей. И это при том, что с Ленкой Кузьменковой у него не заладилось.
— Что я, — самоуверенно хмыкнул Юрка, — не найду, у какой вожатки заночевать? Или вон вообще к медсестре пойду. Она мне вечно в столовке глазки строит.
Юрка еще и презервативами его снабдил.
Ромка еле дождался отбоя. Чтобы скоротать время — прибрался в комнате, проветрил, нарвал в лесу саранок, поставил их в стеклянную банку.
Около одиннадцати вышел и отправился в сторону корпуса восьмого отряда. Встречать Олю.
Уже стемнело, а лампочки освещали только центральную дорожку. Боковые же скрывала глухая темень. Но Ромка уже знал путь и шел по памяти, как вдруг едва не столкнулся с… нет, не с Олей. Это оказалась Даша Халаева.
— Роман Владимирович… — пролепетала она тоненько. — Здравствуйте.
— Даша? Ты чего здесь? Бегом в палату. Отбой уже…
— Роман Владимирович, пожалуйста, не прогоняйте. Мне нужно вам что-то сказать…
— Давай завтра. Поздно уже.
— Пожалуйста! Мне очень надо!
— Хорошо, говори. Только быстро.
Халаева молчала, словно собиралась с мыслями. Раздался шорох, кто-то еще шел по дорожке. Наверное, Оля, подумал Ромка и стал вглядываться в темень. Но нет, это был Денис Славнов, старший вожатый. Они посторонились, пропустив его.
— Давайте отойдем, пожалуйста, чуть в сторону? А то тут все ходят… слушают… — Халаева говорила так, словно это вообще была не она. Ни ее привычной наглости, ни развязности, наоборот даже. Она стояла перед ним вся какая-то робкая и неуверенная в себе.
Может, у нее что-то случилось, догадался Ромка. Причем что-то плохое… А то она сама на себя не похожа. Надо ее выслушать, все-таки я пока еще за нее, за них за всех, отвечаю.
Они сошли с тропинки, обогнули кустарник, за которым пряталась скамейка. Домик их все равно не заперт, если Оля появится, пока его нет, она сможет и сама зайти к ним.
— Говори, Даша, — подбодрил ее Ромка. — Что у тебя случилось?
14
— Роман Владимирович, а почему вас сегодня не было?
— У меня выходной.
— А-а, а мы думали, вдруг вы от нас сбежали… ну, то есть уехали. В смысле, что мы вас достали…
Еще как достали, про себя подумал Ромка. Но вслух сказал:
— Что ты хотела?
Даша мялась, вздыхала, словно не могла решиться.
В другой раз Ромка, возможно, проявил бы какую-то деликатность к девочке, но сейчас мысли рвались к Оле. Она уже наверняка пришла и недоумевает, куда он делся.
— Я пошел тогда, — бросил он нетерпеливо и шагнул в сторону. — И ты тоже давай иди в корпус.
— Роман Владимирович! Подождите! Пожалуйста! — вскинулась Халаева и поймала его за руку. Вцепилась тонкими пальчиками в запястье накрепко.
Он едва успел обернуться, как Халаева вдруг встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Ромка отшатнулся, оттолкнул ее от себя.
— Халаева, ты с ума сошла? Ты что творишь?
— Роман Владимирович, простите, — всхлипнула Даша. — Я… люблю вас.
Стрелецкий опешил — такого заявления от наглой и самодовольной Дашки он никак не ожидал. Мелькнула мысль: может, все это какой-то их глупый розыгрыш? Но плакала она искренне, даже как-то по-детски.
Ромка нахмурился, не зная, как на это все реагировать. Ничего на ум не пришло, и он с деланной строгостью, чтобы скрыть растерянность, спросил:
— Что за ерунду ты придумала?
Глаза уже привыкли к темноте, и он видел, как девчонка покачала головой и… заплакала еще горше. Ромка окончательно растерялся. Сплошные сюрпризы этим вечером.
— Я не придумала… это правда, — всхлипывала она. — Роман Владимирович, вы мне с первого взгляда очень понравились… вы умный и красивый… и не похожий ни на кого.
— Перестань. Я вообще не понимаю, к чему этот разговор.
— Я хочу, чтобы вы знали… что я люблю вас.
— Даша, — назидательно произнес он и почувствовал себя какой-то престарелой матроной, которая решила наставить на путь истинный заблудшую овечку, и сразу сдулся. В этих делах он, может быть, понимает даже меньше самой Халаевой. И все же. — Ну, какая любовь, Даша? Ну, что за глупости? Тебе сколько лет?
— Мне уже пятнадцать! А вы так говорите, будто вам все сорок. А у нас, между прочим, разницы — всего пять лет. У меня отец старше матери и то на восемь. И нормально.
— Да при чем тут это? Ты — еще школьница. Тебе вон… с твоими ровесниками надо…
— Они — дураки, — фыркнула она. — С ними скучно.
Халаева шмыгнула носом, но плакать уже перестала. И слава богу, подумал Ромка. Слезы его обескураживали. Мать по-настоящему никогда при нем не плакала, а вот Оля — бывало. И в такие моменты он с ума сходил и готов был на что угодно, лишь бы она успокоилась.
Плачущая Халаева, конечно, настолько у него почву из-под ног не выбивала, но все же стало не по себе.
— Ой, я, кажется, поняла. Вы думаете, что я с кем-то из них… Да нет же! Они просто бегают за мной, сами. За мной всегда пацаны бегают. И в школе, и во дворе… — произнесла она хвастливо. — Ну, не отгонять же. Но с пацанами у меня ничего такого, клянусь! Мне только вы, Роман Владимирович, нравитесь.
Ромка не понимал, что нужно говорить в таких случаях. Таких случаев у него попросту никогда и не было. И вот как сказать этой малолетней дурочке, чтобы выкинула всякую чушь из головы, и при этом не задеть ее чувств?
— В общем, Даша, иди спать.
— Я что, вам совсем-совсем не нравлюсь? Я, по-вашему, некрасивая? — в голосе ее вновь задребезжали плаксивые нотки.
— Да, красивая ты, красивая, но…
— Тогда поцелуйте… — Она вновь порывисто прильнула к нему мягкой грудью, обхватила шею руками и прижалась к его рту пухлыми влажными губами.
Ромка еле оторвал ее от себя, а она все продолжала цепляться, чуть ворот футболки не порвала.
— Да прекрати ты! — вспылил уже он. — Что за ерунду ты вбила себе в голову?
— Да почему? — снова всхлипнула она и с обидой вдруг зачастила: — Другие за меня готовы перебить друг друга. Я всем нравлюсь! Всем! Но я вообще ни с кем здесь… я только к вам… я думала вы… а вы…
Она снова разрыдалась. Но Ромкино терпение иссякло.
— Тебе — пятнадцать. Ты — малолетка. Даже если бы ты мне и правда нравилась, то я все равно ни за что не связался бы с малолеткой, — выпалил Ромка и тут же спохватился. Черт, нельзя же так. Затем сказал почти ласково: — Даш, пойми, ты привлекательная девочка, сама вон говоришь, что многим нравишься. Ты еще найдешь себе того, кто…
— Какая я вам малолетка? Я уже многое умею. Я встречалась с парнем в прошлом году…
— Господи… — простонал Стрелецкий. Какого черта она привязалась? И Оля там, наверное, уже беспокоиться начала. — В общем, Халаева ступай в корпус, ложись спать и забудь всю эту чушь, что ты тут наговорила. И я тоже забуду. Сделаем вид, что ничего не было.
