– Ой, ничего не говори про живот, – кряхтит Наташка, усаживаясь на банкетку. Еще три с половиной недели. Кошмар какой-то!
– Как твои офисные стервозины?
– Да расслабились совсем, давно я их не кошмарила. Они мне на день конституции подарили наручники в меховой оплетке. Ну я и сказала, мол, к свадебному платью не подходит. Вот у них морды вытянулись, – хихикаю я. – По закону подлости Никитин обнаружил наручники у меня в сумке, когда искал мой зарядник. Чего было… – я мечтательно закатываю глаза.
– Кстати, возвращаясь ко всяким узам. Так чего? Как вы докатились до ЗАГСа-то? – продолжает пытать меня Катя.
– Да так все спонтанно как-то получилось, – пожимаю я плечами. – Он опять спросил меня, как я хочу, а я возьми и ляпни, что хочу в брачную ночь кончить.
– Так! – звонко захлопывает Полина каталог свадебных платьев. – Я, конечно, догадываюсь, зачем вы женитесь. И явно не для того, чтобы яичницу вместе жарить или цветочки сажать. Я даже морально готова к младшему брату или сестре, но когда дело касается моего отца, я предпочитаю не помнить, откуда берутся дети!
Ой, я забыла, что Полина еще тут. Мои знаменитые красные пятна являют миру себя во всей красе.
– А как же рассказать нам, что ты задумала на эту брачную ночь? – канючит Катя.
– Потом поделитесь, когда я свалю в универ! – отрезает грозно Полина, но глаза ее смеются.
В дверь стучат, любопытная Катька высовывает нос в щель:
– Чего надо?
– Дашу позови, – слышу я голос Никитина. Господи, скоро я тоже стану Никитиной!
– Не-а, невесту до свадьбы видеть не положено, – отказывает Катюха жениху в аудиенции.
– Да я ее только утром в душе вые*…
– Папа! – возмущается Полина. – Здесь же дети!
Мы все дружно смотрим на Наташкино пузо. Наташа начинает ржать.
– Вот поэтому и нельзя тебе ее видеть, – вздыхает Катя. – Сейчас все помнешь, прическу испортишь, макияж слижешь…
– Буду знать, как Коршунов женихался. Кать, не нуди. Отдай мне мою невесту! – ругается Сергей.
А у меня внутри все замирает от того, как он говорит «моя невеста».
– Надолго? – подозрительно спрашивает Катя. Мы втроем закатываем глаза.
– Нет, – рявкает Сергей. – На пол шишечки!
Наташка уже не может сдерживаться и хохочет в голос, вытирая слезы.
– Может, поговорите в нашем присутствии? – продолжает издеваться Катюха, она Никитину еще не простила моих слез.
– Я вам с Коршуновым тоже свечку подержу!
Этот довод Катьку пронимает, потому что она отлично помнит как Никитин, собственно, разживался у нее информацией обо мне.
Оказывается, насмотревшись в выходные на меня в окно «Амандины» и от души попсиховав, Сережа приезжает в понедельник к кафе снова, а меня там нет. И на завтра не появляюсь. Почесав бороду, Никитин вспоминает обстоятельства знакомства и звонит Коршунову, а у того телефон вырублен и автоответчик матерно всех посылает. Да еще и с угрозами. «Любой, кто помешает мне провести неделю Святого Валентина, получит заряд соли в жопу». Это мне Катюха цитировала.
Сережа гонимый плотскими желаниями и ревностью все-таки решается Коршуновых побеспокоить и долго долбится им в ворота, сбивая людей с ритма. Кирилл вообще не собирался даже дверь открывать. Катька психанула и пошла узнавать, кому неймется, и какого рожна этим людям надо. «Вот не е*ётся людям спокойно!» – ругалась она потом, пересказывая мне эту встречу на Эльбе.
Над Никитиным она, конечно, тогда поизмывалась, но, вспомнив собственные терзания в период страдашек по Коршунову, сжалилась и не просто сказала, как меня найти, но и как ко мне подмазаться. Правда, телефон мой не дала и фамилию не сказала. «У тебя есть шанс, вот им и воспользуйся. Сумеешь извиниться, молодец. Нет? Значит, не судьба» – сказала ему злая недотраханная Катя, захлопывая у Никитина дверь перед носом.
Так что план Никитина должен был быть безупречен. И, чтобы попасть в яблочко, он решает меня снова совратить. Засранец! Но у него срабатывает.
Да так, что после Наташкиной свадьбы я уже через неделю перезжаю жить к нему.
Катюха, видимо, не очень ждет Никитина в гости, поэтому нехотя отворяет дверь шире и говорит мне, как надзиратель заключенному:
– У вас пять минут!
Я шуршу к любимому навстречу. Сережа не раздумывая хватает меня за руку и вытаскивает в коридор, так шустро захлопывает за мной дверь, что чуть не прищемляет подол платья. Из-за двери раздается возмущенный Катькин вопль и хохот Наташки.
Никитин затаскивает меня в спальню и запирает ее за собой на замок.
– Это что еще за предосторожности?
– Да ну на хрен! Задолбали! – сердится Сережа.
– Ты чего хотел-то? – спрашиваю, почесываясь там, где плечо натирает жесткое кружево.
Никитин внезапно смущается, у него даже румянец на скулах проступает. Я смотрю на это диво дивное и не знаю, что подумать. Это что же такое хочет этот похотливый развратный матершинник, что даже его в краску бросает?
– Даш, ты меня любишь?
Я даже перестаю чесаться.
Я никогда не признавалась Сереже в любви. У меня вообще с нежностями туго. Иногда Никитин вырывает невнятные сладкие пошлости из меня путем выматывающего секса, когда я уже молю: «Сладкий мой, хороший, горячий… Дай мне кончить!» Но в повседневной жизни у меня как-то язык не поворачивается сюсюкаться с огромным небритым типом, который в любой непонятной ситуации задирает на мне подол.
Впрочем, Сережа тоже ни разу не сказал мне три заветных слова.
Даже предложение руки и сердца у нас прошло не как у людей.
После озвученного мной желания отдаться Никитину в брачную ночь в одной свадебной подвязке и фате, он меня качественно отлюбил, а на следующий вечер подарил кольцо. Ни слова о любви, только жаркая ночь, закрепившая наше взаимное согласие.
А оказывается, он от меня ждал сигнала.
Про себя я давно зову его любимым, а сказать вслух почему-то сложнее, чем признаться в какой позе я мечтаю сегодня под ним стонать.
Похолодевшими пальцами мну подол.
– Я тебя люблю, – выговариваю непослушными губами.
– Малыш, – выдыхает Сергей, подхватывает меня и кружит по комнате. – Девочка любимая.
Остановившись и заглянув мне в глаза, он произносит то, что я так давно жду услышать, но не признаюсь себе:
– Я люблю тебя, Даш.
Нежный почти трогательный поцелуй, и у меня щемит сердце. Неужели, и правда, сбылось мое желание, загаданное на старый новый год?
– Даш? – в голосе Никитина проскальзывает странная настораживающая нотка.
– Что?
– Ты в чулках?
– Нет! Нет, Никитин! Катька нас убьет! Платье помнешь! Ты что делаешь? Перестань расстегивать ремень!
– Даш, просто скажи, как…
P. S.
В «Амандине» все битком, в день влюбленных парочки повылазили изо всех щелей, чтоб им всем, и мы с Катюхой ютимся у барной стойки. Сдвинув головы, мы уткнулись с ней в экран телефона.
– А Ленчик-то при своей бабе похорошел, – отмечаю я, вглядываясь в сторис.
– Есть такое, – соглашается Катя.
– Чего показывают? – с другой стороны от меня плюхается взмыленная Ирка.
– Чужое счастье, – хмыкаю я.
– Да, только и остается наблюдать за чужим счастьем, – горестно вздыхает она.
– Что случилось? – напрягается Катюха.
– Да ничего! В тот-то и дело! – восклицает Ира. А мы с Катей переглядываемся. Где-то мы это уже слышали.
– А что не так? – осторожно спрашивает Катя, видя, что подруга и бывшая коллега на взводе.
– Задрали меня все! Сил моих больше нету! Они меня вечным двигателем зовут, и никому и в голову не приходит, что мне все это не в кайф! Я отдохнуть хочу! Кроме работы ничего не вижу!
– Тебе платят-то хоть хорошо?
– Хорошо. Даже очень. Но молодость потом за деньги не купишь. Я тысячу лет в кино не была. Ни на одну вечеринку не успеваю! Я, блин, Труфальдино из Бергамо! У меня три начальника, один хлеще другого! Один вообще сейчас носа на работу не кажет, все бабу свою стережет, – Ира бросает сердитый взгляд на Катю, которая утыкается в свой бокал. – Другой вообще молодой папаша, все разговора сводит к обсуждению. Будущего детей. Последний лежит в больнице после удаления аппендицита. А контора должна работать! Все, не хочу больше про работу говорить! А то я взвою.
