пустое место. Или на мне шапка-невидимка?
Перебираю пальцами волосы на голове. Майор следит за движениями моей руки, а потом мрачно выговаривает:
— Тебе кажется…
— Мне. Не. Кажется.
Он ругается сквозь зубы и сжимает кулаки.
— Может, тебе хотелось бы большего? — спрашивает со злой иронией.
Словно пощечину получаю. Глухую и колючую.
Ахаю. Отшатываюсь. Внутри каждая клеточка от возмущения трепещет, но всё же решаюсь уточнить:
— Что значит мне «хотелось бы большего»?
— Вдруг ты думаешь, что мы… мы… раз трахнулись… Черт тебя дери, Завьялова, — орет он на всю территорию усадьбы девятнадцатого века. — Я не готов к отношениям. Мне это все на хрен не надо.
— Почему ты считаешь, что я хочу отношений? — округляю глаза.
Нервно сглатываю ком в горле. Он издевается?..
— Ты же баба, вы все их хотите. Отношений этих. Слюни на них пускаете, — отвечает. — Как переспишь, так хер отвяжешься потом.
Не выдержав, бью его папкой по плечу. Мне всё равно, кто и что скажет. В темных глазах предостерегающие огоньки загораются.
— Я не гугл-аккаунт, чтобы от меня отвязываться, — с рыком выговариваю. — Вы много на себя берете, майор.
— Да ты что? — усмехается он, с интересом меня разглядывая.
Озираюсь на «Ладу Приору» Кологривого. Миша сигналит, торопится. Ему ещё дочку из школы встречать.
— Тимур Иванович, — уже спокойнее выговариваю. Всю волю в кулак собираю. — Прошу вас впредь обращаться ко мне как к рядовому сотруднику.
Развернувшись, тихо добавляю:
— И секс был так себе… на троечку.
Громко хлопнув дверью, усаживаюсь в автомобиль и украдкой наблюдаю за удаляющейся спиной.
Кое-как добираюсь до дома.
Сбрасываю одежду, напяливаю на себя выцветшую, растянутую майку и разогреваю ужин. Мама, слава богу, из комнаты не выходит.
Налив в любимую кружку чай, усаживаюсь за компьютер. Жму на кнопку.
Улыбаюсь. Не шумит, родненький.
Открыв страницу на сайте знакомств, не читая удаляю вчерашнюю переписку с Бойцовым. Абсолютно не хочу знать, как именно он отзывался о Сюзи, стоя с клизмой возле психдиспансера.
«Привет, Тимурчик!»
Ответ поступает незамедлительно:
«Пошла нахуй»
Фи. Как грубо. А вчера такой обходительный был.
«Ты, наверное, обиделся, да?» — печатаю от лица «Сюзи,23», а сама посмеиваюсь. Ну как есть блондинка! А на три буквы он тебя по ошибке отправил, деточка?..
Минут пять жду реакции, но надпись «онлайн» на страничке потенциального парня Сюзи всё такая же ярко-зеленая, а ответ он отправить так и не удосуживается.
«Понимаю, что обиделся. Я бы тоже обиделась»
Разбавляю переписку грустными смайлами и продолжаю:
«У меня просто вчера дедушка умер. Представляешь? И телефон неожиданно сел… А ещё в Тихом океане большое нефтяное пятно обнаружили».
Хладнокровно отпиваю чай из кружки.
Угрызений совести не испытываю. Дед у меня давно умер, с зарядкой телефона все в порядке, а уж нефтяные пятна — что ни день где-нибудь да обнаруживают.
Заметив, рядом с ником «Тимур, 32» еле заметную надпись «печатает…» ехидно улыбаюсь.
«А при чем здесь океан?»
Да! Да! Да!
В ладоши прихлопываю. Попался, птенчик. Такой большой, а на стандартную манипуляцию повелся. Как в игре для четырехлеток — вычислил лишнее.
Сюзи, 23: «Ааа… Да так, просто к слову пришлось. А ты долго ждал?»
Закусываю губу.
Тимур, 32: «Блядь, лучше молчи…»
Ржу в голос. Так тебе. Мистер «Не отвяжешься».
Сюзи, 23: «Прости, Тимурчик. Так получилось. Это жизнь, понимаешь. Сегодня пан, а завтра пропал, как мой дед. Наверное, надо загладить перед тобой вину?»
Отправляю тонну краснеющих смайликов.
Тимур, 32: «Если что я люблю горловой…»
Фу. Противный.
Ненавижу. Сжимаю горячую кружку до такой степени, что обжигаюсь.
Сюзи, 23: «Похороны у дедушки через неделю. Мы спастические иудеи. Траур для нас — не пустой звук, Тимурчик. Поэтому пока не могу…»
Для нормальных людей спастичность — это особенность состояния мышечной скелетной ткани, но у Бойцова другая проблема — спермотоксикоз, поэтому он не замечает абсолютно никакого несоответствия.
Тимур, 32: «А когда можно будет?»
Сюзи, 23: «Сейчас уточню у своего духовника»
Развернувшись к аквариуму, который с новой подсветкой выглядит просто волшебно, обращаюсь к пятнистому сому — анциструсу обыкновенному по кличке Тигр:
— Падрэ, как вы считаете?
Тигренок меня игнорирует, усиленно обцеловывает искусственные кораллы и шевелит усами.
— Ясненько, — киваю.
Сюзи, 23: «Через две недели»
Тимур, 32: «Тогда спишемся»
Озабоченный дурак.
Ненавижу.
С яростью забрасываю Бойцова сообщениями:
Сюзи, 23: «Погоди, Тимурчик»
Сюзи, 23: «У меня для тебя кое-что есть…»
Сюзи, 23: «Вот…»
Прикрепляю фотографию, добытую с таким трудом.
Грудь у Ритки, конечно, что надо. Крупная, белая, налитая, с ярко-розовыми, просвечивающими через тонкое кружево сосками.
«Вау…» — прилетает от Бойцова реакция.
Тимур, 32: «Ещё хочу!»
— Хорошего помаленьку, чудовище, — отчаянно шепчу, вырубая компьютер.
Уж очень мужчины любят ускользающих женщин. Будет теперь смотреть на фотографию и вспоминать о Сюзи.
А о Лерке Завьяловой не будет…
Отправляюсь в душ и усиленно тру свое тело мочалкой. Дышу часто. От эмоций приходится даже всплакнуть.
Я за всё отомщу. За всех женщин, обиженных вот такими Казановами. За его сегодняшние обидные слова. За холодность.
И за то, что теперь у меня нет автографа любимого КиШа…
— Вау.
Опускаю взгляд и расфокусировано осматриваю прекрасное лицо Тимура. Густые брови, темные глаза, правильной формы нос. А ещё выдающиеся скулы, на которых поселился едва заметный, лихорадочный румянец. Мой любимчик — заросший щетиной подбородок, и главное — приоткрытые бледно-розовые губы, растягивающиеся в симпатичную ухмылку.
— Что? — переспрашиваю нахмуриваясь.
Ничего спросонья не понимаю.
— Ещё хочу! — шепчет Бойцов и кивает на округлую грудь.
Нависая надо мной, натягивает ткань белой майки от старости больше похожей на марлю и абсолютно не скрывающей ни одной детали.
Вздрагиваю.
— Ох, — выпускаю в воздух. — Ти-имур! Не-е-ет.
Пальцами врываюсь в «ёжик» из мягких волос и не грубо оттягиваю.
Нельзя.
Он мой начальник. Мы коллеги.
Нельзя и точка.
Пока эти мысли, словно запоздалые телефонограммы, проносятся в голове, я продолжаю наблюдать, как жесткие губы и горячий язык терзают торчащий сосок прямо через ткань.
По телу прокатываются мощные разряды. Они множатся, растут, становятся всё ярче, а затем со всех уголков расслабленного тела ручейками стекаются в низ живота. Там замирают, будто на площади в ожидании праздничного фейерверка ко Дню города.
Желание всячески сопротивляться иссякает, потому что я, черт возьми, просто обожаю фейерверки.
— Тимур, Тимур, Ти-мур, — шепчу как завороженная.
Губы облизываю.
Изрядно намочив слюнями майку над одним соском, Бойцов переходит ко второму. Терзает его ещё безжалостнее, кусает, тихо рычит.
Его ладони разгуливают по моему телу. Гладят бедра, касаются между ног. Раздвигаю их, чтобы ласки стали
