тебе это не казалась. Я не хочу, чтобы у тебя были поводы для сомнений. Не молчи. Только не теперь.
Она тяжело вздыхает, ударяясь мягкой грудью о мою грудную клетку, и выбивает на одном дыхании:
— Я испугалась, что ребёнок будет отнимать всё наше время. Что мы не сможем просто быть вместе, как до этого. Что не сможем заниматься любовью. А когда живот вырастет, то ты не будешь меня хотеть, потому что я буду похожа на воздушный шар.
Ещё щёки заливает красной краской, а я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
Блядь, ну откуда в её блондинистой голове такие глупые мысли? Да, аппетиты нам придётся поумерить, но в этом нет ничего ужасного.
— Любимая, посмотри на меня. — прошу, подбивая пальцами её подбородок. Едва устанавливаем зрительный контакт, рву в клочья её последний страх. — Я всегда буду хотеть тебя. В синяках и порезах. Худую и толстую. Молодую и старую. Этого ничего не может изменить. К тому же, если по каким-то причинам мы не сможем полноценно заниматься сексом, то мы уже знаем, что с этим делать. И как я могу не хотеть тебя, когда внутри твоего тела будет расти мой ребёнок?
— Тёмочка… — шепчет одними губами.
— Есть ещё сомнения?
Отрицательно качает головой и обрубает:
— Нет. Прости меня за эти мысли и страхи. Я повела себя как настоящая истеричка и чуть не совершила ужасную ошибку.
Знаю, что никогда не смогу забыть об этом, но это одна из тех вещей, которую надо просто принять и научиться с этим жить. У меня нет права винить её во всём, ведь я и сам хорош. Ни одна контрацепция не справится с тем количеством сперматозоидов, что я изливал в неё. Если бы мне не сорвало башню от кайфа, то задумался бы над этим, но сейчас уже поздно.
— Я прощаю, родная. И я всё понимаю. Просто никогда больше не думай об этом. Если ты чего-то боишься или в чём-то сомневаешься, то прежде чем сделать какие-то выводы и принять решение, всегда говори мне. Мы семья, Настя, и всё должны решать вместе. Договорились?
— Да, Артём. — лёгкая улыбка касается её губ, а тело полностью расслабляется. В интонациях слышится счастье, когда спрашивает. — А ты хотел бы, чтобы у нас была девочка или мальчик?
Как и любой мужчина, я мечтаю о сыне, но вместо этого отвечаю:
— Я буду любить одинаково и сына, и дочку.
— Эй, не рано ли вы о детях заговорили? — бурчит с порога Тоха.
Одновременно с Настей переводим взгляды на дверь, в которую только что вошло всё семейство Ариповых.
Поднимаюсь с постели вместе с любимой и крепко прижимаю к боку, когда Ариповы подходят ближе.
— Малыш, это — Сергей Глебович, человек, заменивший мне отца. — Настя тянет руку для приветствия, и мужчина тут же её пожимает. — А это — Екатерина Владимировна — женщина, которая подарила мне материнскую заботу. — снова рукопожатие. — А это — Настя. Моя любимая девочка, будущая жена и мама моего ребёнка.
Девушка снова краснеет, но выдерживает вопросительные взгляды, в то время как я раздуваюсь от гордости.
— Извините, что не удалось раньше представиться как следует. — выбивает моя девочка виновато.
— Сначала очухайся, а потом уже веди разговоры о детях. — снова напоминает о себе приятель. — Вы ещё даже не женаты.
— Но это не мешает делать детей. — смеётся его мама, а потом смотрит на мою любимую. — Какой срок?
— Около недели.
Антон роняет челюсть, явно переваривая информацию, чем вызывает улыбку у всех присутствующих.
— Уже была у врача? — отрицание кивком головы. — Тогда сейчас пойдём к моему геникологу, потому что после всего, что тебе пришлось пережить, необходимо убедиться, что с малышом всё хорошо. Она хорошая женщина и примет без очереди.
Малышка вскидывает на меня вопросительный взгляд, не переставая краснеть.
— Иди, родная. Мне надо кое-что обсудить с отцом Антона.
Пусть и коротко, но всё же жадно целую и слежу глазами, как они выходят за дверь. Только после этого позволяю себе тяжёлый выдох и натужный вдох.
— Ребёнок, блядь? — оживает Тоха.
— Антон. — предупреждающе бросает его батя.
— Извини, пап, но я просто в шоке.
— Раз ты в шоке, то выйди пока и приди в себя, а нам с Артёмом надо поговорить.
С таким тоном и взглядом друг никогда не пытался спорить, поэтому без слов покидает палату. А я зависаю, потому что у меня слишком много вопросов, и я просто не знаю с которого начать. От тяжёлого выбора меня спасет Сергей Глебович, сам начиная разговор.
— Кирилл Должанский убит пулей в голову. Это — самооборона, и твоей невесте ничего не грозит, а вот то, что собирался сделать ты… — угрожающе снижает голос. — Ты же понимаешь, Артём, что если бы убил его, то тут даже я не смог бы тебе помочь?
— Знаю. Но у меня не было выбора. Я был готов понести ответственность за свои действия, но не мог позволить ему оставаться в живых. Он уже дважды попытался изнасиловать и убить мою Настю. А учитывая то, что это только попытка, то пожизненное ему не светило бы, а значит, рано или поздно он вышел бы из тюрьмы. И где гарантии, что через десять или двадцать лет он не вернулся за ней? Что не навредил бы нашим детям? Я не мог так рисковать.
— Понимаю. Это одновременно глупый и храбрый поступок. Но я всё же рад, что тебе не удалось свернуть ему шею. — он глубоко вдыхает и продолжает. — Я был в твоей квартире. Как только ты уехал, Антон позвонил мне и сказал, что что-то случилось. Мы с Катериной как раз были в торговом центре, и я сразу выехал. То, что я увидел, когда прибыл на место, даже меня на какое-то мгновение выбило из колеи, хотя мне приходилось видеть много ужасов за свою карьеру. У тебя необыкновенная невеста. Она не растерялась и не поддалась панике. Перевязала твою рану, замедлила потерю крови, вызвала скорую. Пока мы ждали подмогу, ни разу заплакала и объяснила это тем, что должна быть сильной. И она действительно сильная. Рассказала всё от начала до конца. Начиная с того момента, как открыла дверь и до самого моего приезда.
— Но я не понимаю, когда она успела достать пистолет.
Блядь, я реально не вдупляю, потому что когда я обернулся первый раз, то обе её ладони были на животе.
— Пока ты избивал Должанского, она открыла сейф и взяла оружие. Когда звала тебя, положила его на комод. У неё