Из охранников папы он вышел в его партнёры очень быстро.
Да, я убогая и недоделанная. Меня можно называть как угодно, но я не дура. У меня есть уши, глаза, и я соображала, складывала данные.
Это страшный человек.
Теперь он не казался мне красивым, скорее настолько опасным, что я не рискнула даже повода дать думать, что мои детские глупости имеют силу.
— Здравствуйте, — ответила я, больше не смотрела на мужчин.
Олег начал расспрашивать про меня. Зачем мне такой слух? Зачем я это услышала?!
— Сколько ей?
— Семнадцать, — нехотя ответил папа.
— Всё такая же?
— Да, ей нужен присмотр.
— Я позвоню, поговорим об этом.
Гордо стуча каблуками по дорожке, прошла в дом.
Мама швырнула сумку в открытую створку шкафа-купе и повернулась ко мне.
— Ты хоть знаешь, кто это?! — заорала она на меня, видимо от страха. Она не ожидала увидеть такую компанию, думала другие люди приехали.
— Знаю, — спокойно ответила я, снимая пальто.
— Чем от тебя воняет?! — наморщила нос мама. — Боже! Ты жрала лапшу быстрого приготовления?! Где ты спала?! Что это за вонь?! Гуталин?!
В такой ситуации лучше замолчать. Мне самой стало нехорошо.
— Твой любимый Измайлов отцу угрожает! — рычала она, наступая на меня. — Я предложу тебя продать ему! Это будет самый лучший вариант, ты ему очень нравишься.
Я испуганно уставилась на неё.
— Не-ет! — закричала я на всю прихожую, чувствуя, что пол уходит из-под ног.
На лице чужой мне женщины появилась ехидная ухмылка:
— Да. Раз хвостом крутишь перед взрослыми мужчинами.
— Ты, — задыхалась я, уходя от неё. — Ты! Ты ничего не решаешь, я папе всё расскажу.
Мне казалось в этот момент, что Ветер улетает… Что у меня даже шанса не будет на настоящую любовь, потому что другого я не полюблю никогда.
Горло сковало отчаяние. Горе такое навалилось… Я даже не целовалась с Ильёй, а меня так…
Мне казалось, я сейчас умру от ужаса, что меня ждёт мрачное будущее. А она ещё говорила, шипела, ввергая меня в пучину безысходности и абсолютного горя.
Лучше в интернат обратно, там хотя бы была Дыра, там была надежда, а здесь нет, как в аду.
Почувствовала, что цепенеют конечности, меня доводили до истерики или приступа.
Но всё закончилось.
Дверь тяжёлая с грохотом раскрылась. Я даже отшатнулась в сторону. Не поняла, что произошло. В прихожую ворвался разъярённый папа. Ничего не сказал. Огромный, казался неуправляемой стихией. Быстрым шагом прошёл к маме, за волосы её схватил и потащил за собой в сторону своего кабинета через гостиную. Она не удержалась на каблуках, упала, вцепилась в его руки, но молчала.
Никто звука не произнёс. Хлопнули где-то двери.
Воцарилась тишина, и я успокоилась. Папа ей сейчас всё объяснит, и она поймёт, что была неправа.
*****
В душе я драла кожу щёткой, пока она не стала красной. Это мама сказала, что я воняю. А затем, проанализировав ситуацию, поняла свою ошибку. Пахло-то любимым парнем, его комнатой, нашим «кораблём».
Что ж я постоянно так ошибаюсь?
Раз папа меня воспитывал, нужно только его слушаться. И если что-то происходило во мне мятежное и неприятное к нему идти.
С любовью к нищему мальчику из моего класса к папе лучше не ходить…
Но я должна буду сказать, что ни к какому Олегу я не перееду, замуж за него не выйду.
Папа поймёт и защитит. Потому что папа любит очень сильно. Мама тоже меня любит, но немного странно, мне непонятно.
После душа я долго остывала, кремом покрыла кожу и валялась на кровати, слушая музыку и читая сообщения от Потёмкиной.
— «Ты сегодня делаешь алгебру, обществознание и литературу. Я беру на себя физику, химию, биологию».
— «Хорошо!» — отправила я Полине ответ.
Так было легко уроки делать. Мы отличницы, поэтому без подводных камней такая система выполнения уроков, но я всё равно проверяла её работу, когда она мне высылала. Удобно, половина нагрузки, и есть свободное время.
Ветер не писал и не звонил. Хотя обещал.
Вопрос современности: «Нужно ли девушке писать первой?»
А вдруг я не нужна. Обидно будет, унизительно. А если он так же думает? И, будем сидеть, ждать первых шагов друг к другу, пока не поседеем.
— «Я делаю уроки», — отправила Илье, хотя ещё не оделась после душа.
— «Дашь списать?»
— «Да».
— «Приятно, когда девушка даёт без вопросов».
— «Это оскорбление!»
— «Красивую девушку приятно оскорбить».
Я откинула телефон в сторону.
Дурак какой!
Илья позвонил через минуту, я трубку не взяла. Выслал несколько сообщений. Я просто отключила телефон.
Дурак!!!
Бельё надела розовое с салатовыми цветами. Стояла у зеркала и смотрела на себя внимательно.
Я понравилась Ветрову? Назвал меня красивой девушкой, значит понравилась. И признался, что крышу рвет…
Улыбнулась.
Надела широкие джинсы с голубыми птицами, курточку хлопковую в обтяжку, под цвет птиц. Очень любила, когда одежда сочеталась и красиво смотрелась. Чёрные спортивные тапочки нашла. Волосы скрутила в две баранки, украсила мелкими голубыми бабочками и похожие серьги надела. Это, если я сегодня Илью увижу, чтобы понравиться сильно.
— Дурак, — дулась я и синей тушью красила ресницы, — такое написать! Смешной.
Решила на Ветрова не обижаться, а при встрече сказать, что так мне не нравится общаться. Пусть другие парни, что хотят то и говорят в мой адрес, а у нас должно быть всё по-другому. Как именно я пока не знала, но мне понравилось, когда он не агрессивный, не шутит грубо. Одним словом, шторм мне не подходит, пусть бы Ветер был лёгким бризом.
В такой красоте да при макияже, я почувствовала в себе силы и энергию, уроки были сделаны быстро и качественно. Испытав к полудню голод, решила спуститься вниз и покушать. Вообще в планах было погулять. Если не с Ильёй, то с Полиной.
В доме стояла гробовая тишина. В окна с южной стороны лился яркий солнечный свет. День был по-весеннему прекрасным и тёплым.
Обязательно погулять!
Марина Николаевна у нас не появилась, поэтому на кухне я сама делала себе бутерброды. Готовить я не умела. Да и «делала» бутерброды громко сказано, я их просто разогрела в микроволновке. А вот чай уже умела заваривать и точно знала, сколько чайных ложек сахара нужно класть.
Да, пребывание в интернате имело побочные эффекты. Я слишком многого не знала.
Окно на кухне приоткрыла, кушала бутерброд, запивала чаем и смотрела на красивый двор.
Неожиданно под окном пробежали все наши собаки. Да так целеустремлённо неслись, что я подумала, папа приехал. А мне как раз с ним поговорить нужно было.
Я оставила свой завтрак и побежала на улицу. На ходу накинула своё пальто с капюшоном, выскочила во двор и обалдела.
Тепло, как летом! Солнце яркое, птички пели, летали насекомые и за пару часов от снега ничего не осталось. В некоторых местах даже успела травка проклюнуться.
Собаки вовсе не к папе бежали. Они порвали штаны вора, который к нам залез. Когда я вышла, то увидела, как парень через забор перепрыгнул, утекая от рычащих ротвейлеров.
Покусали?
Я поспешила посмотреть. Меня собаки не тронули, понюхали, толкались и словно радовались, хвостиками маленькими крутили. Я их слюнявые морды руками в стороны отвела, прошла к калитке и, чтобы не выпускать свору, протиснулась в узкую щель. На калитке стоял кодовый замок, поэтому я спокойно уходила со двора без ключей.
Парень убегал прямо по дороге. И я его узнала по жёлтым полоскам на толстовке. Это тот самый ненормальный Лёнька Цветков, который пи́сал на щит под напряжением, а Тёма его била по голове пакетом со сменной обувью.
Что забыл в нашем дворе?
Побежала следом.
Пальто распахнуто, а мне очень тепло. Солнце пригревало макушку. Лес просыпался, вся природа ликовала и пела, и я вместе с ней.
Хотела парня окликнуть, а он скрылся за незаконченным строительством из газобетона. Это жилой дом хотели построить, двор не был огорожен, видимо, давно заброшенное место.