влюблена в него и бесконечно много раз оборачиваюсь, чтобы запомнить этот момент и его мужественный профиль. И пусть профессор ведёт машину, хмурится и просто крутит руль. Мне кайфово. Мои волосы треплет ветер, я трезвею, реальность возвращается, но это и неважно. Главное — я рядом с ним.
Через какое-то время он притормаживает у моего подъезда.
— Я прослежу, чтобы вы добрались без приключений, Иванова. Если бы я знал, в жизни бы не налил вам вина.
Ворчун и зануда. Не понимаю, о чём он, просто улыбаюсь.
С домофоном выходит заминка. Заболоцкий жмёт разные кнопки, прикладывает чип. Мы стоим под тусклым фонарём, а в его машине всё ещё звучит музыка. И это так романтично. Если бы не вино, я бы сейчас краснела и пыхтела, но алкоголь всё ещё ползает по моим венам. Заболоцкий такой классный. Мой профессор, моя мечта. Дыхание спирает от переизбытка сумасшедших чувств.
Я подхожу к нему вплотную, смотрю в глаза и прикасаюсь к его щеке в том месте, где та самая маленькая родинка. Профессор явно этого не ждёт, он замирает, выпрямляется, стоит неподвижно и твердо, будто памятник героям-подпольщикам.
— Вы такой красивый, Роман Романович. — Касаюсь его щеки костяшками пальцев. — Такой красивый.
Он ловит мою руку, опускает её вниз. Но мы всё так же близко. Он приоткрывает губы и смотрит, прищурившись. Вроде бы дышит чаще и громче. И я чувствую это. Мы оба чувствуем. Не знаю, как понимаю это, просто есть какая-то внутренняя уверенность. Между нами искра, она прошибает нас обоих, и, плюнув на весь мир и глупые условности, я тянусь к его губам.
Целую своего профессора. Касаюсь губ Романа Романовича Заболоцкого. И плевать мне, что завтра я умру со стыда.
Он не отвечает. Просто стоит на месте, как всё тот же монумент подпольщикам. Ну и хрен с ним, разочаровано отлипаю от его рта. В футбол, к сожалению, в одни ворота не играют. Очень жаль. Всё равно мне классно. Запомню это ощущение: его мужской запах, немного терпкий вкус, мята, одеколон, колючая борода, слегка царапающая кожу. Когда домофон наконец срабатывает, и я отступаю, решаясь вернуться домой, профессор дергает меня на себя, да так резко, что я валюсь на него.
Я впечатываюсь в твердое мужское тело, душа уходит в пятки, сердце ускоряется до максимума, а остатки мозгов на чартерном рейсе улетают в отпуск.
Профессор сгребает мою крутку на талии, властно запуская в волосы вторую руку.
Батюшки святы! Я хватаюсь за его каменные плечи, пытаясь не грохнуться в обморок от такого бешеного напора. Его губы впиваются в мои, он жадно сминает их, запуская язык мне в рот, тут же ласкает им мой. Так горячо, бесстыже и страстно, что я обалдеваю.
Мой профессор целуется даже лучше, чем я это представляла, едва поспеваю за его ритмом. Правая его рука неистово перебирает мои волосы, а левая сползает ниже по спине и так нагло сжимает мою задницу, задирая короткую юбку, что я вскрикиваю.
Но вместе с диким сексуальным азартом меня простреливает ужасом, потому что я неопытная, глупая девочка, которая никогда ни с кем так не целовалась. Всё, что было до этого — невнятные и детские поцелуйчики. Потому что вот так целует взрослый мужчина, не оставляя выбора, заставляя подчиняться.
Но я боюсь такого напора, потому что не знаю, что с ним делать. Кто-то выходит из подъезда и я, отлипнув от профессора и ничего ему не говоря, лечу в тёмный проём двери, постыдно сбегая.
Глава 7. Мы должны держаться друг от друга подальше
— Идиот! Похотливый идиот!
Размахиваюсь и впечатываю кулак в стену, отбивая костяшки о керамическую плитку. Чувствую боль, сжимаю и разжимаю руку, осматривая образовавшиеся царапины. Гениально, профессор, просто гениально. Следующая ваша научная работа должна быть как раз об этом: «Умение вести себя как идиот, набрасывающийся на пьяных студенток в отдельно взятом университете».
Подставляю голову под холодные струи, включаю напор посильнее. Душ я принимаю уже довольно долго, но не потому, что так сильно испачкался. Я тяну время. Очень не хочется идти на работу. Ночью я почти не спал, изнывая от духоты и тревоги.
Терпеть не могу поступать не по правилам. Меня мучает совесть. Ей всего восемнадцать лет! Она моя студентка! А я взрослый состоявшийся мужик. Я должен был думать головой. Но меня будто переклинило. Когда со мной такое было? Да никогда.
Прикоснуться к ней означало бы наплевать на все мои принципы. И я это сделал! Присосался к её рту с таким азартом, которому завсегдатаи казино позавидовали бы. Сладкая и нежная девочка, завела меня до умопомрачения. Как же мне понравилось. Ни одной из сватаных дочерей маминых подружек подобное ни разу не удавалось.
Иванова живая, она будто вспышка. Живописный огонь, который можно потрогать руками, пропустить сквозь пальцы. Она такая искренняя. Она не притворяется — делает, что хочется. И это точно не игра, а какой-то необъяснимый, сумасшедший порыв.
Она твердила, что я красивый. Глупость, конечно, кто называет мужчину намного старше себя красивым? Кто вообще называет мужчин красивыми? Но она говорила, что думала, чего ей хотелось. С ума сойти! Хоть пять раз помойся, пойманное врасплох тело до сих пор пылает.
Сквозь шум воды слышится телефонный звонок. Вылезаю из ванны, не удосужившись взять полотенце, и плевать мне, что подо мной мгновенно образуется лужа. Моё голое тело покрывается мурашками от влажности и сквозняка, чему я даже рад: сейчас мне нужно как можно больше дискомфортных, отвлекающих ощущений.
— Слушаю.
— Роман, это Фёдор.
Сосредотачиваюсь на разговоре. Звонит обещанный Ивановой психиатр, опасаюсь — вдруг что-то случилось. Как-то уж очень быстро он дает о себе знать. Всё внутри моментально сжимается. Страх за безопасность одной отдельно взятой студентки расползается по телу, вызывая лёгкий приступ дурноты. Нельзя было отпускать её ночевать к сумасшедшему деду. Нельзя! Я же себе никогда не прощу этого.
— Что случилось?
— Роман, я уже побывал в гостях у твоей девочки.
Слух режет это фамильярное, фривольное обращение. Никакая она не «моя девочка». Она моя студентка, я преподаю у множества групп, в каждой по тридцать человек. Просто так совпало, что я узнал о беде Ивановой и решил помочь. Так поступил бы любой нормальный мужчина.
— Она моя студентка, — поправляю Фёдора.
— Да ладно, что я, молодым не был, что ли? Девочка — красавица, я тебя понимаю, — смеётся
