ребенка…
И все равно. Я отвечаю Воронцову с чувством, что я продажная женщина.
«Я соглашусь при одном условии», — отправляю я и морщусь. Выглядит пафосно и снисходительно, но сообщение уже ушло.
«И какое оно?»
«После того, как я начну работать аудитором, я хочу, чтобы никто не знал, как я получила это место».
Фу. Выглядит еще некрасивее. Будто я реально за интимные услуги принята буду.
И похоже мое условие не очень нравится Воронцову. Или формулировка.
Но тут уж я поделать ничего не могу.
Мне хватило того, что Виктор за один день испортил мои отношения с коллективом магазина. Я бы очень не хотела, чтобы это повторилось.
Спустя долгие десять минут приходит ответ: «Договорились».
И я тут же спохватываюсь, что это не единственное мое условие. Срочно дописываю: «И вы не будете больше делать мне непристойных предложений».
«Это еще почему?»
Сидя на табуретке, поджимаю ноги и нахохливаюсь. Вот как ему объяснить почему? Он серьезно не понимает или издевается?
«Меня они не интересуют, и я стану вашей подчиненной».
«Первая часть — не аргумент. Вторая — от этого я не перестану тебя хотеть».
Я в отчаянии закрываю лицо руками. Какой же он бесстыжий! Так откровенно говорить об этом!
«Завтра с утра пришлю машину. Жду не дождусь, когда ты наконец подчинишься».
Я вою в голос.
На мои вопли в кухню вбегает Тимошка, который абсолютно счастлив, что в сад идти не надо. Вот кто не испытывает никаких сожалений по поводу карантина.
— Гулять пойдем? — спрашивает он, плюхаясь на свое место.
Собираю мозги в кучку, пока Тимка вскрывает йогурт и выливает на кашу. Откуда он этого набрался, ума не приложу.
— Пойдем, — вздыхаю я. — Но только до обеда.
Надо как-то вымотать киндера, иначе он не даст ничего делать.
В итоге выматываюсь я. Тимка же остается свеж и бодр, и пока я собираю сумки, он под запущенный по кругу мультик бегает по комнате и всячески мне мешает.
— А мы надолго? А кто там будет? А игрушки там есть? А мусоровоз? — сыплются из него вопросы. — А горку сделаем? А бабушку не возьмем?
Причем ответы он не слушает и через пять минут все снова-заново.
Я по десять раз вынимаю всю коллекцию динозавров, требуя, чтобы Тимка определился и выбрал два-три, но каким-то непостижимым образом динозавры продолжают множиться в сумке, стоит мне только отвернуться на минуту.
Вечером, вернувшаяся мама перебирает наш багаж, чтобы запихнуть аптечку, и снова изымает оттуда зеленых монстров.
Ночью я слышу подозрительное шуршание в коридоре, и утром, проснувшись, проверяю Тимкину сумку. Она самая большая. Сверху ничего не обнаруживаю, а копаться в недрах сил больше нет.
Я и так на нервах, пока жду сообщения от Воронцова.
Мне все больше кажется, что я совершаю что-то судьбоносное. И меня уже подмывает отказаться, как раздается звонок мобильника.
— Варвара, готова? — низкий голос Виктора бьет по напряженным нервам. — Машина ждет внизу. Детское сидение есть.
Последняя фраза сказана явно, чтобы пресечь возможные отговорки.
— Спускаюсь, — отвечаю я, и звучит это как-то жалобно.
Воронцов усмехается:
— Ну-ну. Я не Синяя борода. Ты привыкнешь.
Никогда не привыкну, понимаю я и обреченно застегиваю пуховик.
У подъезда действительно ожидает черный седан представительского класса. Пожилой водитель помогает с сумками, пока я устраиваю Тимошку в кресле. Он естественно в восторге. Отличная машина, почти как мусоровоз. Водитель смеется в седые усы, когда я развожу руками.
Дорога до места назначения оказывается долгой.
Почему-то я думала, что когда речь шла о коттедже, имелось в виду то место, где мы впервые столкнулись с Воронцовым. Но когда мы проезжаем мимо поворота на турбазу, я соображаю, что не права.
Ничего, успокаиваю я себя.
Зато там будет тихо, чисто, экологично.
И не будет риска столкнуться с кем-то знакомым.
И с Воронцовым.
Однако я опять ошибаюсь.
Выгрузившись за воротами практически особняка, мы попадаем в плен домработницы, утащившей нас в теплый дом. Эстель скатывается по лестнице как горошина:
— Варя!
— Варвара, — привлекает мое внимание женщина. — Я пригляжу пока, а вы поднимитесь к хозяину…
Она уже стаскивает пуховик с растерявшейся меня.
— Хозяину? Он здесь? — я разуваюсь очень медленно, не спеша на персональную Голгофу.
— Вас ждет. Второй этаж, первая комната налево, — подталкивают меня к лестнице.
Как овца на заклание я поднимаюсь наверх под детский визг и строгий голос домработницы.
И почему я думала, что меня будут ждать в кабинете?
Первой комнатой налево оказывается спальня.
— Добро пожаловать в мое логово, Варвара, — приветствует меня Виктор.
Это было бы почти мило, если бы он был одет.
В первую секунду мне кажется, что Воронцов совсем голый, прикрытый лишь зажатой в руке вешалкой с костюмом.
Ровно за миг до того, как я с писком собираюсь удрать, Виктор отбрасывает плечики на кровать, и я понимаю, что он все-таки не совсем отмороженный. На нем домашние брюки.
Товарищ собирается в командировку и не собирается утруждаться надеванием одежды ради меня. Или это он специально?
Есть такое ощущение, что он красуется.
И ему есть, чем похвастаться. Я такие фигуры только в рекламе и кино видела.
— Ну что же ты, как неродная? — рокочет Виктор, делая шаг ко мне. — Проходи.
А я чувствую себя, как в ловушке, потому что есть в его движениях что-то звериное. То, как он мягко ступает босыми ногами по шоколадному ворсу ковра, как плавно надвигается на меня… Мускулатура играет на груди. Том Форд окутывает меня. Во рту пересыхает.
Я действительно в его логове.
И как зайчишка, готова задать стрекоча. Слишком волнительное зрелище для неизбалованной меня. И кажется, Воронцов прекрасно понимает, какое впечатление производит.
Я облизываю губы и вызываю этим заинтересованный взгляд Виктора. И от того, какого рода интерес в нем плещется, мне становится жарко.
Господи, он, что, все время в состоянии готовности к спариванию?
Я не буду смотреть на его узкие бедра, чтобы оценить, насколько серьезна угроза ниже резинки штанов.
Боже, на что я подписалась.
Приблизившись, Воронцов нависает надо мной, заставляя меня нервно сглатывать. Он такой высокий, что я смотрю на него снизу-вверх, задрав голову. Подозреваю, что взгляд у меня щенячий. Вот-вот лужу сделаю…
— Как насчет «Здравствуй», Варвара? — спрашивает Виктор, и раскатистое «р» будоражит. Сердце опять заходится, как тогда в лифте, когда он нагло и без разрешения меня поцеловал.
Мы знакомы всего несколько дней, но я уже узнала Воронцова достаточно, чтобы осознать, что «нагло и без разрешения» — это его кредо.
