— Почему ты сказала мне, что я могу заехать за тобой домой? — спросил он.
Она лишь слегка улыбнулась ему.
— Я думала, ты не придешь.
К ним подошел официант, и Талли, лучезарно улыбаясь, заказала кофе и лимонный пирог.
— Да, ты здорово преобразилась на вечере у Дженнифер, — сказал Робин.
— Что такое? Ты жалеешь, что пришел сегодня? — спросила Талли.
Он быстро мотнул головой. «Серый — не особенно теплый цвет, — подумал он. — Никогда прежде я не видел по-настоящему серых глаз».
— Нет, так ты выглядишь даже лучше, но — другая.
Они проговорили примерно с час.
— Чем ты занимаешься, Робин? — спросила Талли. — Ты сам. Когда не сопровождаешь старшеклассниц на вечеринки?
— Я работаю на своего отца, — ответил он. — «Де Марко и сыновья. Высококачественная верхняя одежда».
Талли казалась удивленной.
— В Манхэттене? Разве здесь есть рынок для таких вещей?
Робин пожал плечами.
— У нас нет конкурентов. И это неплохо.
— Теперь понятно, почему ты так хорошо одет, — сказала Талли с полуулыбкой.
Разговаривая, Талли жестикулировала, и Робин, чья семья тоже отличалась выразительной жестикуляцией, нашел движения ее рук очень итальянскими и очень привлекательными. Они приятно провели время. Она была веселой, ничуть не страшной и в общем показалась ему совершенно нормальной. Потом они закурили. Прикуривая от его зажигалки, Талли пристально смотрела ему в лицо.
Но когда Талли подняла свои руки — тонкие, белые и очень приятные на вид, — чтобы изобразить приятельницу во время полицейской облавы в танцклубе, Робин увидел ее запястья. На обоих запястьях, очень близко к ладоням, он увидел два неровных горизонтальных шрама темно-розового цвета, длиной примерно в дюйм. Он глубоко затянулся. Она перестала рассказывать и посмотрела на него. Робин гадал, что она разглядела на его лице — страх? жалость? больше чем страх? Часто ли ей приходилось видеть подобное выражение на мужских лицах? Выражение, в котором желание мешалось с нежностью. Часто ли?
И тотчас он почувствовал в ней перемену. Она прекратила представление в лицах, и глаза ее стали холодными.
Сидеть и не разговаривать было абсолютно немыслимо, — еще хуже, чем получить подтверждение его догадки, поэтому Робин взял себя в руки и заговорил. Дотронувшись до ее рукава, он спросил:
— С тобой все в порядке?
— Конечно, — сказала она. — Абсолютно.
Робин смотрел на ее запястья, она тоже.
— Ах, это, — сказала Талли, — я порезалась, когда сбривала волосы.
— О-о, — протянул Робин, отпуская ее рукав и чувствуя, что бледнеет. — Надеюсь, ты… не слишком часто их сбриваешь.
— Нет, не слишком, слава Богу.
Она сделала попытку улыбнуться.
«Я люблю ее, — вдруг совершенно ясно осознал Робин, чувствуя, как ему сдавило грудь и к горлу подступает спазм. — Я люблю ее. Как такое могло случиться? Как? Что она сделала?»
Отъехав от Виллэдж Инн, они миновали Сорок пятую улицу и двинулись на восток, в направлении озера Шоуни и Лоуренса. Талли была еще молчаливее, чем в ресторане. Она просто смотрела на дорогу, лишь один раз раскрыв рот, чтобы заметить, что становится прохладнее.
— У озера действительно красиво, — сказал Робин. — Посмотри вокруг. Холмы, долины, луга.
— И высокая трава, — безразлично отозвалась Талли. — Это прерия, Робин.
Она выглянула в окно.
— Да, но ты только взгляни. И не подумаешь, что здесь была прерия.
— Все равно это прерия, — сказала Талли.
Остановившись на берегу, они опять занялись сексом; и опять все произошло слишком быстро. Робин ничего не понимал. Поблизости никого не было. Талли погладила Робина по волосам и мягко оттолкнула. Он вздохнул и оделся.
— Надо понимать, на этом ты покончила со мной, Талли? — сказал он.
— Вовсе нет, — сказала Талли, дотрагиваясь до его щеки. — Но мне нужно возвращаться.
— В чем дело? Твоя мама больна?
— Очень больна. Если бы ты только знал… — протянула Талли.
— Расскажи мне.
— Да нечего рассказывать.
Робин сделал глубокий вздох и рассказал ей, что у его отца рак.
— Мне очень жаль, Робин, — сказала Талли, похрустывая пальцами, — моя мать совсем не так больна, ничего такого. Просто она… строгая, вот и все.
— Насколько строгая, Талли? — ему хотелось знать. — Установила тебе комендантский час? Настаивает, чтобы ты все время делала уроки и никуда не ходила? Заставляет тебя выполнять всю домашнюю работу?
— Если бы только, — сказала Талли. — Нет, Робин, мне в самом деле очень трудно объяснить тебе это. Она не очень… коммуникабельна.
— Насколько я понял, ты тоже, — сказал Робин.
— Верно. Поэтому мы, я и моя мама, мало разговариваем друг с другом.
Робин молча смотрел на озеро.
— Но она все-таки — твоя мать, Талли. И другой у тебя не будет.
Талли взглянула на него.
— Это не всегда хорошо, Робин. Пойдем.
На Сорок пятую они въехали уже около семи вечера. Солнце успело спрятаться за холмами. Деревья, скотные дворы и прямоугольные зернохранилища неясными темными силуэтами проплывали мимо них. Робин и Талли минут десять ехали по Сорок пятой, когда с ними поравнялась идущая по встречной полосе машина, и вдруг, от нее отскочило что-то твердое и черное и, сбитое правым крылом «корвета», отлетело в сторону и шлепнулось на дорогу,
— Робин! — воскликнула Талли. Обе машины остановились. Из второй вышли двое молодых мужчин в клетчатых рубашках, уже вчетвером они вышли на середину дороги и увидели распростертого на земле добермана; он еще дышал, но не мог шевельнуть даже лапой.
— О Боже, — простонала Талли.
— Эй, откуда он взялся? — взволнованно сказал один из мужчин в клетчатой рубашке. — Я ничего не видел, ехал себе, как вдруг он выпрыгнул прямо перед моей машиной, бедняга.
— Это я ударил его, — сказал Робин, качая головой.
— Он отскочил от моей машины, парень, ты ничего не мог сделать. Мне тоже неприятно. Должно быть, это пес кого-нибудь из местных фермеров. Представляю, каково будет хозяевам, когда они найдут его здесь.
— Боже мой, — повторила Талли, — он еще жив.
И это действительно было так. Доберман безуспешно пытался поднять голову, но глаза были открыты, и он безмолвно смотрел на Талли и Робина. Они взглянули друг на друга, потом — на дорогу. Приближалась еще одна машина.
— Надо убрать его отсюда, — сказала Талли.
— Нет, пусть лучше она переедет его. Посмотрите, он же страдает, — возразил парень из другой машины.
