— Пока он со мной здесь. Сереж, ты завтра все равно ничего не вспомнишь…
— А ты на это надеешься? — спросил он ехидно и оттолкнул удерживающую его руку.
Я тоже убрала свою — с груди Джека: даже на секунду забыла, где рука… Главное, голова была на месте. У меня. Про остальных я ничего не знала.
— Я надеялась посидеть в теплой компании, а не вот это все… Юр, налей еще, и я пойду.
— Не надо…
Это Джек выудил у меня из рук рюмку, и Юрка кивнул:
— Хватит, Слав. Все здоровье мое пропьешь… Давай чай… Мать пирогов напекла… Твоих любимых…
— Ты еще, типа, помнишь, что я люблю…
Чуть не сказала — кого. Удержала язык за зубами, хотя вообще не стоило его выпускать на свободу. Свободу от мозгов!
— А то думала… Ты там это… Если какая мужская помощь нужна, не стесняйся… Без проблем, слышишь?
— Слышу, слышу… — Только не смотрю, назад. Так и не сел обратно на стул, в затылок мне дышит. — У меня на ближайший месяц есть в доме мужчина тринадцати лет от роду. Меня надрали со стиралкой, не стали подключать. Так мой лопух с помощью Ютуба и своей такой-то матери все подключил. Он у меня тут за месяц пройдет курс молодого бойца, потому что его папочка в сорок пять не отличит плоскогубцы от кусачек…
— В Москве нужны, наверно, пассатижи, как в русской бане лыжи! — поиздевался над великим наследием Серега, который и раньше не умел вовремя затыкаться, и самые ехидные замечания мы получали в свой адрес именно от него… Пару раз Джек даже съездил ему по роже: без обид, но товарищ не заткнулся все равно… Доставал нас до самой присяги.
— Мне, наверное, все-таки пора домой, а кому-то в баню…
— Так лучшая банька была у Женьки…
— Сколько хочешь напрашивайся в гости, все равно не приглашу. У меня злая собака… Но хозяйка еще страшнее. Ладно…
И я снова не встала из-за руки Джека:
— Особенно хозяйке удался чай… — решил и он блеснуть остроумием.
— Чай я выпью…
Только сначала сниму твою руку с моего плеча — спокойно. Главное, получить первый шок, теперь я сбрасываю тебя с себя, как ненужную пылинку.
— Если только не поперхнусь от очередного Серегиного остроумия.
— Давайте уж почтим минутой молчания нашу прежнюю дружбу…
Да, Юра, а тебе лучше вообще было помолчать. Я и без тебя похоронила и любовь, и дружбу — не нужно ничего перезахоранивать, больно.
— Черт! — нарушила я тишину, чуть не облившись.
Руки дрожат — с трудом набрала сообщение Владу, звонок которого пропустила: «Не могу говорить сейчас». Тут же пришло: «Где ты? Не смей скидывать мой звонок!»
Где я? А это уже интересно… С чего он взял, что я не дома?
— Я сейчас вернусь.
Я не знаю, кому именно это сказала — скорее Джеку, который снова отодвинул от меня чашку. Боги, я что, настолько пьяна? Собравшись с мыслями и сговорившись с ногами, я спустилась на три ступеньки и чуть не зацепилась за последнюю, а ведь светло — белые ночи, черт возьми! И Влад — черт возьми, что тебе в такой час приспичило?
17. Сомов. Просто Сомов
— Ты в курсе, который час? — начала я без приветствия, отойдя на безопасное расстояние от любопытных ушей.
И заодно глаз.
— Я-то в курсе, а ты похоже потеряла счет времени. Где ты шляешься? Почему ты оставила детей одних?
— Шляюсь? — малость опешила я от подобного выбора слов.
Не похоже на знакомого мне Владислава, ну совсем. Но голос не только поэтому звучал тихо, я не собиралась орать на чужом участке о проблемах личного плана, а они нарисовались довольно неожиданно и четко.
— Я вообще-то пошла друга с юбилеем поздравить. И твой сын в курсе, — понимала я, откуда ветер дует. — А ты какого хрена звонишь ему так поздно? Не наигрались в шахматы?
— Вообще-то он мне позвонил…
— Пожаловаться на мать? — перебила я уже громче и прикусила губу. — Вот ты какого хрена сейчас мне звонишь? Отчитать? Или я не имею права выйти из дома даже по такому неординарному поводу? Исчерпала кредит доверия?
— Быстро ж ты обзавелась друзьями… — буркнул Влад в ответ.
— Тридцать лет назад. Блин, Влад, в чем твоя проблема? Твой сыночек рад поиграть без меня в игрушечки. У меня на телефоне работает камера, и Женя после такого дня продрыхнет до десяти утра. И ей не годик, если ты вдруг забыл… Так в чем проблема? Ты же не по голосу моему соскучился?
— А если по голосу? Нельзя?
— Нельзя трепать мне нервы больше, чем трепет мне твой сыночек.
— Поэтому ты отправляешь его на машине с незнакомыми людьми!
Теперь я выругалась громко и не совсем цензурно, но раз пошла такая пьянка, то он выслушает от меня не меньше.
— Их я тоже знаю тридцать лет! И если ты думаешь, что я позволю твоему сыну сидеть в телефоне все лето, то ты ошибаешься. Я ему еще велосипед куплю, пусть он тут в горку и с горки научится наконец кататься…
— Не смей!
— Если тебя что-то не устраивает, забирай его в Москву, а так ты не будешь мне указывать, что мне делать с ребенком! Он не будущий хирург, я ему и лопату могу в руки дать…
— Так он ее и взял!
— Он уже взял отвертку и ключ — он тебе про это не рассказал, нет? В отличие от меня, его жене не придется самой лампочки менять…
— Ты поругаться хочешь?
— Кто кому позвонил? Вспомни свой тон? Думал, не отвечу? Я отвечу и тебе и твоей матери за свинью, которую баба Люба мне подложила…
— При чем тут моя мать, когда это твой сын?!
Наверное, его соседи по гостинице проснулись… Я тоже — протрезвела окончательно.
— Твоя мать сделала все для того, чтобы Ярослав сейчас себя вот так со мной вел. И либо ты забираешь его к себе прямо сейчас, либо затыкаешься на месяц. Понял? Я не нуждаюсь в ЦУ по телефону…
— Слушай, сколько ты там выпила?
— Недостаточно, чтобы воспринимать твои наезды спокойно!
Боже, ну почему я не могу говорить шепотом… Что с моим языком?
— Я на тебя не наезжал. Я тебе всего лишь напомнил о твоих прямых обязанностях быть матерью…
— В напоминаниях не нуждаюсь!
И я скинула звонок — перезвонит, отвечать не буду. Достал! И возвращаться за стол не хотелось, но хлопнуть калиткой не позволяло воспитание.
— Все в порядке? — обернулся Шланг на мое возвращение.
В порядке? Не стала бы я размахивать айфоном, точно бравый солдат. Лицо у меня тоже, наверное, утратило пьяную приветливость. Хмель действительно как рукой сняло. Я даже в грядки не завалилась с узкой ухабистой тропиночки.
— Да так… — я прижала телефон к бедру, стараясь не отпустить взглядом Шланга и не поймать взглядом Джека. — Хмыренок Хмырю на мать накапал. Ладно… Я пойду…
— А… Ясно… И что теперь?
— Убью его тихо. Так что не переживайте. Празднуйте дальше.
И набрала номер сына.
— Пристегивай собаку и выходи на улицу.
Ярик, конечно же, замычал в ответ, что спит, но я была на взводе.
— Я знаю, как ты хорошо спишь в обнимку с телефоном!
— Я уже в кровати.
— Да хоть в трусах выходи. Живо! Ты что совсем тупой? Собака лаять будет. Бери Берьку и пошел меня встречать. К речке спускайся. Не заблудишься.
Я снова прижала телефон к бедру и снова улыбнулась. Теперь уже всем:
— Просто я полы дома вымыла…
Тупую детскую шутку не оценили — или мое лицо больше не располагало к клоунаде.
— Я тебя провожу!
Это Джек подорвался в провожатые, как я и боялась. Для того и вытащила Ярика из постели. Чтобы не провожал, чтобы…
— Я дорогу знаю. И светло.
Только Сомов уже был рядом. Я подняла руку — нет, не чтобы ударить, а… Для защиты — мне вдруг показалось, что он сейчас меня поцелует. При всех — чтобы наверняка не оттолкнула. Боже, я перебрала с выпивкой, явно перебрала…
— Мужская солидарность? — скривила я губы наподобие улыбки.
Сердце стучало в висках, а что-то другое в это время раздирало грудь: что? Хриплое дыхание… Никогда не пейте водку на жаре, никогда… Даже ночью. Не заливайте ей пожар в груди.
