она стирает с лица пыль, но делает только хуже. Я достаю платок и подхожу еще ближе, подношу ткань к щеке, стирая грязь, с упоением слушая ее тяжелое дыхание. – Спасибо.
– На здоровье. Я бы мог вытереть грязь в других местах
Она открывает рот, чтобы ответить, но тут лифт тормозит, и она почти пулей вылетает из него.
Я за ней. Полина копается в своей сумочке в поисках ключей. Долго так. Остервенело.
Боится. Настолько же боится лечь под меня и потерять работу, как я хочу заполучить ее в свою постель.
– Как тебе квартира, кстати? Все устраивает? – спокойно иду к своей двери и открываю ее ключом, что был в кармане. Может и ее там же? Ставлю дипломат на тумбочку в прихожей, пока Куликова все еще копается в своей сумке.
– Нормально, – огрызается и просто вываливает все на пол, уже чуть ли не плача. Ого, вот это арсенал. Перцовый баллончик. Ножик. Даже пистолет. Судя по размеру – зажигалка. От кого ты бежишь, девочка.
– Ты, кстати, можешь рассказать мне, что у тебя случилось, и я бы мог помочь, – закрываю свою дверь, продолжая наблюдать.
Она вскакивает, буквально пылая гневом.
– Ну, конечно, поможете. Вы же всесильный. Только за свою помощь вы захотите, чтобы регулярно заменяла вашу правую подружку.
– Подружку?
– Руку!
– Аа-а, – шагаю к ней. Сажусь на корточки и сам собираю все в сумочку. Полина дрожит от гнева, сжимая ручки в кулачки. Скольжу взглядом по тонкими лодыжкам, телу, которое словно рентгеном просвечиваю сквозь одежду. – Я привык решать чужие проблемы. Если ты решишь лечь со мной в постель, то только потому что сама этого хочешь, а не потому что обязана.
– Все равно это вас не касается. Вы просто мой начальник. И, – почти шепотом. – У нас с вами только деловые отношения.
– Ясно.
Вручаю ей сумочку, которую она в защитном жесте прижимает к груди, пока я провожу руками по ее тонкой талии. Пальцами можно обхватить, сжать, посадить на себя и смотреть, как она задыхается от члена внутри себя.
– И… Не целуйте меня больше.
– Ясно, – не отхожу ни на шаг. Смотря, как по розовым щекам текут крупные капли.
– И… Не надо меня трогать.
В этот момент я наконец нащупываю то, что ищу, и поднимаю перед ее лицом ключи.
– И… Помощь мне ваша не нужна. Я сама знаю, где мои ключи.
– Ясно.
Она тут же их хватает и отворачивается к двери. А я стою на месте и, когда она открывает ее, но не входит, приближаюсь вплотную.
– Отойдите от меня.
– Ясно.
Она почти сдается. Поворачивается и смотрит на меня снизу-вверх. Мелкая такая. Хоть бы каблуки носила.
– На самом деле спасибо вам. Теперь мне есть где жить. И я даже не знаю, как вас благодарить. И просить у вас что-то еще мне просто стыдно.
– Ясно, – полушепотом, слушая ее учащенное дыхание. Задыхаясь сам.
Она не прячет улыбку, делая меня почти растаявшим снеговиком.
– Вам не надоело говорить это дурацкое «ясно».
– Надоело, – рычу я, толкая ее назад, захлопывая дверь ногой. Если сейчас не трахну ее, то просто взорвусь.
Боже. Как его много. Руки. Губы. Все идеальное. И я вжата в твердое тело без возможности даже вздохнуть без его ведома. Как в печке. А он все сжигает меня до черной-черной корочки. Его руки стискивают мой зад, приподнимая. Усаживают на комод в прихожей.
Теперь он вклинивается между ног и целует.
Целует. Целует. Не прекращая терзает мой рот, вынуждая силой отвечать ему. Двигать языком, губами в этом бешеном ритме.
А что еще остается?
Разве можно не подчиниться стихийному бедствию, урагану, который захватывает и несет неизвестно куда. Хотя известно, понятно, что ему нужно. Понятно по тому, как нетерпеливо он стаскивает с меня пиджак, как выдергивает из брюк рубашку. И хоть бы слово сказал, а он действует. Терзает губы, горящие порочным пламенем, как влажное местечко между ног. Там тоже все ноет, и я совершенно бесстыдно ерзаю по гладкой поверхности комода, то и дело задевая нечто огромное.
И я ведь знаю, что это. Видела. Ощущала запах, даже задумывалась, какой он на вкус.
И теперь он вжат в меня, готовый провраться даже сквозь четыре слоя ткани.
И вон он дает мне вздохнуть, спускаясь по шее все ниже, к груди, продолжая неотрывно мять задницу.
И теперь я могу говорить. Только как сказать «хватит», если сердце бьется резкими басами где-то в области горла. Как сказать «хватит», если вот прямо сейчас это меньшее, что мне нужно.
Как сказать хватит, если впервые мужские приставания мне не противны. А любопытство, оно такое, оно берет верх над разумом.
Особенно если мужчина делает это.
Нежно, словно крыльям бабочки касается сосков пальцами. Покручивает так мягко, что впору выть от удовольствия. Оно плещется во всем теле игристым вином. И хочется только кусать губы в исступлении и чувствовать. Чувствовать. Чувствовать. И только холод по плечам, когда он снимает с меня рубашку, немного приводит в себя, чуть-чуть толкает из глубины порока в свет осознания, а к чему это все, собственно, приведет.
– Владимир, – еле произношу, теперь сама вжимая его голову в себя. – Так нельзя.
Он не отвечает, теперь еще быстрее освобождая меня от одежды. На очереди лифчик, который летит стрелой в сторону.
– Если мы это сделаем, мне придется искать новую работу. А эта мне нравится. И мне кажется, я даже с боссом нашла общий язык.
– Не придется, – рычит он где-то в области живота, целуя его, заставляя меня каждый раз вздрагивать. Теперь его пальцы дергают пуговицы на штанах. А их там пять штук. – Не носи больше брюки.
– Но я не хочу быть вашей любовницей, – дурацкая фраза, совершенно неуместная. И я ведь хочу. Вот прямо сейчас я точно хочу того, что он мне предлагает. Ведь разве может быть что-то неправильное настолько приятным. Особенно когда он приподнимает меня и стягивает брюки, умудряется при этом поцеловать лодыжку, коленку, бедро.
Помогите, спасите…
– Значит, придется тебе взять на себя обе должности, – вжимается он губами в трусики, снося окончательно оковы разума, погружая в какой-то неведомый мир нирваны. А это через ткань.
А если ее убрать.
– Но вы говорили, что так нельзя.
– Нельзя, да…
– Вы говорили, что не терпите влюбленных в себя дурочек.
– Ты не дурочка.
– Вы еще говорили, что либо я стану вашей любовницей, либо секретаршей и вы никогда не совмещаете, – держусь за плот в этом
