бушующем океане в надежде на спасение, но Владимир все портит, лишь на мгновение поднимая взгляд, своими идеальными пальцами оттягивая ткань простых белых трусиков.
– У любого правила, сладкая, есть исключение.
– Исключение? – сердце сейчас остановится. Я вижу, как близки его губы к розовой промежности, постыдно влажной, с капельками по темному пушку.
– Хочу позволить себе это сладкое исключение, – не отрывает он взгляда и касается меня губами. Окончательно теряю связь с реальностью. Остаются только эмоции, которые заполняют меня до краев, и это с хрипотцой произнесенное «исключение». Стискиваю пальцами его волосы, пока его язык чертит линии между ног, лаская мягкие складочки, иногда задевая набухший клитор. И чтобы я не елозила по комоду, он вжимает пальцы в мои ягодицы, только усиливая напор. Выпивая меня без остатка, делая меня совершено безоговорочно покорной.
Я не могу больше терпеть, что-то внутри взрывается ярким фейерверком, стоит ему усилить давление, ускорить хлесткие движения кончика языка и снова и снова вылизывать меня, словно сладкое мороженное. И в какой-то момент я прекращаю дергаться, чувствуя, что проваливаюсь в темноту. Распахиваю глаза, кричу, выгибаюсь дугой, пока меня бьют болезненно-приятные молнии оргазма, сосредоточенные где-то в области живота, но растекающиеся лавой по всему телу.
Я пытаюсь отдышаться, смотря на свет фонарей, который создают узор на потолке. Но и этот свет загораживает скала. Он волком наблюдает за тем, как я прихожу в себя. Полностью одетый. И этот контраст потрясающ.
По лицу видно, в каком он нетерпении, по трению о бедро брюк я понимаю, чего он хочет. И, наверное, мне остается сейчас только это ему дать.
– Это сейчас произойдет, да?
– Что?
– Ну, секс.
– Ты точно девственница, – вздыхает он, очевидно еще надеясь на другое. – Засада.
Я смеюсь, вжимаясь лбом в его грудь, так и оставаясь с раздвинутыми в сторону ногами.
Стыдно ужасно, но почему-то мне это не кажется неправильным. Всю неделю я ждала, когда он сорвется. А еще боялась, что сорвусь сама, сколько раз я увлекалась просто наблюдением за ним, а там на стройке, когда он пошел вперед и не побоялся марать руки.
И все страхи, которые в меня вгоняли отчим и брат, рядом с ними снегом таяли.
Он огромный, злой, мне даже кажется на мир обиженный, но нет никого справедливее и нет никого надежнее.
– Если надо, я готова.
– Пиздец, – выдыхает он и стискивает челюсть. – Я не умею быть нежным.
– Чушь. Тогда я бы уже изнасилованная валялась забитая в угол, а мы все еще здесь.
– Здесь. Ты такая маленькая.
– Я все еще боюсь, что ты меня уволишь.
– Никуда ты не денешься теперь от меня. Будешь работать до старости, пока сама не захочешь стать любовницей. Или женой, там как договоримся с отделом кадров.
– Заманчиво, – это разговор, он такой простой, такой естественный, а его взгляд сейчас больше напоминает мальчишеский, чем мужской. Он сдерживает себя на грани фола, а я жестокая чего-то жду. Руки тянутся к его ремню. Как он еще не слетел не ясно.
– С огнем играешь.
– Ты уже сжег меня, пора ответить тем же.
– Тебе и делать ничего не надо. Я уже уголек в твоих руках.
– То есть будем делать алмаз? – сжимаю выпуклость, что кажется огромной.
– Будем?
Я не могу пойти дальше ремня, и он сам мне помогает. Берет пальцы в свои и засовывает за пояс, вынуждая коснуться твердой бархатной плоти.
– Он не кусается.
– Проблема в том, что я кусаюсь.
– Ну… Тут главное не увлечься. А то так и останешься навсегда девственницей. А мы ведь этого не допустим?
– Ни за что… – обтягиваю плоть пальцами, продолжая смотреть строго в глаза Владимира.
– Только если расскажешь, что делать дальше. Я ведь вряд ли смогу соперничать с твоей рукой.
Корзун сжимает челюсти, задирает голову и смеется. Так красиво, гортанно, что я уже растаявшее мороженное. И понимаю, что скажу глупость, но не могу иначе.
– Мне нравится твой смех.
– А мне твой. И ты, кстати, заметила, что мы перешли на «ты»?
– Я держу в руках твой член. Мне кажется немного глупо называть тебя при этом Владимир Прохорович.
– А я не раз представлял, как шепчу тебе на ушко: Полина Сергеевна, раздевайтесь.
– Настоящий извращенец. – смеюсь я. Его член пульсирует в такт его дыхания. Гладкий. Горячий. И словно в руках держишь источник неведомой силы. —Ты, наверное, хочешь, чтобы я этого гиганта в рот взяла.
– Еще бы. Но я уверен, что до старости я не раз это испытаю. Так что сейчас тебе хватит пары движений, чтобы я оставил тебя в покое.
– Совсем?
– Минут на десять. Может меньше.
Щеки горят, руки почти немеют, но я не чувствую страха или стеснения. Рядом с ним словно все это не про меня.
Я скатываюсь с комода, опускаясь на колени. Медленно, совершенно неуклюже стягиваю его штаны до колен. Оттягиваю боксеры.
Сглатываю, когда воочию вижу предмет своих кошмаров на неделе. Большой, прямой как палка, испещренный набухшими венами.
И я до сих пор не могу понять, как это может в меня влезть. Но не ужас заставляет меня задавать подобные вопросы. Лишь острое любопытство испытать это.
– Значит, – сглатываю, облизывая губы. – Ты мастурбировал, думая обо мне?
Просто отвлечься. А юмор он ведь спасает, да?
– Давай-давай, издевайся, – проводит он по укушенной губе большим пальцем, сжимает подбородок.
– Мне просто интересно.
– Что?
– Как именно ты это делал. И что именно представлял. Ведь я вообще старалась не попадаться тебе на глаза. И короткие юбки не носила.
– Поверь, для мужика, который уже тебя хочет, не важно, сколько слоев ткани ты на себя напялишь. А вот твою грудь я представлял иначе, – его пальцы спускаются на соски, сжимают их до тянущей боли между ног.
Там после его языка до сих пор все влажное и горит, и я сжимаю бедра, устраиваясь удобнее.
– Хуже?
– Поверь, малышка, реальность ускакала далеко от ожиданий. И впервые мне это нравится.
А я впервые за многие годы приставаний ощутила себя в полной безопасности. Даже обнаженная. Даже рядом с огромным, несдержанным мужчиной.
Я провела рукой по всей длине твердой плоти, попыталась обхватить его пальцами.
Корзун помог. Подтянул вторую руку. И начал потихоньку толкаться бедрами. Медленно, сквозь две ладони, пока мне не пришлось сжать член сильнее, потому что темп стал другим. Грубее, жестче, сильнее.
Корзун резко выдохнул, крепко сжав зубы, схватился одной рукой за комод, пока вторая медленно ласкала мою грудь. Сжимала, мяла.
Скоро, очень
