Замечаю отца, сидящего в конце бара и курящего сигару, и направляюсь к нему. Он не выглядит слишком злым из-за того, что я пропустила наш ужин, но, с другой стороны, отец всегда гордится тем, что у него убийственно бесстрастное лицо. Именно поэтому он избегает тюрьмы. Ну, так он сказал бы вам. Моя мать, адвокат по уголовным делам, ответила бы, что именно из-за нее он остается на свободе. Думаю, из них получилась отличная команда. Жаль, что их коалиция работает только в зале суда и в спальне.
Скользнув на стул рядом с папой, я кладу пакет с сэндвичем на стойку и тянусь за бутылкой виски, стоящей перед ним.
— Извини, что опоздала, — начинаю я, наполняя его рюмку, — была занята на работе.
Ложь повисает между нами, и меня переполняет чувство вины, когда я делаю глоток из бутылки. Я слишком труслива, чтобы смотреть на отца, поэтому не спускаю глаз с Мауса, который сидит рядом и раскатывает косячок толщиной с итальянскую сосиску.
— Правда? — спрашивает папа, опершись мускулистыми предплечьями на деревянную стойку. Краем глаза наблюдаю, как он стряхивает пепел с сигары в красный пластиковый стаканчик.
— Да, но сейчас я здесь.
Снова поднося сигару к губам, он поворачивает голову и изучает меня.
— Что в пакете?
— Эм… — мой голос затихает, когда я опускаю взгляд на сэндвич.
— У нас был заказан ужин в «Иль Перлино» на шестерых, — продолжает он. — Я подумал, что давненько мы не навещали Карло и Розу.
Сожаление мгновенно захлестывает меня. После того, как мама поняла, что воспитание детей на самом деле не ее конек, она поступила в колледж и оставила моего отца плыть по водам одинокого родительства. Раз в неделю он водил меня в «Иль Перлино» на ужин. Папа попросил владельцев, Карло и Розу, петь мне песенку, если я доедала овощи на тарелке. Они сделали отличную кавер-версию «Ti Amo», и к тому времени, когда мне исполнилось десять, я пела каждое слово вместе с ними.
Как только я стала подростком, а мой отец полностью погрузился в дела клуба, наши ужины в «Иль Перлино» стали реже. Теперь мы посещаем любимый ресторан только в мой день рождения, а Карло и Роза больше не поют мне. Два года назад у Розы обнаружили рак горла, и ей пришлось удалить гортань. Папа, будучи папой, помог Карло удержать ресторан на плаву, и в течение одного года оплачивал все их счета. Они были для нас как семья, и увидеть их было бы очень приятно.
— Еще не поздно. Мы все еще можем пойти, — предлагаю я. Сэндвич Марко подождет до завтра. — Позвони Карло и скажи, что мы уже выехали.
— Нет, — отрезает папа. — Антониа, я не желаю, чтобы меня разыгрывала моя собственная дочь. Я понимаю, ты хочешь жить своей жизнью, и послать меня к черту…
— Пап…
— Не перебивай! — рявкает он, хлопая ладонью по стойке. — Ты так похожа на свою мать, — добавляет он, качая головой. — Ирония судьбы, учитывая, что ты ее терпеть не можешь.
— Я терпеть ее не могу, потому что она меня бросила.
— Нет, Антониа, она бросила меня, — шипит отец, засовывая сигару в рот. Та свисает с уголка его рта, когда он продолжает: — Она хотела от жизни большего, чем это. — он широко разводит руки. — Она хотела дать тебе больше.
Ну вот, опять началось. Каждый раз, когда что-то становится не так, отец начинает говорить о моей матери. Нет ничего такого, чего бы я не слышала раньше, и ничего такого, чего не услышу еще миллион раз.
— Вот почему она ушла. Вот почему я финансировал ее образование. После того, как она окончила юридический колледж и встала на ноги, она вернулась за тобой. — он вытаскивает сигару изо рта. — Я до сих пор слышу стук ее дизайнерских каблуков по этому полу, — говорит он, стряхивая пепел. — Я прогнал ее, Тоня. Она пришла за тобой, а я прогнал ее, сказав, что разрешу ей присутствовать в твоей жизни. Но твое место здесь, со мной, чтобы я всегда мог защитить тебя.
— Значит, она приходила… — повторяю я. — Это не меняет сценарий.
Мама не принимает «нет» в качестве ответа, когда речь идет о ее ребенке. Да, она вернулась, и да, отец отказал ей, но она и не боролась. Она адвокат, это ее работа — бороться, и она, бля*ь, не боролась. Если бы она действительно хотела забрать меня, то подала бы на папу в суд. Она бы сделала все возможное, чтобы дать мне ту жизнь, которую она для меня представляла, но это было всего лишь оправданием. Ее прогнали, и она, бля*ь, приняла это. Вся ненависть и обида, телефонные звонки, которые я продолжаю игнорировать, и визиты, от которых я отказываюсь, оправданы, и никакое чувство вины, которое испытывает мой отец, не заставит меня передумать.
— Нет, не меняет, — соглашается он, скривив губы от отвращения. — И самое печальное, что, если бы мне пришлось сделать это снова, я бы опять так поступил. Послал бы ее к чертовой матери, потому что, хотя она твоя мать, но я — твой отец, и шикарный диплом адвоката не защитит тебя лучше, чем я и мои голые руки.
О, папа, почему ты не стал мусорщиком или электриком? Почтовым служащим или даже механиком… Мясником! Это была бы идеальная работа.
— Папа, все в порядке. Со мной ничего не случится.
— Ты этого не знаешь, — хрипло спорит он. — Я плохой человек, Антониа. И совершил кучу дерьмовых ошибок, нажил кучу гребаных врагов. Я хочу, чтобы ты жила своей жизнью. Чтобы у тебя была любимая работа и семья…Чтобы у тебя было все. Но если я позволю тебе это… — его голос прерывается, и папа сглатывает. — То не знаю, что буду делать, если с тобой что-то случится. — я разворачиваюсь к нему и сразу замечаю слезы в его глазах. — Сейчас дела в клубе идут не очень. Вот почему я заставлял тебя оставаться здесь, а не дома. Мы словно кучка уток, только и ждущих выстрела Бендетти, — шипит отец, грубо проводя рукой по лицу.
Я выпрямляюсь на стуле. Отец ни разу не упоминал имен партнеров, не говоря уже о конкурентах. Прищурив глаза, задаю вопрос:
— А кто такой Бендетти?
Осознав свою ошибку, он убирает руку от лица и быстро качает головой, отметая вопрос, когда тянется за бутылкой.
— Не важно, — он снова наполняет свою рюмку. Я наблюдаю, как он с легкостью ее выпивает. Поставив рюмку вверх дном на стойку, папа снова переводит взгляд на меня.
— Тебе нравится эта работа, да?
Честно говоря, еще слишком рано об этом говорить. Мне нравится иметь свою независимость. Нравится быть частью рабочей силы. Нравится, что работа законная, что я плачу налоги, а зарплата поступает непосредственно на мой банковский счет. До сих пор на любой моей работе начальником обычно был парень, который задолжал папе услугу или деньги, и давал мне зарплату под столом в маленьком белом конверте.
— Да, — признаюсь я. — Женщина, на которую я работаю — великолепна. Ты не поверишь и половине того, о чем спрашивают эти люди! Они пишут в колонку реально глупые вопросы, и хочется просто послать их на три буквы, но нельзя, потому что это непрофессионально. На самом деле, я ничего не могу им ответить, потому что я стажер. — отец слегка улыбается, поэтому я продолжаю, — тем не менее, это хороший трамплин, думаю, что могу многому там научиться.
— Если ты действительно этого хочешь, то я не стану стоять у тебя на пути, но, Тоня, не спорь со мной из-за того, что я сейчас скажу.
Я подавляю стон. Всегда есть какой-то подвох.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
— Я хочу, чтобы ты продолжала жить здесь, пока я не разберусь с проблемами клуба. По дороге на работу кто-нибудь из наших парней будет тебя сопровождать. Он останется…
— Папа, мой босс не знает, что я из семьи преступников. Я не могу допустить, чтобы кто-то сидел рядом со мной в рабочей кабинке.
— Хорошо, он будет ждать за пределами офиса. Ты даже не будешь знать, что он там.
— На парковке, — поправляю я. — Если он мне понадобится, то я позвоню.
— Только если будешь давать о себе знать в течение дня.
Это кажется разумным.
— Договорились! О, только пусть это будет не Хаунд.
Папа прищуривается.
— Какая кошка между вами пробежала?
