Я не очень терпеливо жду, когда мой пульс замедлится, а мышцы ослабят свое напряжение.
— Ты когда-нибудь был женат?
Я вздрагиваю от резкой смены темы.
— Нет. А ты?
— Нет. — Она теребит ткань одеяла. — Но я хочу. — Она тяжело выдыхает и ложится на спину, опираясь на локти. — Когда-нибудь.
— Брак требует большой работы.
Она пожимает плечами.
— Как и большинство стоящих вещей.
Я ничего не знаю об этом. Глядя на то, как мои родители справляются со своим неблагополучным браком, кажется, что это скорее неприятно, чем стояще. Единственные завидные отношения, которые я когда-либо видел, это отношения Александра и Джордан, но они такие новые. Впереди еще много времени, чтобы все это рухнуло.
— Не думаю, что найду спутника жизни в Нью-Йорке.
Я поднимаю два камешка и пристально их изучаю.
— Нет? — Я тянусь за третьим.
— Неа. Слишком много трудоголиков. Люди в Нью-Йорке, кажется, забывают, что в жизни есть нечто большее, чем зарплата.
— Зарплата — это важно. — Почему я защищаюсь?
— Да. Но это еще не все.
— А как насчет того парня, который звонил тебе вчера? — Я бросаю камешек с такой силой, что он перескакивает на противоположный берег ручья. — Аарон?
Ее взгляд переходит на меня.
— Аарон — мой брат.
Вот дерьмо. Я не подумал, что они могут быть родственниками. По тому, как она ответила на звонок, извиняясь, как будто она домашнее животное, которое застали писающим на пол, я предположил, что Аарон ее ревнивый парень. Но ее брат? Никогда бы не догадался.
— Он заботится о тебе.
Выражение ее лица становится пустым. Как будто невидимый щит опускается на ее глаза, отгораживая меня.
— Не совсем. — Девушка садится и обхватывает руками голени, как будто ее тело подражает тому, что делает ее разум — создает барьер вокруг себя.
Я благодарен за восстановленные границы. Потому что не пересекаю личные и профессиональные границы, не вступаю в разговоры, выходящие за рамки непринужденной светской беседы. Разговоры о браке и семье слишком интимны для рабочих отношений. Чем скорее мы вернемся в нормальное русло, тем лучше.
— Нам пора идти. — Я бросаю то, что осталось от нашего пикника, обратно в корзину.
— Да, — торжественно говорит она. Издает милый хрюкающий звук, когда встает. — Встретимся у вертолета. — Ее глаза расширяются. — Вау, вот уж чего я никогда не думала, что скажу. — Она направляется вниз по реке.
— Куда ты идешь?
— Мне нужно в туалет!
Вот тебе и профессиональный подход.
Забавно, но думаю, что это первый раз, когда женщина говорит мне, что ей нужно в туалет. Вопреки тому, что люди предпочитают обо мне думать, мой опыт знакомств не впечатляет. Делить свою жизнь с кем-то еще и быть доступным для другого человека — это дополнительное бремя, которого я намеренно избегаю. Мне никогда не нравилась женщина настолько, чтобы я хотел причинять себе неудобства ради того, чтобы быть с ней. Конечно, было несколько женщин, которые с удовольствием вписывали себя в мою жизнь и в мой график, но в конце концов их терпение истощалось, и они всегда хотели большего. Мы никогда не достигали такого уровня близости, чтобы обсуждать поведение в ванной.
Брак и семья не значатся в моих планах. В шестнадцать лет я поклялся никогда не жениться, никогда не приводить детей в этот мир, где им придется нести бремя фамилии Норт. Мы с братьями осознаем эту болезненную истину.
Произвести ребенка на свет достаточно сложно.
Продолжать наследие семьи Норт — это то, чего мы хотим избежать любой ценой.
Мы пролетели над Гранд-Каньоном и застали в небе огненно-оранжевый и розовый закат. Я объездил весь мир и никогда не видел столько цветов одновременно. От красных и пурпурных скал до окрашенного неба, легко поверить, подобно местным жителям, что боги живут и процветают в природе.
Вернувшись во внедорожник и направляясь в отель, мы проезжаем через город, где улицы украшены рождественскими огнями. Что кажется странным при таком солнце и небольшом количестве снега на земле. Наш водитель едет через пробку, что дает нам достаточно времени, чтобы полюбоваться праздником на Главной улице. Мы осматриваем рестораны, бутики и множество магазинов, торгующих кристаллами. Замечаем вывески, рекламирующие туры с пришельцами и лечебные экскурсии. Боковые улицы перекрыты, а на тротуарах стоят палатки.
— Что происходит? — спрашивает Лиллиан, прижавшись носом к окну. — Похоже на уличную ярмарку.
— Зимнее солнцестояние, — отвечает водитель. — Люди из всех местных племен — хопи, явапаи, апачи, навахо — собираются, чтобы поделиться едой, ремеслами, музыкой и церемониями.
— Это есть в нашем маршруте? Выглядит забавно.
— За то короткое время, что вы здесь, мистер Чатто настаивает, чтобы вы оба насладились роскошью «Цеэ».
Лиллиан не отвечает, ее лицо остается прижатым к окну, и она наблюдает за праздником.
Наш водитель подъезжает к отелю и подходит, чтобы открыть нам дверь. Я благодарю его, даю солидные чаевые и направляюсь к лифту.
— Мистер Норт. — Мокасины Райнхарда быстро шлепают по кафельному полу между нами. — Как прошла ваша экскурсия?
— Хорошо.
— Как долго длится фестиваль зимнего солнцестояния? — Глаза Лиллиан вспыхивают детским восторгом.
— Он продлится до завтра. Заканчивается после кануна Нового года, — отвечает Райнхард. — Мне сказали, что вы оба присоединитесь к нам сегодня за ужином. Я взял на себя смелость и заказал столик.
Волнение в ее глазах угасает.
— Спасибо, Райнхард. — Я делаю шаг к лифту. — Мне нужно сделать несколько телефонных звонков и привести себя в порядок к ужину.
Когда дверь лифта закрывается, Лиллиан поворачивается ко мне.
— Мы действительно будем есть яйца буйвола вместо того, чтобы пойти на фестиваль?
— Ни за что, блядь, я не буду есть яйца буйвола.
Лиллиан прикрывает рот рукой, но я вижу веселье в ее глазах.
— Прости за мой язык.
Девушка опускает руку и прочищает горло.
— Я просто рада, что мы на одной волне. Так во сколько мы улизнем, чтобы пойти и повеселиться по-настоящему?
Лифт пикает, и мы идем рядом и тихо разговариваем, как будто если нас услышат, то это может разрушить наши планы.
— Я позвоню в ресторан и отменю наш заказ.
— Что ты им скажешь? — Она кажется немного обеспокоенной, что даже мило.
— Если спросят, то скажу, что после долгого дня мы собираемся пропустить ужин.
Девушка прикусывает губу и кивает.
— Хм. Хорошая идея. Как насчет шести часов? Мы спустимся по лестнице на уровень бассейна. Оттуда, думаю, мы сможем добраться до парковки и вызвать такси.
Останавливаемся у ее двери.
— Это наш тайный побег! — Она улыбается мне так, что я завороженно смотрю на ее губы.
Я ловлю себя на этом и отступаю назад.
— Увидимся в шесть.
Она смотрит в конец коридора и обратно.
— Может, нам надеть все черное? — шепчет она.
Я облизываю губы, чтобы не рассмеяться.
— Не думаю, что это необходимо.
— Я все равно надену. — Она проводит своей карточкой-ключом и открывает дверь.
Господи, что со мной не так? Играю в игры, веду себя так, будто мы дети, тайком убегающие из дома. Даже будучи маленьким, мне не разрешали вести себя как ребенок. Нас отдали на откуп перегруженной работой и недоплачиваемой няне. Август требовал идеального поведения, в то время как мать пила до беспамятства каждый день. Только когда нам исполнилось восемнадцать лет, мы получили настоящую свободу развлекаться. Что мы и делали, и некоторые из нас оставили за собой кровавые следы.
ГЛАВА 7
Лиллиан
— Знаю, что пришла рано, но… — Мои слова обрываются, когда я замечаю, что Хадсон открыл дверь в одних черных спортивных штанах.
И вдруг осознаю биение собственного сердца, глядя на его плоскую грудь, переходящую в живот, покрытый мускулами. Его кожа темнее, чем я ожидала бы от нью-йоркского руководителя. Он либо завсегдатай солярия, либо, должно быть, часто занимается спортом на открытом воздухе топлес. Не могу представить, что это первое. Каким бы уверенным он ни казался, Хадсон не из тех, кто настолько поглощен собственным имиджем.
