памятники и стихийные выставки художников; ходила в зоопарк к пингвинам, а после слушала концерты неизвестных певцов и откровения страстных поэтов, декламирующих под звёздным полотном. Удалялась вглубь парка, ступала узкими дорожками вдоль изумрудных холмов, старалась шагами не тревожить белок. Выбрав уединённую скамейку, весь день рисовала или мечтала.
Над кончиками деревьев вздымалась ломаная линия небоскрёбов. Лина водила глазами по далёким малюсеньким этажам и окнам. Чувствовала глупую улыбку на лице. Она знала из газет, что много знаменитостей владеют пентхаусами и лофтами вокруг Центрального парка. От этой мысли сердце сладко сжималось, но уже подкрадывалось оцепенение. Болезненное послевкусие отрезвления. Она научилась его предвидеть и быстро шла дальше, спасаясь движением. Она знала, что дом Кристофера в Лос-Анджелесе. Понимала, что болеет и здесь ей хуже, чем в Киеве или Москве.
Но, поджимая колени и опускаясь на газон, среди разбившей пикник компаний, следя за бегунами всех мастей, за семьями с детьми и собаками, которые гуляли вдоль темно-зелёного озера, обрамлённого величественными вязами – не хотела оказаться в ином месте.
Впитывая запахи и звуки, Лина влюблялась в Нью-Йорк. Он пугал и завораживал. Неуёмная жизнь и творческий дух отпечатались в каждом небоскрёбе прямыми линиями, взлетающими к солнцу. Сливаясь с городом в целое, убеждалась – она дома.
И только отрезав за дверью уличный шум, Лина проваливалась в одиночество. Тоска застревала в горле комом, не желая превратиться в слезы. Лина листала фотографии в телефоне, словно отрывки чужой жизни. Хотела знать, сдала ли Натали практику? Вернулась из Ямайки? Она скучала по подруге, и даже по гордячке Букреевой с невыносимым московским апломбом. До жжения во рту мучилась желанием говорить с кем-нибудь на русском языке.
Но больше всего не хватало мамы. Последние пять лет они мало виделись, и вот… между ними разлился океан. Яркие воспоминания уютного детства дожидались именно этого часа, окрасить ностальгией тёмную комнату и даже картину Манхэттена, тускло мерцающую в свете уличного фонаря. Лина помнила, каково делить мечты и секреты с родным человеком; помнила, как множится радость, а страхи мельчают и барахтаются на спине как майские жуки.
Теперь секреты выросли, изменились, став местами уродливыми, а страхи собирались в пыльных углах и говорили всё громче, по мере того как она запихивала их глубже, заставляя молчать.
Лина не могла их разогнать: она отказалась от интернета, экономила воду, не пользовалась микроволновкой и не включала свет. Экономила на всем. И больше не делилась ни чем. Не могла и не хотела.
Она забиралась пораньше в постель, сворачивалась калачиком и засыпала под музыку, убаюканная голосом родным на любом языке.
Это всего лишь адаптация, – твердила мысленно мантру. Как никогда, Лина ждала осень…
Утром она проснулась раньше будильника. Наскоро позавтракала кукурузными хлопьями с молоком. Надела приготовленные с вечера узкие черные брюки и васильковую рубашку в мелкую полоску.
Перед выходом, Лина осторожно заглянула в зеркало. И не испытала тошноту. Удовлетворённо отметила пользу пеших прогулок. Она окрепла, загорела и перестала напоминать "героинщицу". Улыбаясь, сунула ноги в чёрные оксфорды, подумав, что лишила Марго маленькой радости: пялиться на неё как на уродца.
На ступеньках Лина столкнулась соседкой:
– Доброе утро, миссис Бэнкс. Как поживаете?
– Доброе утро, – улыбнулась женщина. – Спасибо, хорошо. Только умучили боли в пояснице. Жаловалась Урсуле, той, что поёт в баптисткой церкви. Она посоветовала спиртовые компрессы. А племяшка, фельдшер, категорически против!
Вынув из кармана затёртого кардигана пачку "Мальборо", миссис Бэнкс прищурила широко посаженные кофейные глаза:
– Она записала меня к хорошему доктору. Вчера была у него. И впрямь замечательный, просто святой Архангел Михаил и Дева Мария вместе взятые! – выпустив густой дым, она опустила необъятную пятую точку на нижнюю ступеньку: – И представляешь? Тоже против компрессов!
– Очень рада, миссис Бэнкс, извините, не могу поболтать, опаздываю, – пробормотала Лина, оберегая брюки от лап фокстерьера: – Хорошего дня!
– Никак на ученье?
– Да, миссис Бэнкс.
– Ну, лети! Остерегайся тамошних черных гавнюков, – помахала соседка дымящей сигаретой. – Знаю этих упырей, падких до белых голубок.
Лина обогнула пожилую женщину и спустилась с крыльца.
– Постой! Так, что ты думаешь о компрессах? Ну их? – прокричала вслед соседка.
Лина заулыбалась, кивнула и побежала в сторону подземки.
На парковке колледжа за рулём одинокого синего шевроле-пикапа водитель жевал гамбургер. Лина вошла в административный корпус задолго до начала занятий. Получила у сонной женщины, топящей зевки в большой чашке кофе, расписание и список литературы, и отправилась изучать расположение аудиторий.
Молчаливые коридоры ещё не проснулись, встретив особым запахом, словно знания впитались в деревянные панели стен. Лина вдохнула глубже: ей понравился дух Пратта.
– О-о, неужели Калетник! Мы тебя обыскались!
Из-за поворота выплыла Маргарита Букреева, возглавляя московский отряд:
– Куда пропала? Что за шутки? Ты не заполнила форму! Мне нужно отчитаться в деканат! Такая безответственная, Василина! Из-за тебя у нас будут неприятности! – обрушилась Марго.
– Привет, – Лина кивнула ребятам. – Заполню после занятий, – она помимо воли улыбнулась, удивляясь, как пришло в голову, скучать по Букреевой.
– И укажешь свой адрес.
– Хорошо.
– И телефон.
– И телефон.
Лина присоединилась к группе, следуя в конце, но Марго видимо тоже скучала. Она пристроилась рядом:
– Чем занималась? Была в Метрополитене?
– Нет.
– А на мюзиклы ходила?
– Нет.
– А мы вчера смотрели галереи в Сохо. Заходили в бутик «DolceGabbana». Такие смешные цены, как «Zara» в Москве! Еще поднимались на смотровую площадку Эмпайр-стейт-билдинг, была там?
– Нет.
– Классно! А где была?
– Так... гуляла.
– И даже не проведала нас? Не узнала, как мы тут в общаге? Кстати нас с Настей поселили вместе. Никаких афроамериканцев!
Глядя в конец коридора, Лина промолчала.
– Сегодня собираемся отметить в клубе первый день, пойдёшь?
– Нет, спасибо.
– Смотри, больше звать не буду. Ну расскажи, как устроилась? Хорошая квартира? Далеко от колледжа? В каком районе?
– Не особо. В Гарлеме.
– В Гарлеме... Где черные?
– Да.
Марго окинула взглядом, похлопала ресницами за линзами очков и молча переступила порог художественного класса.
Часы понеслись со скоростью ракеты.
Лина едва успевала перебегать из одной аудитории в другую. Отстояли с подносами огромную очередь, наспех пообедали в огромной столовой, и снова помчались на лекции.
Это учебное заведение разительно отличалось от трех предыдущих – вольным изложением материала и преподаванием на английском. Лина легко прошла языковой тест и получила сертификат, третью неделю слушала
