начал двигаться все быстрее, я почувствовала укус в шею… и задрожала, громко и жалобно выстанывая свое безумие прямо в рот склонившемуся ко мне Тиму.
Он не отпускал мою руку, заставляя ласкать его все быстрее и сильнее, пока не задрожал крупно, выматерился с облегчением, а мою руку залила теплая жидкость.
После этого Ванька резко наклонил меня вперед, топя в мягкой прелости, и сделал еще пару , совершенно жестких, выносящих за пределы разума, движений.
Я ощутила его дрожь, застонала жалобно, когда он покинул мое тело.
И упала без сил лицом вниз, сгребая на себя траву, в безотчетной попыке спрятаться от происходящего, закрыться.
Но мне на дали, не позволили.
В четыре руки развернули, прижали, убирая с лица солому, вытирая майкой кровь с губы, а потом внизу.
— Ветка… Ветка… Хорошая, красивая… Наша… Наша теперь… Наша… Не плачь, все хорошо… Тебе же было хорошо, да? Да?
Я не могла отвечать.
Слезы текли по щекам, и остановить их было нереально.
— Вет… Ну не плачь, не плачь… Ну что ты? Больно было, да? Потом будет лучше… Лучше… Гораздо лучше.
Их слова, сбивчивый шепот, не доходили до меня. Совсем.
Тело все еще потряхивало от случившегося безумия, между ног тянуло, а на губах ощущался металлический привкус крови моих друзей.
Бывших. Бывших друзей…
Глаза закрывались от усталости и всего пережитого, и я не могла этому противиться.
Покорно зажмурилась, позволяя парням уложить себя на кого-то из них сверху. Так и не поняла, на кого. Они оба в этот момент были для меня одинаковыми. Горячими, как печка, обжигающими, как пламя.
И безумными, как я сама.
Я избегаю смотреть в сторону сарая, где все случилось, пугливо отворачиваюсь. И вздрагиваю, когда Ванька кладет горячую ладонь на плечо.
Ощущения потрясают.
Он до этого же держал меня, возле машины, и раньше, когда выловил в клубе и утащил на улицу, не дав толком попрощаться с будущими коллегами.
Но там я такого не ощущала, наверно потому, что толком не пришло осознание ситуации. Выпитое, странно и быстро ударившее в голову, шок от неожиданной встречи (уж его с Тимом я меньше всего планировала встретить в одном из закрытых элитных заведений города), и общее состояние растерянности сделали свое дело. Все касания, все слова и взгляды были смазанными, что ли…
Зато сейчас, тут, на берегу реки, на месте нашей общей памяти, все чувства обострены до предела.
И тяжеленная ладонь Ваньки на плече ощущается так, словно небо мне, будто атланту, на спину легло…
С другой стороны стоит Тим, опять близко. Им плевать на личные границы, всегда плевать было. А сейчас — тем более.
И это неожиданно выводит из ступора, в который погрузили меня непрошенные, тщательно гасимые все эти годы воспоминания.
Я дергаю раздраженно плечом, показывая, что мне не хочется такой близости, вскидываю подбородок, с вызовом глядя в лица моих бывших друзей детства.
— Зачем искали? — вопрос получается резким, но плевать. Танцевать и жалеть их я не собираюсь. Они меня не пожалели тогда.
— А непонятно? — удивленно поднимает брови Ванька, — ты считаешь, что это правильно было? Вот так исчезнуть… После всего?
— Для меня — да, — чеканю я, снова дергая плечом, потому что ладонь никуда не делась, а Тим еще ближе подошел за время нашего короткого диалога. И теперь они просто меня запирают своими телами в ловушку. Позади только шаткая железная лестница — пропасть в другой мир.
— Чего вы добивались, привезя меня сюда? — продолжаю я защищаться. Первый ступор прошел, странное ощущение беспомощности перед ними — тоже.
Я уже далеко не та глупая, доверчивая девочка, которую так легко можно было зацеловать, затискать, воспользоваться тем, что сильнее, опытнее, отключить силой мозги и возможность сопротивляться.
Я теперь — вполне взрослая особь. Кое-кто в офисе вполне заслуженно за глаза называет меня сучкой. И простыми касаниями и шепотом умоляющим совершенно не пронять.
Они уже один раз сумели поиграть со мной, задурить голову… Больше не выйдет.
— Чего хотели? — спрашиваю я жестко, применяя навыки стресс-переговоров, когда главное — огорошить собеседника, заставить его выдать свои истинные реакции, — поговорить? О чем? Или… повторить?
Последнее слово вылетает само собой, помимо разума. И я поспешно замолкаю, отчетливо осознавая, что это сейчас — провокация с моей стороны.
И они запросто могут… спровоцироваться. А я не смогу с ними справиться. Не смогу сопротивление достойное оказать.
Какое, нахрен, сопротивление, если уже от одной только мысли о возможном повторении ситуации пятилетней давности все внутри замирает, кровь несется по венам, обжигаясь о стенки сосудов и шипя.
Это непроизвольная реакция, я не хочу ее! Я так сложно от нее отвыкала, запирала бессонными ночами, растапливала злыми слезами в подушку, что теперь не собираюсь опять давать слабину.
Они знали, на какие точки давить, когда везли меня сюда.
Но они просчитались.
— Вета, не делай из нас зверей, — сказал Ванька, а Тим согласно угукнул, — ты сама была тогда…
— Что? Не против? — язвительности у меня всегда было через край, и тут я ее щедрой рукой отсыпаю своим бывшим друзьям, — я понятия не имела ни о чем! — голос все же срывается. В конце концов, это не переговоры, и голова у меня отнюдь не холодная. Да и стоят они слишком близко. И ладонь Ваньки давит так сильно, от нее жар по всему телу распространяется… Сглатываю и продолжаю упрямо, — я не знала, что вы на меня смотрели… так… Я вас братьями считала, о чем ты сейчас говоришь вообще? Я не думала, что вы намереваетесь…
Голос опять изменяет, мограю, поспешно, чтоб не увидели слезы.
Мне и себя жалко, ту, наивную, глупую, и наше детство потерянное. И их, дураков, тоже почему-то жалко. Я бы хотела их ненавидеть, это было бы реально проще… Но не могу. Никогда не могла. И сейчас не выходит. Слишком мы близкие. Слишком, несмотря ни на что.
— Вет… — шепот в ухо, тихий-тихий, совмещенный с болезненным выдохом в шею, — Вет… Мы сами не знали… Мы… Не
