Сяду в машину и поеду.
И неделю я не буду вспоминать про измену, развод и раздел имущества.
И даже не балет пойду! Назло им!
Потому что эту его корову в «Мариинку» не взяли, и даже в «Большом» она не танцует.
— Мам, куртку брать? — детей и собаку еще нужно забросить к моим на дачу, и это тоже проблема.
Вопросы, вопросы, вопросы.
Которые, естественно, бесят.
И жалость бесит.
— Бери, куртку, жилетку бери. Погоди, Никит, ты еще не собрался что ли? Мы выезжаем!
Никите пятнадцать.
Я понимаю, что моя поездка в Питер и их отъезд на дачу его выбешивает. Он бы с удовольствием сидел дома и играл в свой какой-то там «Геншин».
Или поехал бы на нашу дачу, где ходил бы на рыбалку. С отцом.
Но отец променял любимого сына на молодую блядь.
Стоп, Милана Романовна, нельзя так говорить. Не блядь, а девушка с низкой социальной ответственностью.
Которая лезет в чужие постели, чтобы продемонстрировать растяжку, увидев которую Сволочкова забьётся в припадке.
Злая я женщина. Злая.
Просто сучка последняя.
Могла бы я отпустить мужа с миром? Остаться друзьями?
Как сказала его мама:
«Милочка, вы прожили шестнадцать счастливых лет, вы были прекрасной парой, но ты должна понимать, мужчине за сорок нужна свежая кровь, чтобы оставаться в силе».
Охренеть, да?
Почему же своего мужика она к молодой любовнице не отпустила, так и живёт с ней, старый пень?
Нет, когда-то я к ним очень хорошо относилась, даже пыталась полюбить.
А они меня пытались воспитывать. Девочка не так сидит, не так стоит, не так ест. И плевать, что у девочки был отец полковник и мать кандидат экономических наук. И сама девочка с высшим образованием и красным дипломом.
Не то пальто.
Ладно, проехали.
Проверяю еще раз вещи в чемодане.
Платье с шикарным декольте. Куда я его надену? А хрен с ним, хоть куда! Пойду гулять по вечернему Питеру, зайду в ресторан, закажу корюшку. Или корюшка уже всё? Не важно. Устриц и просекко. И буду ловить мужские взгляды совершенно спокойно, не думая, что мне прилетит суровое — для кого оголилась, где твоя скромность, Миля, это неприлично.
Я почти разведена и мне теперь всё прилично.
Или просто плевать на приличия.
Платье летит в чемодан. И туфли на шпильке туда же. В конце концов, в Питере живёт моя интернетная подруга Женька, мы с ней встретимся, будет повод.
Ах, да, Мариинка! Совсем забыла о ней…
«Мы с Генкой и Маринкой, ходили в Мариинку, послушать чисто Глинку партер, туда, сюда…»
Даже не спрашивайте откуда я знаю песню группы «Ленинград». От верблюда.
Конечно, для бывшего экскурсовода, специалиста по русской живописи, разбираться в творчестве Шнурова — нонсенс, но что поделать? Видимо, прошлое, которое семья мужа считает плебейским даёт о себе знать.
Но эту песню я регулярно пою с подругой Кирой в караоке. Правда о том, что я бываю там мой муж и его святое семейство не знают.
Ну, что ж…
— Мам, я готова. — Десятилетняя Маргарита выкатывает свой чемодан, хлопает глазами. — Папы точно не будет?
Увы, малышка. Папы точно больше не будет.
Свербит в носу.
Спроси меня сейчас — если он придёт с повинной головой, в ноги упадёт, скажет, что его бес попутал, что он ошибся, потерял голову, старый дурак, повелся на прелести — простишь?
Что ответить? Гордость женская, обида, ненависть, отвращение к предательству, справедливая месть за его ошибки…
Чушь собачья.
Простила бы и приняла.
Да я уверена, большинство из тех, кто орёт — никогда не прощу — простили бы! И приняли!
Только… к таким почему-то не возвращаются.
И ко мне Олег не вернётся.
Так что я могу совершенно спокойно продолжать его ненавидеть.
— Ну, присядем на дорожку?
— Давайте скорее, а? Мне еще вас и Коржика надо к бабушке завезти, — а там выдержать допрос с пристрастием, о-о… — и так буду тащится по пробкам.
— А раньше нельзя было выехать? — Сын меланхолично что-то жуёт, выкатывая свою сумку.
— В смысле? — загружаю свой чемодан, с трудом поднимая.
Нет у меня опыта таскания тяжестей. В чем, в чем, а в этом мой Королькевич всегда был на высоте. Сам таскал, потом водителя нанял.
Сейчас водитель таскает чемоданы Жанны Рождественской. На самом деле, её фамилия Тупицына. Просто балерина Тупицына — не звучит. А Рождественская — звучит. Не родственница великого поэта. И в посёлке Рождественское не жила. И это не фамилия её троюродной бабушки.
Её маман придумала псевдоним и какую-то левую историю.
Да, да, я много знаю о любовнице моего мужа.
Правда, узнала о ней, как это обычно бывает — последняя.
Мне даже подруга одна заявила удивленно — как это ты не знала, мы все знали, мы думали, и ты знаешь…
Что, бля?
А что, так можно было?
Знать о любовнице и жить мирно и спокойно?
Стала бы я так рвать и метать если бы знала!
Да, когда Олег меня поставил перед фактом я была в ступоре.
— Как… какой развод? Кто разводится?
— Ну, не мосты же, Миля? — муж звал меня именно так, Миля, не Мила, не Милана, Миля… — Мы с тобой разводимся, дорогая, прости.
Сказал, и протянул букет моих любимых пионов.
Думал, что не получит по морде цветами только потому, что они мои любимые и стоят как крыло Боинга?
Нет. Извините.
Получил.
— Миля, ты с ума сошла?
Это я еще не сошла!
Сошла, когда швырнула в него хрустальную вазу.
— Дура, стой, коллекция!
Ваза была не из коллекции, а
