поглядываю на него: нос с небольшой горбинкой, упрямо сжатые губы. Веки прикрыты, но длинные ресницы немного подрагивают, выдавая, что он не спит.
– Как там у тебя, все хорошо? – спрашивает мама после того, как Настя с наскока выдает мне все новости. – Как Илья?
– Операция уже назначена, – не могу скрыть улыбку. – Я обещала ему смартфон.
– Он же еще маленький для таких игрушек! – беспокоится мама.
– Не переживай. Я скачаю ему развивающие игры для шестилеток, а интернет подключать не буду. Все равно в больнице больше заняться нечем.
– Ну хорошо, – вздыхает она, – а деньги-то у тебя есть?
– Да, Настиной пенсии хватит. Я не буду покупать дорогой.
Прощаюсь и выключаю телефон. Откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза.
Хочу доехать в тишине и спокойствии.
Через какое-то время сквозь мысли долетает голос Владимира. Он что-то говорит, но я не отвечаю.
– Эй, Маша? – зовет он меня.
– Я – Катя, – говорю ему, едва сдерживая нахлынувшую злость. Даже имени моего запомнить не может?! – Владимир Демьянович…
– Данилович, – исправляет он мою намеренную ошибку. – Но можешь обращаться ко мне просто Вова, когда мы наедине.
Последнее он произносит низким хриплым голосом. Тем самым…
И кладет руку мне на колено.
Оборачиваюсь к нему. Аккуратно подцепляю пальчиками рукав его наглой конечности и снимаю со своего колена.
– Вова, я предлагаю взаимный игнор, – говорю, растянув губы в радушной акульей улыбке.
– Вот как, – он усмехается.
Его лицо, как назло, становится еще привлекательнее. Похоже, этот гад отлично знает, какое впечатление производит на женщин, и пользуется этим.
Но со мной этот финт не прокатит.
– Вы меня сегодня чуть до нервного срыва не довели, – поясняю бесстрастным тоном. Да, я тоже так умею, не только он. – Поэтому мне бы хотелось ограничить наше общение. А в идеале не разговаривать никогда.
Он продолжает с усмешкой смотреть мне в лицо. Будто я какая-то диковинка. Затем говорит вкрадчивым тоном:
– Ну, это мы еще посмотрим. Тут становится интересно. Думаю, что задержусь дома подольше.
Меня это совсем не радует. А дома еще ждет разговор с Эльвирой. Я всю дорогу морально готовлюсь к нему, но все равно оказываюсь не готова.
– Что у вас там случилось? – Эля без стука заходит в мою комнату.
Как раз, когда я только вышла из душа и стою в одном полотенце, прижимая его к груди.
– Мне Виктор звонил, – она недовольно смотрит на меня. – Оторвал отважного дела! Сказал, что ты кое-что скрыла от нас.
Похоже, она только что вернулась домой, даже не переоделась еще. А ведь обещала меня с собой привезти!
Бросаю взгляд на часы. Так и есть. Если бы не Владимир, я бы ее ждала еще три часа.
– Возникло небольшое недопонимание, – объясняю ровным тоном. – Владимир сказал, что разберется. Можете всю информацию узнать у него.
– И ты так спокойна? – хмурится она.
– Я не сделала ничего плохого. А обсуждение моих личных проблем контрактом не предусмотрено.
– Вот именно! – с нажимом заявляет она. – Нам с мужем не нужна суррогатная мать, у которой проблемы. Решай их поскорее. Где Владимир?
– Понятия не имею, – пожимаю плечами. За этот день я так устала и морально, и физически, что даже думать об этом типе не хочу. – Он привез меня домой, и больше мы не виделись. Я не выходила из комнаты.
Продолжать разговор нет настроения. Но Эльвира будто не понимает намека. Она вышагивает по комнате, что-то обдумывая. Подходит к зеркалу, перебирает косметику. Потом резко оборачивается и говорит:
– Вова или Витя спрашивали обо мне? Куда я поехала?
– Нет.
– Точно?
– Точно.
Она с облегчением выдыхает:
– Хорошо. Ничего им не говори. Если что-то понадобиться – обращайся.
Я киваю.
Эля направляется к дверям, но я останавливаю ее внезапным вопросом:
– А можно спросить?
– Да, конечно, – замирает она.
– Почему вы не захотели сами рожать ребенка? Простите, если это бестактно.
– Нет, ничего страшного, – она улыбается, но несколько нервно. – Я слишком много сил, денег и времени вложила в свою фигуру, чтобы портить ее ради такой мелочи.
– Ах, простите, – мне становится неловко. – Я не знала…
“...что ребенок – это мелочь для вас”.
Последние слова проглатываю, едва удержавшись от сарказма.
– Ничего, – она легкомысленно отмахивается. – Сейчас многие покупают услуги суррогатного материнства. И фигура в порядке, и таким, как ты, даем шанс заработать. Кстати, ты больше ничего не скрываешь от нас?
Она смотрит так пристально, что я невольно бледнею.
– Нет, больше нечего скрывать, – качаю головой.
– Ладно, пойду поговорю с мужем. Надеюсь, он во всем разберется.
– Да, конечно…
Как только дверь за Элей закрывается, на меня накатывает паника. Хотя с чего мне нервничать? Я ведь не солгала. Но само ожидание выматывает.
* * *
До вечера меня больше никто не трогает. Но я маюсь от безделья: интернета нет, а все книги, скачанные на телефон, давно перечитаны. Поэтому иду в гостиную, хочу позвонить маме, но оттуда слышны голоса. Похоже, хозяева обсуждают сегодняшнее происшествие.
Я замираю возле прикрытых дверей. Слышу возмущенный голос Эли. Ей отвечает кто-то из братьев. Но кто – невозможно понять. Все-таки голоса у них очень похожи, если не видеть лица, то и не поймешь, кто говорит.
– И ты веришь ей? – спрашивает Эльвира.
– У нас в стране действует презумпция невиновности, – нейтрально отвечает кто-то из братьев. – Пока не доказано обратное – человек невиновен.
– И когда ты собираешься все проверить?
– Уже послал своего человека. Любой документ можно подделать, но если ребенок действительно был усыновлен, но запись об этом есть в реестре.
Я тихо отхожу, чтобы меня не засекли. Значит, Барковские мне не верят. Думают, что я свидетельство об усыновлении подделать могла? Вот параноики!
– А вы тут что делаете? – раздается удивленный женский голос.
От неожиданности чуть сердце не выпрыгивает из груди.
Оборачиваюсь.
Это всего лишь Надежда.
Облегченно выдыхаю:
– Хотела позвонить своим, но гостиная занята. Не буду мешать.
– Ой, забыла вас предупредить, – кивает горничная, – утром позвоните.
До ужина еще два часа. Что мне делать? Ладно, все
