— Ты знаешь, что я могу, — цедит мама.
— Да это же просто смешно, — закатив глаза, усмехаюсь себе под нос.
— Тима? — мать пристально смотрит мне в глаза.
Ухмылка сползает с моего лица.
Я еще никогда не видел маму такой решительной и дотошной. Ей еще никогда не было настолько не похрен на меня.
До этого момента я словно не осознавал, насколько сильно зависим от нее.
— Ладно, — нехотя бормочу, лишь бы побыстрее отмазаться.
— Ты с ней порвешь, — твердым голосом приказывает мама.
— Да у нас и не было ничего! Мы просто общались! — ну вот, теперь я еще и оправдываюсь.
— Тем более! — парирует мама. — Это будет не так болезненно. Вот. Держи, — мама возвращает ключи от моей сиротки, которая стала предметом дебильного торга, после чего кладет в чекбук несколько купюр. — Я уже опаздываю. Мы же поняли друг друга? — буравит меня испытующим взглядом.
— Я тебя понял, — откликаюсь унылым тоном.
— Вот и молодец! Ну пока, — мама поднимается. — Ах, да, забыла спросить, ты с Марго давно созванивался?
Я отвожу взгляд.
— Ну… так… недавно, — и, само собой, вру.
Но мать не проведешь.
— Позвони ей, узнай, как дела, — говорит она. — Пожилым людям ничего не нужно, кроме внимания.
— Если бы она только слышала, что ты назвала ее пожилой.
— Позвони ей, — требовательно повторяет мама.
— Ладно, позвоню, — пытаюсь скорее ее спровадить.
Только разговора с бабулей мне сейчас не хватает для полного счастья.
— Ну все, не делай глупостей, я побежала! — бросает на прощание мама.
Когда она уходит, я прошу принести мне еще кофе.
Настроение тупое.
Ничего не хочется, ни домой, ни на тусу. Внутри такая тоска, хоть вой.
На этой не совсем оптимистичной ноте мне и звонит мой дружбан Немцев.
— Слушай, тут такая тема, ты не поверишь! — загадочно начинает он.
— Удиви меня, старик, — бормочу я, кивая официантке, когда та приносит мой кофе.
— Аню с Диной выперли из общаги, прикинь! — на одном дыхании выдает Фриц.
Я так и не успеваю сделать глоток.
— Да ты гонишь?
— Они шмотки собирают, — рассказывает Влад. — Петрова только что звонила, вся в слезах, ноет, не знает, что делать, — судя по голосу, ему ой как весело.
— А что они натворили? — спрашиваю его.
— Я толком не понял, но выперли их из-за травы, — сообщает Фриц.
— Да не может быть! — вылетает у меня.
— Петрова сама сказала! — утверждает парень.
— Они курили или что?! — это даже звучит дико.
— Не знаю, я свечку не держал. Но выгнали обеих.
Не верю своим ушам.
— Ну ни хрена себе!
— Понимаешь, какой это шанс? — говорит Фриц после паузы. — То, что я тебе предлагал на днях — это шняга. А тут добыча сама идет в руки.
Я непонимающе хмурюсь.
— Так что за тема, ты говорил?
— Как что? Ты можешь оказать ей услугу. Приютить, обогреть. Перед таким поступком ни одна телка не устоит.
— А-а-а, — тяну, сообразив, к чему он клонит, — ты вон, о чем.
Это уже, как бы, неактуально.
— Не тормози. Это всего на несколько дней. Потом они что-нибудь придумают, но ты поднимешь свой рейтинг, — тараторит Фриц.
Я хмурюсь.
— Им некуда идти?
— Конечно! И денег нет. Это идеальный момент, Тим! Только представь, эта маленькая бездомная дурочка смотрит на тебя как на благодетеля. Кайф! Да и мне с Аней что-нибудь перепадет. Давай оттянемся? — Фрица просто распирает от собственной сообразительности.
Я хочу отказаться. Я должен отказаться, черт возьми, потому что его слова звучат слишком цинично. Одно дело — охмурить девушку, а другое — воспользоваться ее уязвимым положением.
Но тут возникает диаметрально противоположное чувство. Я представляю, как Дина сидит на моей кухне… в моей футболке… с голыми коленками… невыспавшаяся после бессонной ночи… пьет кофе или что там она пьет…
Поэтому я говорю:
— Ладно. Что… что мне делать? — растерянно спрашиваю.
Хорошо, что Фриц сейчас не видит моего лица, потому что я стопудово похож на идиота.
— Я сам все сделаю, — уверяет меня змей-искуситель. — Заеду за ними, загружу их шмотки и привезу. Не знаю, прими пока душ, побрейся, сгоняй за резинками, — еще и ржет надо мной.
— Иди в жопу, советчик, — осаждаю его. — Я даже не дома.
— Тогда тебе стоит поторопиться, — распоряжается Немцев. — Только полегче с подкатами. Помнишь наш разговор про деревенских дурех? Я говорил “одна роза”! Одна, братан! Как сейчас помню! А ты сколько ей приволок? Петрова задрала меня с твоим букетом, ждет, что я ей такой же подарю. Не делай так больше. Не по-пацански это.
— Черт, Фрицуха, ты сегодня заглохнешь? — ворчу я, пытаясь скрыть нахлынувшее воодушевление. — Стрекочешь как сорока.
— Все. Жди меня, и я вернусь, — на этом звонок обрывается.
Отлично. После ухода матери не прошло и пяти минут, а я уже встрял.
Она хочет, чтобы я избавился от одной девушки, а я собираюсь приютить сразу двух.
И это так смешно и нелепо, что самому не верится.
Мама точно будет в ярости. Но в конце концов, что она сделает, если узнает? Поставит в угол? Снова отберет машину? Лишит содержания?
Размышляя о возможных последствиях, я понимаю, что любой исход — фигня в сравнении с тем, о чем говорил Фриц.
Игра, определенно, стоит свеч. Тысячу раз стоит.
Мой пульс учащается, внутри зарождается какое-то первобытное чувство.
Я хочу покорить ее, завоевать, сделать своей. Мне нужно, чтобы эта девушка смотрела на меня по-особенному, не как на благодетеля, а как на…
Черт. Что со мной творится?
Забудьте, что я сказал. Ок?
Я не Фриц и не питекантроп какой-нибудь.
Я просто хочу помочь девчонкам в трудной ситуации.
Так и запишите.
Глава 11. Дина
Часом ранее…
Хорошо, что Катя, моя сменщица в кофеточке, работает дистанционно и в любой момент может меня подменить. Пришлось снова ее просить, иначе я бы просто рядом с кофемашиной окочурилась, потому что состояния очень хреновое.
Меня знобит.
Хочется поскорее добраться до кровати и залезть под одеяло. Голова квадратная, все тело ломит, даже мыться сил нет.
Ненавижу болеть. Ненавижу болеть!
С такими мрачными мыслями я кое-как поднимаюсь по лестнице общежития, и уже тогда слышу истеричные вопли Валентины Петровны.
В народе, Законы Порядковны.
Для более отчаянных — Драконы Геморроевны или мадам Гемор. Это смелое творчество наших соседок.
Ее голос ни с чем не спутаешь. Она рокочет им на весь блок как военный истребитель. Предполагаю, что кто-то крупно встрял, раз она так надрывается, и думаю, как бы мне незаметно просочиться мимо этой горгульи.
Да не тут-то было.
— Вот она! И вторая появилась! — с явным негативом в голосе восклицает Валентина Петровна, увидев, как я робкими шагами крадусь вдоль стеночки. Я все еще надеюсь, что это не мне, и, на всякий случай, оглядываюсь. Разумеется, там никого нет. Только из некоторых комнат торчат головы девчонок. — Чего башкой вертишь, про тебя говорю!
— Про меня? А что случилось? — спрашиваю еле слышно.
— Ты смотри, она не понимает! Тоже, видать, обкурилась, да? — зло усмехается женщина, глядя на меня.
Я хлопаю глазами.
— Валентина Петровна, вы чего такое говорите?
— Бесстыжие! — цокает языком женщина.
С тревожным чувством я захожу в комнату и вижу довольно странную картину: Аня сидит на кровати, перед ней стул с лампой для маникюра, окно нараспашку.
— Аня, что тут такое? — спрашиваю подругу.
— Меня выселяют, — Петрова поднимает ко мне измученное заплаканное лицо. Ее подбородок дрожит, плечи поникли.
— В смысле? Как? За что?! — трясу головой.
— Я палочки жгла! А потом… — девушка разражается бурным плачем.
Я морщу лоб.
— Какие палочки, Аня?! — подхожу ближе и касаюсь ее плеча.
Аню всю трясет от рыданий.
