решил провести эту ночь со мной?
Бергман кривится:
— Ты поэтому не вся оделась? Рассчитывала на что-то? Древности меня не интересуют, а уж древние девственницы и подавно. Мне есть, с кем провести приятно время.
— Желаешь поделиться, с кем конкретно и как именно? — любопытствую я, а сама под столом наступаю Герману на ногу, благо они у него длинные, сидит он рядом, и дотянуться легко. Жаль только, что тапки — так себе орудие мести.
— Зачем тебе, хочешь набраться опыта в теории? Это так не делается… — подкалывает меня он.
— Может, я практиковаться иду, — ворчу я.
— Никаких сомнительных практик! — внезапно рявкает Бергман, переходят с агрессивного шепота на полную громкость.
Заметив, что на нас все уставились, он снова сбавляет:
— Ты — моя девушка, хоть и временная! Скромность украшает, Левина!
— Чего это сомнительных? — раздражаюсь я.
— Жди единственного! — приказывает Бергман, крылья носа которого побели от возмущения. — Не расстраивай Розу Моисеевну.
Я прям обтекаю. Он, значит, пойдет вечером кобелировать, а я должна ждать единственного? Это что за шовинизм?
— Чего ты раздухарился? — я прям злюсь. — Ты же считаешь, что на меня даже в темной подворотне никто не позарится!
Герман явно собирается ответить мне нечто эпичное, и я завожусь в предвкушении, но все портит уже звонок его телефона.
Выбираясь из-за стола, он принимает вызов, и мне, как сидящей достаточно близко, слышно девичий голосок, полный томных интонаций.
Бергман на мой насмешливый взгляд, делает морду кирпичом.
Ну-ну. Блюститель морали, йопть!
Когда он возвращается к столу, я демонстративно его игнорирую, участвуя только в общей беседе.
Мне на самом деле не по себе, и от зависти, что у Германа в отличие от меня личная жизнь кипит, и от того, что неизвестная баба бесит меня так, что я готова ей сделать какую-нибудь пакость. Меня не должны волновать постельные пассии, Бергмана! Для ревности нет никакого повода!
Только умные доводы плохо сочетаются с эмоциями, и к окончанию посиделок, я пребываю в довольно хмуром настроении. Надо что-то с этим делать. Еще не хватает вызвать сочувственный взгляд бывшего. Этого я точно не перенесу.
В прихожей Бергман помогает надеть мне пальто, умудряясь провести ладонью мне по спине между лопаток.
Ищет, зараза. Все никак не угомонится. Я ему на день рождения подарю лифчик.
— Левина, где перчатки? — прерывает мое внутреннее бурление Гера.
Машу перед его носом кожаной парой. Нет мне никто, а туда же! Дрессирует!
В общем, я раздражаюсь и накручиваю себя все сильнее.
Поэтому, когда мы выходим из квартиры Розы Моисеевны, а из соседней двери опять высовывается тот парнишка, стоит ему открыть рот, как я показываю ему кулак и веско обещаю:
— Высеку.
Рот захлопывается, затем дверь, из-за которой доносится:
— Мам, Герман нашел себе госпожу!
Злющий, как доберман, Гера молча подцепляет меня за шкирятник пальто и выводит из подъезда к тачке.
Дождавшись, пока я устроюсь на сиденье рядом с ним, Бергман нависает надо мной.
— Левина, ты специально? Специально меня бесишь?
Глава 19. Кто еще кого доконает…
Бергман разворачивается ко мне всем корпусом, и мне становится неуютно.
И почему-то не от страха, а от какого-то азартного предвкушения и неподходящих к случаю желаний.
— Ты появилась в моей жизни, чтобы доконать меня?
Я нащупываю рычаг у кресла, и откидываю его потихоньку, чтобы быть от разъяренного мужика подальше. Я и сама сильно не в духе. И желания опять же… Не стоит их сбрасывать со счетов.
— Не весь мир крутится вокруг тебя, — огрызаюсь я.
— А мне все больше кажется, что ты меня на что-то провоцируешь, — все давит харизмой и телом Герман. — Душишки эти твои… Недобелье… Если ты думаешь, что я куплюсь на родинку на левой груди, то ты ошибаешься! Левина, у нас договор. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. На этом все.
Меня будто кипятком окатывает.
Ах ты глазастая кобелина! Все-то он разглядел! И родинку крошечную, про которую я сама забываю, тоже! Это ему трех секунд хватило в примерочной, чтобы все уведеть? Опытный, блин! Глаз-алмаз! Не даром ювелир!
— Сейчас не я, а ты лег на меня! — защищаюсь я.
— Размечталась! — рявкает Бергман, но расстояние между нами увеличить не спешит.
Дальше мне уже откидываться некуда. Все. Предел.
Давлю Герману на грудь, чтобы отодвинулся, и чувствую пальцами под тонкой шерстью джемпера перекатывающийся мышцы.
Для кабинетного работника у него неприлично развитая мускулатура.
А Гера все сверлит меня глазами, видимо, пытаясь пробудить давно утраченную совесть.
Взгляд его снова останавливается на моих губах, и воздух между нами словно накаляется и густеет.
Совершенно разволновавшись, я применяю вторую руку… очень неудачно, потому что мне неудобно её поднимать, и я попадаю ладонью куда-то вниз, а там…
Блин!
У него стоит!
— Что, Яночка? — шипит он. — Перед пенсией все средства хороши в борьбе с невинностью?
Я с запозданием и нервно отдергиваю руку.
— У тебя… у тебя… — меня заедает, реально шокировалась, как институтка.
Бергман резко возвращается на свое место и заводит машину.
— Я разозлился, — будто это все объясняет.
— Я… — я все еще как заевшая пластинка патифона.
— Ты будешь молчать всю дорогу, женщина, — рявкает Гера так, что я затыкаюсь.
Молчу реально до самого дома, остро переживая ощущение члена Бергмана в своей руке. Хренасе он разозлился! Вот это темперамент…
Забежав домой, на ходу сдрыгиваю сапоги, поплескав холодненькой в лицо, пускаю горячую воду в ванну, а сама давай звонить Алке.
— У Германа на меня встал!
— Я вас поздравляю, — сонно отвечает Медведева и интересуется: — Это в честь юбилея?
— Не уверена, — хмыкаю я. — Мы к тому моменту уже покинули гостеприимный дом.
— Даже спрашивать не буду, как
