видите ли, разыгралась… — кривится Карина, и едва ли не сплёвывает на пол, однако под строгим взором полицейского резко передумывает. — А тут ты неприкаянная… Стоишь вся такая восторженная и одухотворенная, в общем, бери пока тёпленькая… Ну я не будь дурой и взяла, на любой товар купец найдётся… — подмигивает она мне нагло и добавляет, — но чуяла я, что проблем с тобой не оберёшься, нужно было слушать свою интуицию, кретинка…
— Рассуждаешь так, будто не людьми торгуешь, а бананами… — не выдерживаю я, с презрением смотря на бывшую приятельницу.
«И как я раньше не замечала, насколько холодны и неприятны её глаза?!» — крутится в голове тихий вопрос.
— Если бы бананы приносили столько денег, я бы с удовольствием втюхивала их на базаре… — глумливо тянет она, качая головой. — Да только одними бананами, знаешь ли, сыт не будешь…
— Зато за бананы в тюрьме гнить не придётся… — устав от неприятного разговора, собираюсь уходить я.
— Пфф… Чушь… — равнодушно отмахивается от моих слов Псевдонаташа. — Ты думаешь я здесь надолго?! Не впервой… — издевательски улыбается она мне и я, киваю полицейскому, сигнализируя, что наш разговор завершён.
— Представляешь??? Так и сказала… — возмущаюсь я в машине Орлова, когда мы едем обратно в отель. — Не впервой…
— Об этом не переживай… — успокаивает меня он, останавливаясь на светофоре. — У меня есть знакомый в полиции, уж он точно все силы приложит, чтобы этого не случилось. Да и огласку этому делу дадим, не открутится…
— Кстати об огласке… — вспоминаю я наказ лучшей подруги, — Майка приказала мне допросить тебя с пристрастием о моём неудавшемся похищении… Она журналист, загорелась идей осветить эту историю, дабы никто более не попадался на эту удочку… — поясняю я сбивчиво, видя непонимание в глазах пернатого.
— Может тогда по кофе… — показывает он пальцем на неяркую вывеску местной кофейни. — Место отличное…
— Давай… — соглашаюсь я и Орлов резко сворачивает на небольшую парковку, зажатую меж двух каменных многоэтажных зданий.
Припарковав свою тайоту, Орлов открывает мне дверь и приглашающим жестом указывает на деревянную вывеску местного аналога Старбакса.
— Прошу…
— Спасибо! — спрыгиваю я с высокого порожка его внедорожника, игнорируя протянутую Орловым руку. Всё-таки довериться ему полностью пока не могу, даже в таких мелочах.
Сделав вид, что не заметил моего пренебрежения, Михаил ведёт меня внутрь уютного помещения.
«Чёрт возьми!» — думаю я, проходя в открытую дверь и погружаясь в умопомрачительные запахи небольшой кофейни. «Кто бы мне сказал, что я буду мило пить кофе с Орловым на побережье жаркой Турции… Я бы трижды рассмеялась ему в лицо» …
«Ха-ха-ха» …
— В общем-то, вот так всё и было… — заканчивает свой рассказ Орлов, попивая черный кофе из маленькой кружечки.
— Как ты понял, что что-то не так? — уточняю я, скорее уже для себя, а не для Майкиной статьи.
— Ты перестала на меня смотреть… — ухмыляется Орлов, и я давлюсь своим капучино.
— Что??? — откашливаюсь я возмущенно.
— Ну, весь вечер наблюдала, а тут перестала… — объясняет мой спаситель, хитро блестя глазами. — Дай, думаю проверю, уж не уснула ли часом… А там всё куда интереснее…
— Мда… — недовольно качаю я головой, — и не пялилась-то я на тебя… — стараюсь я оправдать себя в его глазах.
— Не пялилась… — соглашается мой собеседник. — Всего лишь смотрела…
— О, ради Бога… — не выдерживаю я, усмехаясь. — Давай не будем вдаваться в эти лингвистические тонкости. Ты априори будешь проигравшим…
— Не спорю… — поднимает руки вверх Орлов, признавая свою капитуляцию, — мне с тобой в этом не тягаться… Парень с неоконченной вышкой явно не соперник человеку, с четырнадцати лет перечитывающему многострадальную Джейн Эйр… Ты явно знаешь больше синонимов к слову смотреть…
— Определенно… — с наигранной гордостью соглашаюсь я, — но не думаю, что неоконченное высшее образование показатель твоего недалекого ума. Все-таки не каждый способен заниматься бизнесом, да еще и в чужой стране…
— Это скорее необходимость чем достижение… — стараясь скрыть горечь, произносит Орлов.
— Объяснишь?
— Моя мать, — делает он паузу внимательно следя за моей реакцией, но видя лишь интерес, продолжает, — вышла замуж за турка. "Позднее счастье" всё твердила она… Правда недолгое как оказалось… — усмехается он своим воспоминаниям. — Я тогда курсе на третьем был, конечно, в штыки эту её блажь принял… Думал все как всегда будет: пара месяцев счастья, а потом снова депрессия из-за разбитого сердца… — тяжёлый вздох прерывает его рассказ, и он недовольно вертит почти пустую чашку в руках, едва ли не расплёскивая по столу остатки смолянистой жидкости. — А незадолго до нашей занимательный поездки на море, она решила продать дом, расстаться с прошлым так сказать… Думала это убедит меня, наконец, вместе с ней в Турцию переехать… А я рогом упёрся… Представить не мог, как всю свою жизнь с чистого листа писать буду… Злился тогда дико, внутри будто демон какой поселился, рвал и метал… С матерью почти не общался… Дурак был…
— Но всё же ты здесь… — улыбаюсь я, когда Орлов задумчиво замолкает. — Значит мама всё-таки тебя переубедила?!
— Как сказать… — тяжело вздыхает он, — весь четвёртый курс по друзьям и знакомым мотался… Деньги, что мать высылалала назад возращал… Думал, ниже моего достоинства подачки от её турка принимать… А потом как гром среди ясного неба… Авария… Мать тогда только на права отучилась, мечта её давняя была… Они с Умутом, её мужем, поехали в горы, а там дождь, ночь и машина в кювете…
Я в шоке от услышанного во все глаза таращусь на Михаила, пытаясь подобрать нужные слова, но они, как назло, никак не приходят в голову. Он же, тяжело сглотнув, продолжает:
— Мать сразу умерла, весь удар на её сторону пришёлся… А Умут еще пару дней в реанимации прожил… Из-за него-то, я теперь и здесь…
— Не понимаю… — дрожащий голос выдаёт моё волнение, но Орлов не обращает на это никакого внимания, погрузившись в печаль своих воспоминаний.
— Меня к нему в реанимацию пустили, посчитали за родственника. У него ж кроме престарелой матери из кровных никого и не было… А я вроде как пасынок… Хоть и видел его от силы раза три…
Допив свой кофе, Орлов отодвинул от себя чашку и продолжил:
— На Умуте тогда живого места не было… Едва говорить мог, а всё одно твердил: не бросать его отель и за матерью присмотреть… Отель этот его детищем был, всю жизнь он его холил и лелеял, я и пообещал… Не думаю, что особо понимал тогда, о чем он меня просит, просто не мог отказать… А на следующий день Умута не стало…
— Мне
