Когда он наконец сел, они свалились на спину, задыхаясь от смеха.
Годы спустя, когда их брак уже трещал по всем швам, Майкл однажды грустно заметил:
– Мы больше не веселимся, Бесс. Мы больше не смеемся.
Дети в соседнем дворе убежали, оставив плакать одного закутанного малыша.
«Ты и я, – думала Бесс, – нас оставили плакать».
Она отвернулась от окна и прошла в гостиную. Камин был холодным, на диване валялось воскресное приложение к «Понни пресс диспетч». Вздохнув, она стала разбирать страницы, а потом просто сидела с забытой газетой в руках.
Думала.
Грустила.
Теряла время.
Она не была слезливой, но сейчас было так тяжело и одиноко, что у нее защипало глаза. Бесс сняла телефонную трубку и позвонила матери.
Стелла Дорнер ответила, как всегда, весело, но слогам:
– Ал-ло.
– Привет, мама. Это Бесс.
– Ну как это мило. Я как раз о тебе думала.
– Что же ты думала?
– Что не разговаривала с тобой с прошлого воскресенья и что пора позвонить тебе.
– Ты занята?
– Да нет, смотрю телик.
– Можно приехать? Я хотела бы с тобой поговорить.
– Конечно. Я буду рада. Останешься ужинать? Я сделаю свиные отбивные на решетке, с луком и лимоном сверху, как ты любишь.
– Звучит заманчиво.
– Ты приедешь прямо сейчас?
– Как только попаду в туфли.
– Отлично. До встречи, дорогая.
Стелла Дорнер жила в доме на западной окраине Стилуотера. Она купила его через год после смерти мужа, обставила новой мебелью и объявила, что, коль скоро ее не похоронили вместе с мужем, она не собирается вести себя так, как будто это случилось. Стелла продолжала работать операционной сестрой по вызову в госпитале Лэйквью, хотя в то время ей было уже под шестьдесят. Она брала уроки гольфа, стала членом Женской лиги в Оук-Глен, пела в церковном хоре в Сент-Мэри, состояла в «Африкан вайолет сосайети оф Америка», члены которого встречались в породненных городах.
Порой она навещала свою дочь Джоан в Денвере. Она побывала в Европе со своими сестрами из Феникса и Корал-Кейблс; часто ездила на автобусные экскурсии; по крайней мере раз в неделю навещала стариков в доме престарелых в Марпл-Мэнор и пекла им печенье. По понедельникам играла в бридж, смотрела «Тридцать нечто» – сериал по вторникам, почти каждую среду ходила в кино и каждую пятницу посещала салон красоты. Стелла записалась в клуб знакомств, но уверяла, что из всех, с кем ее знакомили, никто ей не пара и что она не хочет вешать себе на ногу ядро и цепь.
Дом Стеллы отражал характер хозяйки. В нем было три уровня, длинные застекленные пролеты. Окрашен он был в персиковый, кремовый и блестящий черный цвета. Входя в этот дом, Бесс всегда ощущала прилив бодрости. Сегодня было то же самое. За десять минут после звонка Бесс Стелла успела наполнить дом ароматом обещанных отбивных.
Она встретила дочь в робе цвета мешковины, с розовыми, желтыми и зелеными пятнами на спине. Жесткие волосы цвета соли с перцем, разделенные пробором, асимметричными волнами доходили до подбородка. У нее была привычка отбрасывать их назад к вискам, как она сделала это и сейчас. Она была ниже Бесс и поднялась на цыпочки, чтобы обнять дочь.
– Я могу испачкать тебя краской.
– Краской?
– Я беру уроки рисунка маслом и сейчас работала над своей первой картиной.
– Господи, как ты на все находишь время?
– Всегда надо находить время на то, что нравится.
Стелла направилась внутрь дома, к большому выходящему на запад окну, в которое пока еще не светило вечернее солнце. Напротив окна стояла длинная софа, обитая тканью кремового цвета с коралловыми лилиями. На одной из стен висел телевизор, по которому в этот момент показывали футбольный матч. На столах были стеклянные крышки в рамах из черного дерева. Рядом стоял мольберт с незаконченным изображением африканской фиалки.
– Что ты думаешь? – спросила Стелла.
– Мм…
Снимая жакет, Бесс рассматривала картину.
– По-моему, хорошо.
– Может, и не очень, но в общем-то наплевать. Главное – в классе интересно.
Стелла подошла к телевизору и убавила звук.
– Хочешь кока-колы?
– Я сама возьму. Ты продолжай.
– Хорошо.
Она откинула назад волосы и взяла кисть, а Бесс пошла на кухню и открыла холодильник.
– Тебе принести?
– Нет, спасибо. У меня чай.
Позади Стеллы на низком столике стояла кружка и лежали тюбики краски. Она отпила из кружки, рассматривая свою работу, и крикнула:
– Как дети?
– Вот об этом я пришла с тобой поговорить.
Бесс пошла в комнату, потягивая свою коку, сбросила туфли, забралась на софу, положила ноги на валик и поставила стакан на колени.
– Точнее, в том числе и об этом.
– О! Звучит серьезно.
– Лиза выходит замуж… она ждет ребенка.
Стелла несколько секунд молча смотрела на дочь.
– Пожалуй, я все-таки прервусь.
Она взяла тряпку и стала вытирать кисть.
– Нет, пожалуйста, продолжай.
– Не говори глупостей. Я могу это делать в любое время.
Она сунула кисть в жестянку со скипидаром, сбросила свой халатик и уселась рядом с Бесс, захватив с собой свой чай.
– Ну что ж… Лиза беременна. Трудно себе представить. Это делает меня прабабушкой, не так ли?
– А меня бабушкой.
– Впрочем, это как раз не столь важно. Могу себе представить – ты в шоке?
– Была. Но прихожу в себя.
– Она хочет этого ребенка?
– Да, очень.
– Уже легче.
– Угадай, что еще.
– Еще что-то?
– Я видела Майкла.
– Бог мой, ничего себе выдалась неделька.
– Лиза все это устроила. Она пригласила нас обоих, чтобы сообщить новость.
Стелла засмеялась, подняв кверху подбородок:
– Молодец Лиза.
– Мне хотелось ее прибить.
– Как она?
– Счастлива, возбуждена и уверяет, что очень влюблена.
– А Майкл?
– Опять один. Разводится.
– Господи.
– Он просил передать тебе привет. Буквально он сказал: «Передай привет старой кукле. Я скучал о ней».
Стелла отсалютовала своей кружкой.
– Привет, Майкл! – И отпила из нее, наблюдая за Бесс. – Понятно, почему тебе захотелось со мной пообщаться. А что Рэнди? Как он все это принимает?
– Так, как всегда. Очень обижен, отца избегает.
– А ты?
Бесс вздохнула:
– Не знаю, мама.
Она опустила глаза, задумалась, вздохнула, подняла голову и сказала в потолок:
– Я носилась с обидой шесть лет. Трудно от этого избавиться.
Стелла потягивала чай и ждала. Прошла почти минута, прежде чем Бесс взглянула на Стеллу.
– Мама, я… – Она остановилась.
– Ты… Что?
– Когда мы разводились, ты мне почти ничего не сказала.
– Не хотела вмешиваться.
– Когда я узнала, что у Майкла есть женщина, я очень хотела, чтобы ты возмущалась вместе со мной. Я хотела, чтобы ты подняла кулак, назвала его негодяем, сочувствовала мне, но ты этого не сделала.
