— До понедельника, Ира, — подмигиваю и быстро выхожу за дверь.
Я еще сижу в машине какое‑то время, не трогаясь с места и размышляя о разговоре с Самойловой. Плохо, что Ира оказалась против. Я и так не мог доверять ей на сто процентов, а теперь тем более. И она легко может начать вести свою игру за моей спиной. Единственный вариант — согласиться на ее дичь про высшее образование и еще парочку предложений, которые она, может быть, сделает. Ира никогда не отличалась альтруизмом, естественно, все ее идеи будут связаны с сокращением расходов на социальную сферу.
Кстати, о социальной сфере.
Достаю из кармана телефон и открываю переписку с девчонкой. Я же просил ее написать мне, когда поднимется в квартиру. Не написала. Забыла? Или специально? Была в сети десять минут назад.
Через минуту открывает мое сообщение.
«Я просил написать мне, когда поднимешься в квартиру».
«Ой, я забыла, извини».
«Больше не забывай».
Ничего не отвечает, хотя висит онлайн, и сообщение прочитано. Печатаю следующее:
«Всегда по‑разному. А что?»
«Ну хотя бы примерно».
«Стараюсь до семи, но иногда приходится задерживаться. Например, если назначают нового министра)».
Улыбаюсь.
«На вечер вторника ничего не планируй, я заеду за тобой в семь. Напиши адрес своей работы».
Снова висит онлайн, но ничего не пишет. Я прямо вижу, как она растерялась. Блокирую экран телефона и завожу мотор. Выйдет из ступора — ответит.
У меня на тебя большие планы, Алена.
Глава 17
«На вечер вторника ничего не планируй, я заеду за тобой в семь. Напиши адрес своей работы».
Меня пробирает мелкая дрожь, когда я читаю это. Не знаю, что ответить.
Нет, так‑то, конечно, надо написать адрес и встретиться с ним снова, вот только, кажется, мы с Ярославом немного не поняли друг друга. У меня к нему чисто деловой интерес. А у него ко мне какой?
Я планировала установить с ним дружеский контакт, чтобы задавать любые вопросы по работе и получать на них нормальные ответы. Вот как Паша. У него со всеми источниками приятельско‑деловые отношения, он с ними выпивает, а за бутылочкой всегда можно обсудить новый законопроект, повышение налогов, федеральный бюджет на следующий год и так далее.
Никольский, с одной стороны, не позволял себе чего‑то из ряда вон, но с другой, целовал в щеку, отвёз домой, попросил написать, когда я поднимусь в квартиру. Я, конечно, не забыла о его просьбе, а не написала специально. Подумала, он сказал это из вежливости, а на самом деле ему все равно, поднялась я домой или нет.
И вот он написал и спросил.
— Ален, с тобой все в порядке? — на кухню заглядывает Аня.
Я сижу на табуретке и сжимаю в руках телефон. Дрожу, будто на морозе. Зуб на зуб не попадает.
— Ань, он охрененный, — неожиданно выпаливаю.
— Кто? — не сразу понимает.
— Министр.
Лицо подруги изображается недоумением, но оно уже через несколько секунд сменяется любопытством. Она отодвигает вторую табуретку и садится рядом.
— Ты пришла два часа назад, а до сих пор не переоделась даже, — замечает. — Под таким впечатлением?
— Я еще никогда не встречала таких умных и интересных людей, Ань. Даже в МГУ.
— В МГУ у нас одни зануды были, — смеется. — Что, запала на него, да?
— Нет! — спешу заверить. — У меня к нему исключительно профессиональный интерес. Я журналист, а он министр. Никольский должен стать моим источником. Но просто он оказался на удивление интересным человеком.
— Так как встреча прошла, расскажешь?
— Хорошо. Мы перешли на «ты». Поужинали, потом он довез меня до дома.
— А почему ты дрожишь? — оглядывает меня с головы до ног и обратно.
— Не знаю… — откладываю телефон на стол и облокачиваюсь на стену. — Ладно, — выдыхаю. — Это была деловая встреча. Она прошла нормально. Лучше, чем я ожидала. Надеюсь, в дальнейшем я смогу использовать Никольского, как мне надо.
— Так ты на него запала или ты хочешь использовать его как источник информации в рабочих целях? Ты уж определись.
— Он для меня лишь источник информации, — твёрдо заявляю. — Не более того. Пока Никольский министр, он мне интересен. Как только он перестанет быть министром, потеряется и мой интерес к нему. Он, скорее всего, будет готовить реформы, которые озвучат после президентских выборов. Мне нужно первой достать эти реформы и первой о них написать.
— И как ты их достанешь?
— Найду способ.
— Какой?
— Я сделаю для этого все возможное, — обещаю, скорее, самой себе, чем подруге. — Даже украду, если потребуется.
Аня прыскает от смеха.
— Вот ты смеёшься, а мой коллега Паша все время ворует документы.
— Как?
— Приходит на совещание, например, в правительство. Там чиновникам раздают папки с документами. Журналистам их не дают. Паша сидит до конца совещания, а потом, когда все расходятся, подходит к столу и хватает документ.
— А что будет, если его поймают?
— Один раз поймали. Закрыли ему проход в правительство на два месяца. А еще однажды Паша брал интервью у какого‑то замминистра, и во время интервью этого замминистра позвал к себе министр. Он вышел из кабинета, оставив Пашу одного. Естественно, Паша этим воспользовался и сфотографировал все документы на его столе. Две недели потом писал по ним статьи, а пресс‑секретарь билась в истерике и не понимала, кто ему их слил.
— Но это же не этично! — возмущается. — Алена, у нас на журфаке целый курс был посвящён профессиональной этике журналиста! Ты забыла, что ли?
— Ань, нет этики в реальной профессии. Паша ворует документы и поэтому он самый лучший журналист в нашей редакции и на рынке в целом. Его какие только газеты не переманивали. Яна ему каждый год зарплату повышает, чтобы не ушел к конкурентам.
