Но, все встречи возникало странное чувство, что у родителей что-то не ладилось. Это сквозило в некоторых обрывках фраз мамы, печальных вздохах или воспоминаниях об их с отцом выходах или поездках куда-нибудь в прежние времена.
Третья встреча произошла в четверг в обед. Мама вновь пригласила отобедать с ней в кафе в центре города.
Несмотря на ее активную улыбку и болтовню, она казалась расстроенной.
— Что-то случилось? — не выдержав, я поинтересовалась ее состоянием. — Никогда не видела, чтобы у тебя был усталый вид и синяки под глазами.
— Все настолько очевидно? — воскликнула она, обхватив свое лицо ладонями.
— Нет, но мне заметно, — беру кружку с кофе и подношу к себе. — Ты всегда требовала превосходства во внешнем виде от меня, потому что всегда сама выглядела так, поэтому твое нынешнее состояние мне заметно, — делаю глоток, пока мама продолжает молчать. — Так, что же случилось?
— Твой отец и я…, - она немного мнется, будто пытается подобрать слова. — У нас небольшой разлад. Он словно с каждым днем становится дальше от меня. Такое чувство, что однажды я получу документы на развод. Без предупреждения и по почте.
— Не может быть такого, чтобы отец развелся с тобой. Семья у него никогда, конечно, не была в лидирующих позициях его приоритетов, но точно третье или четвертое место занимала. А тем более — ты. Он никогда особо не одобрял желания своих компаньонов сменять жен, как перчатки.
— Но, все может меняться, Аврора, — почти с паникой в глазах говорила мама. — Что мне тогда делать? Я останусь ни с чем! На улице!
— Нет без выходных ситуаций, мама, — мне искренне, стало, ее жаль. Вне богатства и роскоши мама не сможет жить. Она не знала другой жизни. — Во-первых, ничего еще не случилось. Во-вторых, мы что-нибудь придумаем.
— Мы? — пораженно, смотрит на меня, а потом в ее глазах блестят слезы и она протягивает по столу в мою сторону свою ладонь. — Ты не оставишь меня, Аврора?
Смотрю несколько мгновений на ее ладонь, а потом накрываю своей, и одобряюще сжимаю и улыбаюсь.
— Конечно.
Как бы мне не было жаль своего детства, где любовь матери была минимальна, а то и под вопросом, сейчас мне хочется верить, что все наши нынешние встречи ведут нас с ней в мирное и любящее существование. Существование, где мать любит дочь, всем сердцем. Если уж отец захочет бросить ее и оставить на улице, то я хочу быть с ней рядом и протянуть руку помощи или помочь утереть ему нос. Ведь, у меня есть возможность это сделать. К н и г о е д . н е т
Эта возможность давно «печет мой карман», потому я ее скрываю от Димы. И мне с каждым днем становится невыносимо, что я ему не сказала всей правды.
***
Банкет в честь юбилея компании отца, как всегда, кричит помпезностью и высшим уровнем.
Местом проведения был старинный особняк за городом.
Вход его был украшен большими колонами и лестницей с немалым количеством ступенек. Сам особняк был построен полумесяцем. Большие окна горели светом, в них виднелись большие хрустальные люстры. Не удивлюсь, что весь пол внутри — это сплошной старинный паркет, по которому кто только не ходил за столетия его существования.
Перед входом во дворике стоял небольшой фонтан. Его объезжали приезжающие машины и лимузины, высаживающие приглашенных гостей.
Дима помог мне выбраться с заднего сидения нашей машины.
На сегодняшнее мероприятие я надела длинное, черное, приталенное, шелковое платье «комбинацию», босоножки на шпильке в цвет. Волосы оставила прямыми, распущенными и зачесанными назад. Макияж без ярких акцентов.
Дима выбрал классику — черный костюм и белую рубашку.
— А на лестнице специально так много ступенек, чтобы женщины уже устали идти на каблуках, а их пузатые мужья вспотели, как свиньи? — недовольно, пробурчала я, смотря на количество ступенек, которые нам нужно было преодолеть.
— Или чтобы никто не мог быстро сбежать, — ухмыльнулся Дима, перекладывая мою руку себе на локоть, чтобы мне удобнее было подниматься. — Или чтобы кому-нибудь сломать шею, сославшись на несчастный случай.
— Надеюсь, сегодня будет без трупов, — тяжело выдохнув, я сделала шаг, и Дима последовал за мной.
Многочисленность была еще понятна по подъезжающим и припаркованным машинам. Банкетный зал был усыпан людьми и столиками. Музыка перемешивалась с голосами, словно рой пчел жужжал вокруг.
Мы были удивлены, обнаружив, что сидим за столом с моими родителями и несколькими известными политическими личностями города, судя по карточкам на столе.
Только, пока мы сидели за столом минут тридцать, родителей я так и не увидела. Похоже, они приветствовали гостей, перемещаясь по залу.
— Пойду, прогуляюсь, — обратилась я к рядом сидящему Диме. — Попробую найти маму.
— Ты уверена? — оглядываясь вокруг, произнес он. — Тут полно народу. Возможно, они все-таки скоро сядут за стол.
— Гости все еще прибывают и прибывают. «Скоро» может затянуться. Да и мама при отце, может вести себя по-другому.
— Хорошо, иди, — я поцеловала Диму в щеку и пошла на поиски мамы.
Обойдя весь зал, я не обнаружила маму. Решив, что возможно она находится на кухне, решая организационные вопросы, решила пройти к служебному помещению. Мимо проходили официанты с подносами. Из-за двери в конце коридора, по которому я шла, раздавались громкие звуки голосов и громыхание посуды, когда она открывалась.
Коридор был длинный и широкий, с многочисленными дверьми. В какой-то момент в коридоре я осталась одна, продолжая свой путь.
С левой стороны от меня одна из дверей была приоткрыта, оттуда слышались голоса. Я замерла возле нее, понимая, что это голос той кого я искала. И голос отца.
Прижавшись к стене спиной, я стояла и слушала их разговор.
Холод прошелся по моей спине. Сердце пропустило несколько ударов.
Какая я дура!
Глава 25
Выхожу из машины, как только она останавливается перед нашим домом, не дожидаясь пока Дима, как всегда, поможет мне выбраться из нее.
Я комок сплошного волнения. Молчала всю дорогу с тех пор, как вернулась к столику на банкете и попросила Диму увезти нас домой.
Дима, видя мое состояние, поддерживал молчание в машине, и даже стерпел то, что в машине я не позволила даже касаться своей руки.
Заходя в дом, я чувствовала его присутствие за своей спиной, поэтому без сомнений развернулась вполоборота и посмотрела на него.
— Подожди меня в своем кабинете, — его глаза внимательно изучали меня, после озвученной мною просьбы. — Дай мне несколько минут.
Я направилась в нашу спальню.
Не знаю, что будет после нашего разговора, но очень надеюсь, что все будет хорошо. Пожалуйста, Господи, пусть все будет хорошо.
Внутри меня кипел сгусток эмоций: обида, злость, сожаление и надежда.
Зайдя вглубь гардеробной, я достала с самой нижней полки под обувью рюкзак, с которым пришла в этот дом. Достала из него коричневую папку-конверт и на мгновение остановилась. Несколько раз, глубоко вздохнув и выдохнув, я направилась к мужчине, который ожидал меня.
Дима казался спокойным, стоя у окна, но я знала, что на самом деле ему не нравится неизвестность, в которую я его поставила, и то, как я сейчас виду себя. Просто, если он возьмет меня даже элементарно за руку, я рассыплюсь. Рассыплюсь на чертовы плаксивые куски жалости к самой себе.
Захожу в кабинет и сажусь в кресло перед его столом. Ожидаю, что он займет свое обычное — место за столом, но он приближается ко мне и садится в рядом стоящее кресло.
Даже в настоящий момент, в самом шатком эмоциональном состоянии, я осознаю значение ее жеста — со мной он в паре, в партнерстве, на равных.
Пожалуйста, пойми и прости меня. Я, правда, очень тебя люблю. Ты единственный остался у меня и был все это время. Ты — моя семья.
Делаю глубокий вздох, и выдаю ему, протягивая папку:
— Это документы, подтверждающие, что я являюсь владельцем большинства акций. Я — главный акционер, — отвечаю на его невысказанный вопрос. — Главной компании Симонова и той мелкой, приносящей большую прибыль… Тот самый акционер, которого ты искал.
