закончен. Ты не поел десерт. Кто знает, может быть, мой десерт испортит все твои впечатления об ужине?
— Не испортит.
— Вот и проверим.
— Белка…
— Что, Дан? — смотрит с вызовом и потом отводит взгляд, разглядывая мою грудь, колышущуюся от прерывистого дыхания.
— Ничего.
Заставляю себя разжать объятия.
— Неси десерт. Пробовать буду.
Еще несколько секунд Белочка стоит так же близко ко мне, будто чего-то ждала, но потом отходит и начинает прибирать со стола.
Я сажусь возле камина, поправляя тлеющие там дровишки, подкидываю новых.
Кажется, именно в такие моменты мужики должны курить. Но я бросил, искоренил единственную дурную привычку, зависимость. Теперь я чист и спокоен, ни от чего не завишу. От прихотей маленькой рыжей занозы, которая уже даже не целка, тем более! Жалко ей, что ли?!
— Тебе жалко? — разворачиваюсь в сторону.
Белка подпрыгивает и роняет одну из тарелок на пол, она разбивается.
— Боже, ты меня напугал! Предупреждать надо… Сначала сидишь, как истукан, а потом набрасываешься! — возмущаешься. — У тебя разгон он бездействия до скорости гепарда слишком резкий. Попробуй быть более плавным. Танцы бы тебе в этом хорошо помогли.
— Давай потанцуем.
— Я разбила тарелку из сервиза и заляпала свое платье. Оно испорчено. Это мое единственное красивое платье!
Белка расстраивается, смотря на жирное пятно от того, что она прижала к себе стопку тарелок, чтобы их все не разбить. Еще она выискивает, куда бы наступить.
— Назад развернись. Обойди осколки с другой стороны.
— Вот спасибо! — выпаливает, поступая, как я велел.
И уже издалека слышу, как она что-то бурчит. Я поднимаюсь и бесшумно крадусь следом.
— Вообще, мог и помощь предложить, но о чем это я? Истукан бесчувственный! Секса ему подавай… Я харчи за секс, что ли, готовила? Вот чурбан! Чурбанище! — сетует на меня.
— Кому жалуешься?
Белка сгружает тарелки в мойку и роняет их все.
Осколки брызжут во все стороны.
— Мои тарелки! — ахает. — Мои тарелки! Дан! Больше никогда не подкрадывайся. Никогда! — топает ногой и вдруг прижимает руку к глазам. — Ой. Кажется, мне в глаз попал осколок. Колет. Больно колет. Мамочки, я без глаза останусь. Я сейчас без глаза останусь! — рыдает.
— Дай посмотрю.
— Не дам! — отворачивается.
— Не три глаза. Дай посмотрю…
— Ты врач, что ли?! Мне нужно в больницу… Ехать долго… — шепчет в панике. — Нет, это бесполезно! Я останусь одноглазой! Он уже вытекает… Мой глаз вытекает…
— Это слезы, глупая. Иди сюда, — обхватываю ее лицо ладонями. — Руки убери, открой глаза.
— Там колется. Не могу.
— Вспоминай про свою пижаму и пуговицы, вспомнила? Вот и займись. Принт вспомни, до мелочей, сколько там птичек?
— Это лепестки.
— Один черт. Какие они? От каких цветов? Сколько?
Быстро достаю аптечку с самой верхней полки. Белка с трудом открывает зареванные глаза, приходится промыть их основательно и посмотреть через лупу, под источником света.
— Осколка нет. Есть небольшое повреждение. Все в порядке. Сейчас закапаю, все пройдет.
***
Даже после того, как Белка убедилась, что глаз больше не колет, на что ушло минут пятнадцать, не меньше, она придирчиво свой глаз рассматривала, что пришлось на нее немного порычать, чтобы оставила себя в покое.
Пока она перед зеркалом таращилась, я сам выгреб осколки в мусорный мешок, смел включил робота-пылесоса, тщательно мойку проверил: с такой, как Белка, станется, даже на ровном месте руку себе повредить или еще что-нибудь.
— Десерт будет?
— Ах да, десерт. Сейчас приберу со стола и будет десерт.
***
— Вкусный десерт. Ты зря на него наговаривала.
— Угу, — ковыряет ложкой свое мороженое без энтузиазма..
Что-то она совсем расклеилась.
Из-за предложения потрахаться, что ли? Глупая… Реагирует же на меня, что с этой бабой не так?!
Оргазмы ловила, тут ей еще предлагают — на! Только взять остается, и все будут довольны.
— Ужин вышел замечательный, — подчеркиваю. — Все на высоте.
На мой взгляд, похвала — пышная. Белка улыбается слабо и смотрит на настенные часы.
— Спешишь куда-то?
— Просто устала, если ты все, я уберу со стола и лягу спать.
— А как же вопросы?
— Да ну, — отодвигает от себя мороженое. — Глупости. Не хочу задавать.
— Обиделась?
— Ни капли.
— Точно?
— Я не обижена!
Ясно. Обиделась.
С обиженной бабой секса не получится, а жаль…
— Если устала, можешь идти.
— А…
— Я сам могу прибрать несколько тарелок. Как-то справлялся без женщины, не сломался.
— Уверен, что это были женщины? А не шлюхи какие-то? Впрочем, не важно! Можешь не отвечать, мне не интересно.
Гордо задрав свой конопатый носик, Белка почти выбегает из комнаты.
Так… Я извинился.
Я похвалил ужин.
Что еще этой рыжей надо?
Мне перед ней сплясать, что ли?!
Осло
Есть неразрешимые задачи, но я точно знаю, что эта — не из их числа. Нужно всего лишь поразмыслить хорошенько, на что могла обидеться Белка.
Даже хорошо, что она спать отправилась.
День был непростой, плюс она после голодовки, а потом так после еды раскатывает…
Пусть отдохнет, мне подумать надо.
В принципе, Ника мне почти прямым текстом сказала, на что обиделась. Нужно всего лишь признать ошибку.
Зря сравнил со шлюхой, еще и сказал, что она хуже. С другой стороны, сама виновата. Зачем рот раскрыла и херню про любимого сморозила? Когда любят, так с посторонними трахаются! И что это за любимый такой, который эту жаркую девочку на член не натянул. Импотент, что ли? Нет, соврала просто! Чтобы свой прокол прикрыть. Ну и я тоже… соврал немного.
Белка считает, что она извинилась. Извинилась за оскорбления.
Но не за любимого же. И не объяснилась.
Вот хитрая! Выходит, она не извинилась за то, что повлекло за собой реакцию, извинилась только за оскорбления, вполне заслуженно извинилась, и решила, что этого достаточно? Замечательно, я считаю! Нет, смыслами и первопричинами она управляется ловко.
Женская хитрость в действии.
Ух, бестия рыжая!
Во время обхода заглядываю к ней в комнату. Спит под двумя одеялами, попка снова выглядывает, и левая пятка поверх одеяла.
Не дает покоя мне ее задница, вынужден признать.
Есть цель. Нужны средства.
Так… Мои извинения — это не слабость и не поражение. Это тактическое отступление.
И
