наконец разглядел, оценил. Она на него не шипела, сволочью не называла… как некоторые. Зато смотрела влюбленными глазами. А глаза у нее, если очки снять, очень даже красивые.
Так, стоп, стоп! Какое мне вообще до него дело? Пусть с кем хочет, с тем и гуляет. Хоть с Криськой, хоть с кем. И если я его сегодня на секунду пожалела, это ничего не значит.
Но, вообще-то, если подумать, то, что они вместе шли, тоже ничего не значит… возможно. Я вот с Кешкой сегодня шла из школы.
Я говорила себе это, а сама понимала, что совершенно не хочу идти сейчас к Криське. Нет, я, разумеется, не собиралась с ней ссориться. Из-за кого — из-за Мирского⁈ Но сейчас не было никакого настроения идти с ней за туфлями, потом вместе заниматься.
Я достала телефон, набрала номер и сказала, что не очень хорошо себя чувствую и пойду домой.
— Жаль, — огорчилась она. — Но, конечно, иди. Ты еще, наверно, не до конца поправилась.
Ну скажи же, скажи, что из школы шла с Мирским. Ты же мне все уши о нем прожужжала.
Но нет, она промолчала. И мне стало совсем тоскливо. Шла по проспекту обратно в сторону школы, смотрела под ноги. Еще и наушники забыла дома, так бы хоть музыку послушала.
— Машка!
Я подняла голову и увидела Кешего. Ну просто день Печерникова сегодня! Он вышел из «Магнита» с двумя набитыми пакетами и остановился рядом со мной.
— Ты от Марго? Как она там?
— Да ничего, ногу растянула, в травму ездила. Завтра уже придет. У нее мило так. Поговорили о ЕГЭ, о поступлении.
— Ну круто. А она одна живет?
— Не знаю. Никого больше не было, — о второй зубной щетке и бритвенном станке я решила не говорить. Зачем? — А ты на хозяйстве?
— Да, бабушка в магаз отправила. В качестве тягловой силы. Ты торопишься?
— Да нет, а что?
— А пошли ко мне? Может, тебе бабушка что-то полезного подскажет.
Я прекрасно понимала, что подписываюсь на роль жилетки, в которую он будет плакаться про Марго. Но это не очень сильно пугало. Тем более Кеший предлагал вариант, как провести время до вечера. Я же не напрашивалась. Поэтому притворилась, что сомневаюсь, но согласилась.
Бабушка его оказалась очень приятной, напоила чаем с пирогом и стала расспрашивать, в какой институт я собираюсь. Пришлось признаться, что пойду в колледж. И даже частично объяснить причину: мне нужно работать, а в колледжах есть очно-заочные отделения.
— Трудно будет, Машенька, — вздохнула Ольга Петровна. — Но если уж поставила себе такую цель, думаю, справишься.
— Вот только не знаю, смогу ли на бюджет поступить, — пожаловалась я. — Там же средний балл аттестата учитывают, а не ЕГЭ. Может, и не хватить. Если литературу и физику смогу подтянуть, будет побольше.
— Маш, а хочешь я тебе с физикой помогу? — предложил молчавший до этого Кеший. — Все равно к ЕГЭ готовлюсь.
— Спасибо! — обрадовалась я. — Конечно, хочу.
— Ну тогда прямо сейчас и начнем.
Сева
— Сев, привет!
С трудом оторвав взгляд от сладкой парочки на подоконнике, я обернулся.
Ой, кто это? Вербицкая⁈ Да ладно!
Без очков, подкрашена, волосы как-то интересно уложены. Кофточка, вроде, новая, вполне так модная. Как будто услышала мое вчерашнее мысленное пожелание.
Надо же, какой она, оказывается, может быть миленькой.
Волшебное преображение заметил не только я. Кеший пихнул локтем Машку и дернул подбородком: смотри, мол.
— Криська, ты что, очки потеряла?
До чего ж у него противный голос! И сам он… Так бы и втащил в табло. И какого хрена он вообще прилип к Машке? А та и рада, лыбится до ушей. А я, идиот, надеялся, что придет после каникул, на меня посмотрит. Может, даже и улыбнется. Вот так же. С чего я вообще это взял? С того, что ответила в Контактике? Не послала подальше, и на том спасибо. Вот и обтекай теперь, Сева. Смотри, как она с Кешим любезничает.
Твою мать, ладно бы еще с кем-то, но с Кешим⁈ Что она вообще нашла в этом петросяне долбаном? Клоун несчастный! Чучело! Как бабушка говорила, каков Антошка, такова и одежка. И одежка стремная, и рожа кривая, и имя тупое. Разве нормального человека могут звать Иннокентием?
Ебукентий, блин!
— Привет, Крись!
Она прямо расцвела. Зато Машка как-то сразу помрачнела.
А что такое, Машенька? Что тебе не нравится? Что твоей подружке кто-то улыбнулся?
Меня уже несло — от злости, от ревности, от разочарования. Так несло, что остановиться не мог.
Пришел историк Чижик, открыл кабинет. Опередив Машку, я бросил сумку на последнюю парту. Рядом с Вербицкой.
— Что за дела? — возмутилась Машка.
— Освобождаю тебе твое место. Лучше поздно, чем никогда, правда?
Мы стояли и смотрели друг на друга. А все вокруг — на нас. Я словно на пленку это снимал. Или нет, выжигал лазером на диск. И глаза — почти черные, сощуренные по-кошачьи. И подрагивающие ноздри. И стиснутые челюсти — так, что проступили углы. И губы, что-то беззвучно шепнувшие.
Ой, да ладно. Несложно догадаться. «Сволочь», что же еще. Я ж не Кешенька. Это он, наверно, золотко, солнышко, зайчик — или как ты там его называешь?
Она не выдержала первая. Дернула плечом, села рядом с обалдевшей Лидкой. Я тоже плюхнулся на стул и повернулся к Вербицкой, красной, как помидор.
— Крись, а давай вечером в кино сходим? Ты «Воздушного маршала» смотрела?
Она покачала головой.
— В смысле? — уточнил я. — Не смотрела или не пойдешь?
— Не смотрела. Пойдем.
— Да-да, сходи, Крисенька, — сладким голоском, полным яда, мяукнула Лидка. Наверняка и когти выпустила. — Расскажешь нам потом, как это. А то ведь никто до сих пор такой чести не удостоился — с Мирским куда-то сходить. Где уж нам, сирым и убогим. Это ты у нас теперь красоточка.
— Зависть — непродуктивное чувство, — хмыкнул я, расстреливая взглядом Машкин затылок. Как бы мне хотелось сейчас забраться туда и узнать, о чем она думает. Но не факт, что понравилось бы. Скорее, наоборот.
Звонок хлестнул по нервам, отозвался ноющим эхом в желудке. Начался урок, Чижик о чем-то рассказывал, но слова пролетали мимо, как гудок встречного поезда. Я все так пялился на Машку, на ее волосы, темно-каштановые, с
