Эстель:
— А почему вы вместе спите? — и подозрений в этом голосе тьма. Я высовываюсь из-за плеча Воронцова, чтобы посмотреть на юного лейтенанта Коломбо, и встречаю тот самый прищур.
Я лягаю папашу, чтобы он сам объяснял дочери, как так вышло.
Тем временем Тимка окончательно гнездится между мной и Виктором, поглядывая на того неодобрительно. Воронцов переходит к устным коммуникациям только после того, как мелкий нечаянно задевает его по голове мусоровозом, без которого он никуда.
— Заходить без стука невежливо, — шипит он, потирая ушиб. — Надо стучать. И запирать двери.
Это уже мне.
Я только целую ребенка в щечку. Мой герой.
Не выдержав того, что основное внимание уделяется Тиму, Тиль тоже присоединяется к нам. Вместе с зайцем. И влезает тоже между отцом и Тимкой, окончательно отодвигая Воронцова от меня, отчего мне становится легче дышать.
— Доброе утро, — глядя исподлобья, надувается ревнивая Тиль.
До Виктора доходит, что ему обламывается абсолютно все. А еще, что я об этом совершенно не жалею. Смотрит на меня так, будто укусить хочет, но, увы.
В виду отсутствия перспектив, ему ничего не остается кроме как встать с кровати.
Ф-фух. Еще один повод для облегчения. На нем боксеры. То есть Воронцов хотя бы не лег ко мне в постель совсем без одежды.
— Варвара, нам нужно поговорить! — и поводит голыми плечами.
Я возмущенно смотрю на то, что обтягивает ткань боксеров, и радуюсь, что конкретно сейчас Тиль занята зайцем.
— Определенно не прямо сейчас! — указываю я взглядом на внушительную выпуклость.
У него даже кулаки сжимаются.
— После завтрака у меня! — повернувшись ко мне и детям тылом, рявкает Воронцов и исчезает за смежной дверью.
Нам точно нужно поговорить. С этим я совершенно согласна.
Мне нужны объяснения.
И гарантии, что это больше не повторится.
Или нам не по пути.
Однако, когда я наконец выпроваживаю детей и привожу себя в порядок, весь мой боевой задор улетучивается. Я уже не такая смелая, он же…
Видел меня голой!
Щупает с самой первой встречи. Безнаказанно! Он неизвестно, что он видел ночью. И это его «зря сдерживался» меня совершенно не успокаивает, потому что со сдержанностью у Воронцова суровый напряг, и что он понимает под этим словом, одному богу известно.
Представив, как Виктор ночью пришел ко мне, я снова краснею. А при воспоминании о его взгляде, когда он стаскивал с меня простынь, приходит совершенно однозначное волнение. В животе холодеет, а потом сжимается. Колени слабеют, и, не доверяя им, я плюхаюсь на кровать, хотя уже собираюсь идти на завтрак.
Все-таки он слишком мужчина.
Это никак не меняет моего решения не сдаваться и после сегодняшнего грядущего разговора поставить вопрос ребром, но внезапно я понимаю, что мне жаль, что Воронцов такой как есть.
И неожиданно на него за это злюсь.
Ну вот только я изменила свое мнение о нем в лучшую сторону, как он опять все испортил. И это только говорит о том, что первое впечатление о нем было верным.
Мне Виктор не подходит ни для чего. Это понимаю я, это понимает он.
И все равно прет напролом.
Удачно накрутив себя, я перестаю смущаться идиотской ситуации, но, увы, ненадолго.
За завтраком Виктор, словно испытывая мое терпение, постоянно провоцирует меня, говоря двусмысленности и странные комплименты. Похоже, он тоже не в духе. Утренний облом доставил ему физический дискомфорт и нанес удар по самолюбию, но это уже слишком. К тому моменту, как завтрак заканчивается, я снова киплю.
— Варвара, у нас с вами остался незавершенный разговор, — напоминает Воронцов, отставляя чашку. — Екатерина, присмотрите за детьми…
— А ты опять с Варей спать будешь? — уточняет Эстель, и я готова провалиться сквозь землю. Екатерина закашливается и прячет лицо за салфеткой.
— Я бы с удовольствием, Тиль, — серьезно отвечает Воронцов.
— Виктор Андреевич! — хватаю я ртом воздух.
— Через десять минут жду тебя в кабинете.
Я смотрю ему вслед, и мне страшно идти. От утреннего Воронцова будто кругами расходится агрессивная энергия… и немного возбуждающая. Может, смыться прямо сейчас?
Нет. Бояться нечего. Мы взрослые люди. Договоримся.
Но, кажется, я ошибаюсь, потому что, выходя, Виктор бросает:
— Я вчера не успел вручить подарок тебе. Надо примерить.
Через десять минут я стою на пороге спальни Воронцова.
Не зная, что от него ожидать, я не тороплюсь закрывать дверь и проходить глубже.
Сердитый Виктор стоит спиной к окну в ореоле падающего света, смотрит прямо на меня и выглядит очень внушительно.
Крупный мальчик.
— Ну что же ты, Варвара, проходи, — рокочет он.
В голосе его усиливается сиплая хрипотца.
— Я бы предпочла поговорить в другом месте. Я знаю, у вас здесь есть кабинет, — намекаю я.
— У меня много чего есть, — ворчит Виктор. — Чем же тебя не устраивает моя спальня?
Я слышу в его словах подтекст. Все утро Воронцов изгаляется в двусмысленностях, с удовольствием наблюдая, как я реагирую. Я пытаюсь заставить себя не обращать внимания, чтобы не развлекать его своим смущением, но у меня ничего не выходит.
— Я считаю это место неподходящим, — упираюсь я.
— Тронь, — произносит Виктор с нажимом, но уголки его губ трогает улыбка, Воронцова все еще веселит моя фамилия. — Поверь мне, любое место кажется мне подходящим для того, что находишь неподходящим ты. И локация значения не имеет. Кровать рядом или письменный стол.
Он тянется к стеллажу и, подхватив с него мяч-антистресс, начинает мять его длинными сильными пальцами, пристально глядя на меня.
Закрытое вязаное платье под горло внезапно кажется мне чересчур облегающим.
Я чувствую, как краска медленно заливает шею и лицо.
Виктор, похоже, что-то сломал во мне или испортил, потому что абсолютно все, что он говорит или делает, видится мне очень неприличным.
Вот и сейчас я вспоминаю, как его руки сжимали мою грудь сегодня утром, и как это было приятно.
— Виктор Андреевич… — нахожу в себе силы возразить, но меня не особо хотят слушать.
— Варвара, не трать мое время, — высекает он. — Если ты не готова подкрепить делом фантазии, которые у меня возникнут в кабинете, то смысла идти туда нет. Ты же не боишься меня?
Насмешливый взгляд снова оглаживает мои изгибы.
Воронцов чертовски прав. Я боюсь. Но только не его самого, а того, как он на меня действует. Мне в самом деле пора заняться личной жизнью. Не хотелось бы из-за буйства гормонов связаться не с тем человеком.
— Ночью у меня был такой соблазн, Варя, — тон Виктора становится ниже, — и я смог сдержаться, правда, теперь
