А потом я вдруг садилась на стул, в шоковом состоянии прижимая холодные ладони к щекам, осознавая, что же произошло на самом деле. Амир не убил меня, защищая от пули бывшего жениха, спрятал в огромном доме на краю города, только бы бандиты не нашли. Пообещал принести и сделать документы, чтобы никогда и никто не смог лишить меня жизни.
Он не сказал, но я поняла по поведению Олега в тот день: в криминальном мире нет срока давности для преступлений или случайной ошибки. Я стала свидетелем теневой стороны жизни его банды, видела многих людей, стала свидетельницей преступления, в котором, при желании, могут обвинить и меня. Если не он, тогда кто-то другой обязательно найдет меня и сделает все, чтобы я пострадала, поплатилась за свои слова.
А что может одна девушка против огромного преступного синдиката, настоящего спрута?
— Черт, Колоколова, ну и вляпалась же ты!
Поэтому мне оставалось только ждать Амира, когда он принесет обещанные документы, чтобы я могла уехать отсюда, забыть как страшный сон все, что произошло. Начинать новую жизнь с нуля мне не привыкать — после того, как Олег изменил мне в день свадьбы, я сбежала в другой город от жалостливых взглядов, глухого порицания, злости и ужасающей, страшной боли. Начала все с начала. И в этот раз начну.
А сейчас я живу в этом доме, как одинокая, заточенная в неволе пленница. Это и странно, и ужасно, и в то же время кажется уже нормальным…
Если говорить начистоту, то я смирилась с тем, что у меня появится новое имя, новая фамилия, что чуть позже я немного сменю внешность. Думала: в какой цвет лучше выкрасить свои волосы? Стать блондинкой? Брюнеткой? Рыжей? Какой лучше?
Сама думаю об этом, и сама же себя обрываю на полуслове: рано еще, может быть, все еще решится совсем по-другому, и мне не придется убегать из этого города, оставив в нем все, что у меня было, начиная от цвета волос и заканчивая моей настоящей и еще не прожитой жизнью. Но сама же понимаю: если я решусь пойти в полицию и все рассказать, для начала мне нужно будет выйти из этого дома и живой дойти до прокуратуры…
Но наконец, недельный срок моего ожидания истек.
Я знала, что сегодня он точно появится, а потому уложила волосы в прическу, тщательно распрямив пряди, побрызгала за ухом и на запястьях капелькой туалетной воды, ярко и выразительно накрасила глаза, подвела брови.
Все это время говорила себе, что прихорашиваюсь только для того, чтобы почувствовать себя лучше, ведь красивое платье всегда дарит женщине настоящее солнечное настроение. И брутальный, красивый, притягательный и невероятно опасный мужчина тут не при чем.
Все бы ничего, однако белье я достала самое сексуальное, больше похожее на морскую пену, из которой могла явиться Афродита. Распрямила все складочки, чтобы оно выгоднее подчеркивало достоинства тела.
Выбрала невероятно красивое платье из всего того многообразия одежды, которое уже разместилось в шкафу. Атласное, бежевое, покрытое сверху черным кружевом, оно создавало эффект нагого тела, завернутого в резную узорчатую ткань. Застегнув на спине молнию, убедилась, что сидит оно просто идеально, красиво подчеркивая все изгибы фигуры.
Чувствовала себя невероятно уверенной ровно до того момента, пока не услышала стук в дверь.
И тут же сердце забилось заполошно, внизу живота появилась непривычная тяжесть, а руки тут же метнулись вверх — поправлять и без того идеальную прическу.
— Здравствуй, Наташа, — отворилась дверь, и мы оба замерли, как в замедленной съёмке вбирая в себя все оттенки настроения друг друга.
Амир не говорил ничего, но за него кричали глаза: он буквально впился взглядом в мое тело, сканируя все, что открывалось его взору, начиная от кончиков пальцев, которые едва заметно выглядывали из золотых босоножек на устойчивом каблуке, до мочек ушей, в которых блестели на свету от бра жемчужины в золотой оправе.
— Здравствуй, Амир…
28
Даже в тот день, когда Олег вонзил мне в спину свой нож по самую рукоятку, я не чувствовал такого бешенного прилива адреналина. Все внутри взорвалось фейерверком, загорелось страшным, безумным огнем, и это был не тлеющий костер похоти, о нет. Это было чистое, настоящее, наивысшее желание, которое только может чувствовать мужчина по отношению к женщине, к своей женщине.
Все в ней сейчас было создано специально для меня, и я это чувствовал, понимал, принимал и вдыхал всеми фибрами своей измученной души. Легкий поворот головы, вьющиеся пряди, случайно выбившиеся из какой-то сложной прически, правильно подобранная косметика… и… платье…
Боже, что это за платье…
Настоящая мУка. Сбывшаяся фантазия, забытый сон.
При виде на нее в самом средоточье тела закрутился и вырвался на свободу ураган эмоций, буквально перехватив дух. По венам пробежала настоящая разбавленная ртуть, заставляя почувствовать земное притяжение, а после, вдруг, неожиданно для самого себя, — невесомость. Конечности, чресла, загорелись бешенной жаждой обладания, и мне даже пришлось прикрыть глаза, чтобы девушка, проходя мимо, не поняла, какой ад разверзся внутри, какие демоны выбрались из своих потаенных нор, какие желания пробудила она во мне своим только видом.
Всю эту неделю я старательно держался от нее подальше. Не приезжал, хотя готов был пешком идти в этот отдаленный дом, спрятанный ото всех, не звонил, хотя оставил включенный телефон с одним только своим номером, вбитым в память, и спрятанным в кухне, чтобы она нашла его случайно. Не делал ничего такого, что могло бы сказать мне: ты сломлен, мудак. Ты пропал.
И теперь, глядя на нее в темноте комнаты, видя отражение ее обнаженной спины с трогательно выступающими позвонками, ловя блеск нежной кожи, мог сказать себе совершенно точно: ты пропал, мудак. Ты пропал.
— Не думала, что ты придешь сегодня, — голос ее, немного хриплый и тихий, отрезвил на секунду, но отозвался где-то в глубине души странным перезвоном, будто бы гитарист, после проверки струн, наиграл прекрасную мелодию.
Я изогнул бровь. Не ждала, но выбрала самое развратное платье. Не ждала, но собрала волосы, чтобы продемонстрировать свою длинную, белую, нежную шею. Не ждала, но использовала те духи, которые я выбрал ей в салоне.
Не ждала…
— Очень скучно сидеть столько дней взаперти, — улыбнулась она, но в этой улыбке была уверенность царицы в своей власти над починенными. Я хмыкнул — почувствовал такое сильное желание подойти и в два счета стереть эту улыбку, изменив ее направление, заставив стонать от предвкушения…
Но сдержал себя. Снова. Я — не животное, не Хан, и не те придурки, которые насиловали мою сестру всю ночь. Я пользуюсь только той любовью, которую могу купить. А эта девушка мне не по средствам, и я сейчас говорю не о деньгах…
— Правда, я думала уйти, — она на одну секунду широко улыбнулась, продемонстрировав ряд жемчужных зубов, и тут же снова приняла смиренный вид. — Но твой охранник не дал.
Она помолчала, ожидая, что я прокомментирую ее глупое решение сбежать через забор после моего страстного, жгучего поцелуя, когда все внутри сорвалось с места и прорвалось желанием обладать девушкой, напугав ее до смерти.
— Ты знаешь…он ведь настоящий дог, — Наташа ухмыльнулась, не обращая внимание на то, что сейчас ее беседа превращается в монолог, а я становился только восхищённым зрителем главной примы театра. — Я сорок минут кралась к забору через кусты, даже занозу где-то успела посадить, а он посветил на меня своим фонариком, и даже слова не сказал.
Она посмотрела в темное окно, где уже скоро должен был забрезжить разноцветными красками рассвет.
— Но я все поняла и приняла. Я — не пленница, ты прав. Просто ожидающая своей очереди девушка…
Кажется, она имела в виду что-то другое, говоря эту фразу, потому что вдруг посмотрела на меня с затаенной болью и серой печалью.
— Но, — тут же взяла себя в руки, не давая мысли развиться и прийти к каким-то выводам, улыбнулась и даже выпрямилась, став немного выше. — Теперь все будет иначе, правда?
